he new and the unknown. К приходу нового и неизвестного.
He gazed across the empty stillnesses Он вглядывался через пустые безмолвия
And heard the footsteps of the undreamed Idea И слышал шаги невообразимой Идеи
In the far avenues of the Beyond. На далеких авеню Запредельного.
He heard the secret Voice, the Word that knows, Тайный Голос он слышал, Слово, что знает,
And saw the secret face that is our own. И лик тайный видел, что есть наш собственный лик.
The inner planes uncovered their crystal doors; Внутренние планы обнаружили свои хрустальные двери;
Strange powers and influences touched his life. Странные влияния и силы его жизни касались.
A vision came of higher realms than ours, Пришло видение царств более высоких, чем наше;
A consciousness of brighter fields and skies, Осознание более светлых полей и небес,
Of beings less circumscribed than brief-lived men Существ, ограниченных менее, чем краткоживущие люди,
And subtler bodies than these passing frames, И тел более тонких, чем эти преходящие формы,
Objects too fine for our material grasp, Объектов, для нашей материальной хватки слишком прекрасных,
Acts vibrant with a superhuman light Действий, вибрирующих со сверхчеловеческим светом,
And movements pushed by a superconscient force, И движений, толкаемых суперсознательной силой,
And joys that never flowed through mortal limbs, И радостей, что никогда не текли через смертные члены,
And lovelier scenes than earth's and happier lives. И более прекрасных, чем у земли, чувств, и более счастливых жизней.
A consciousness of beauty and of bliss, Сознание красоты и блаженства,
A knowledge which became what it perceived, Знание, которое становится тем, что оно постигает,
Replaced the separated sense and heart Сменили разделенные чувство и сердце
And drew all Nature into its embrace. И привлекли всю Природу в объятия.
The mind leaned out to meet the hidden worlds: Ум встречать скрытые миры повернулся:
Air glowed and teemed with marvellous shapes and hues, Воздух пылал и изобиловал удивительными формами и оттенками,
In the nostrils quivered celestial fragrances, В ноздрях трепетали ароматы небесные,
On the tongue lingered the honey of paradise. На языке медлил мед парадиза.
A channel of universal harmony, Канал универсальной гармонии,
Hearing was a stream of magic audience, Слух потоком магической аудиенции был,
A bed for occult sounds earth cannot hear. Ложем для звуков оккультных, которых не может слышать земля.
Out of a covert tract of slumber self Из сокрытых трактов дремлющей самости
The voice came of a truth submerged, unknown Голос пришел глубоко погруженной неведомой истины,
That flows beneath the cosmic surfaces, Который течет под космическими поверхностями,
Only mid an omniscient silence heard, Только среди всезнающего безмолвия слышимый,
Held by intuitive heart and secret sense. Интуитивным сердцем удерживаемый и тайным чувством.
It caught the burden of secrecies sealed and dumb, Он поймал груз тайн немых, запечатанных,
It voiced the unfulfilled demand of earth Он сообщает свой голос требованию земли неисполненному
And the song of promise of unrealised heavens И обещания песне неосуществленных небес,
And all that hides in an omnipotent Sleep. И всему, что во всемогущем прячется Сне.
In the unceasing drama carried by Time В непрекращающейся драме, влекомой Временем
On its long listening flood that bears the world's По своему долгому слушающему половодью, что несет
Insoluble doubt on a pilgrimage without goal, Неразрешимое сомнение мира в бесцельном паломничестве,
A laughter of sleepless pleasure foamed and spumed Неусыпного удовольствия смех пузырился и пенился
And murmurings of desire that cannot die: И журчания желания, умереть не может которое:
A cry came of the world's delight to be, Крик летел мирового восторга быть,
The grandeur and greatness of its will to live, Великолепие и величие его воли жить,
Recall of the soul's adventure into space, Зов назад к авантюре души в космосе:
A traveller through the magic centuries Через магические века путешественник
And being's labour in Matter's universe, И труд существа во вселенной Материи,
Its search for the mystic meaning of its birth Его поиск мистического значения своего рождения
And joy of high spiritual response, И радость высокого духовного отклика,
Its throb of satisfaction and content Его пульс удовлетворения и довольства
In all the sweetness of the gifts of life, Во всей сладости даров жизни,
Its large breath and pulse and thrill of hope and fear, Его дыхание обширное, биение и трепет надежды и страха,
Its taste of pangs and tears and ecstasy, Его вкус боли и слез, и экстаза,
Its rapture's poignant beat of sudden bliss, Его восторга острый удар блаженства внезапного,
The sob of its passion and unending pain. Рыдание его страсти и нескончаемой боли.
The murmur and whisper of the unheard sounds Бормотание и шепот неслышимых звуков,
Which crowd around our hearts but find no window Что толпятся вокруг наших сердец, но не находят окна,
To enter, swelled into a canticle Чтоб войти, выросли в гимн
Of all that suffers to be still unknown Всего, что страдает, чтоб быть, еще неизвестное,
And all that labours vainly to be born И всего, что трудится тщетно, чтоб быть рожденным,
And all the sweetness none will ever taste И всей сладости, которой никогда никто не отведает,
And all the beauty that will never be. И всей красоты, которой не будет никогда.
Inaudible to our deaf mortal ears Неслышные нашим глухим смертным ушам
The wide world-rhythms wove their stupendous chant Мировые широкие ритмы ткали свою громадную песнь,
To which life strives to fit our rhyme-beats here, К которой подогнать наши ритмы-удары здесь жизнь стремиться,
Melting our limits in the illimitable, Плавя наши границы в неограничиваемом,
Tuning the finite to infinity. Настраивая конечное на бесконечность.
A low muttering rose from the subconscient caves, Низкий гул поднимался из пещер подсознательных,
The stammer of the primal ignorance; Заикание первоначального неведения;
Answer to that inarticulate questioning, Ответом на это нечленораздельный вопрос,
There stooped with lightning neck and thunder's wings Там склонился с молнией-шеей и крыльями грома
A radiant hymn to the Inexpressible Сияющий гимн Несказанному
And the anthem of the superconscient light. И хорал суперсознательного света.
All was revealed there none can here express; Все там было явлено, что никто не может здесь выразить;
Vision and dream were fables spoken by truth Видение и греза были сказками, рассказываемыми правдою,
Or symbols more veridical than fact, Или символы были правдивей, чем факт,
Or were truths enforced by supernatural seals. Или были истинами, сверхприродными печатями в жизнь проведенными.
Immortal eyes approached and looked in his, Бессмертные глаза приближались и глядели в его
And beings of many kingdoms neared and spoke: И существа многих царств приходили и говорили:
The ever-living whom we name as dead Вечно живые, которых мы называем умершими,
Could leave their glory beyond death and birth Могли свою славу за пределами рождения и смерти оставить,
To utter the wisdom which exceeds all phrase: Чтоб провозгласить мудрость, превосходящую всякую фразу:
The kings of evil and the kings of good, Цари добра и цари зла,
Appellants at the reason's judgment seat, Апеллирующие к судейскому трону рассудка,
Proclaimed the gospel of their opposites, Провозглашали евангелие своих оппозиций,
And all believed themselves spokesmen of God: И каждый считал себя глашатаем Бога:
The gods of light and titans of the dark Боги света и тьмы титаны
Battled for his soul as for a costly prize. За его душу как за драгоценный приз бились.
In every hour loosed from the quiver of Time Каждый час, освобожденный от трепета Времени,
There rose a song of new discovery, Там поднималась песнь открытия нового,
A bow-twang's hum of young experiment. Юного эксперимента звон тетивы.
Each day was a spiritual romance, Каждый день был духовным романсом,
As if he was born into a bright new world; Он будто рождался в мире новом и ярком;
Adventure leaped an unexpected friend, Приключение прыгало неожиданным другом
And danger brought a keen sweet tang of joy; И опасность несла острый и сладкий вкус радости;
Each happening was a deep experience. Каждое событие глубоким переживанием было.
There were high encounters, epic colloquies, Там были высокие встречи, беседы эпические,
And counsels came couched in celestial speech, Туда приходили советы, излагаемые небесною речью,
And honeyed pleadings breathed from occult lips И медовые мольбы с уст оккультных слетали,
To help the heart to yield to rapture's call, Чтоб помочь сердцу уступить зову восторга,
And sweet temptations stole from beauty's realms И сладкие искушения крались из царств красоты
And sudden ecstasies from a world of bliss. И экстазы внезапные из мира блаженства.
It was a region of wonder and delight. Это был регион восторга и чуда.
All now his bright clairaudience could receive; Все сейчас его ясновидческий слух мог воспринять;
A contact thrilled of mighty unknown things. Контакт, трепещущий от могучих неизвестных вещей.
Awakened to new unearthly closenesses, Пробужденное к неземным новым близостям,
The touch replied to subtle infinities, Касание отвечало бесконечностям тонким
And with a silver cry of opening gates И с серебряным криком ворот открывающихся
Sight's lightnings leaped into the invisible. Молнии зрения в незримое прыгали.
Ever his consciousness and vision grew; Его сознание и зрение постоянно росли;
They took an ampler sweep, a loftier flight; Они открывали больший простор, более высокий полет;
He passed the border marked for Matter's rule Он пересекал границу, проведенную для правления Материи,
And passed the zone where thought replaces life. И миновал зону, где мысль жизнь заменяет.
Out of this world of signs suddenly he came Из этого мира знаков внезапно он вышел
Into a silent self where world was not В себя молчаливого, где мира не было,
And looked beyond into a nameless vast. И глядел по ту сторону в безымянную ширь.
These symbol figures lost their right to live, Эти символические фигуры теряли свое право на жизнь,
All tokens dropped our sense can recognise; Все приметы отброшены, которые может узнать наше чувство:
There the heart beat no more at body's touch, Там сердце больше не билось на касание тела,
There the eyes gazed no more on beauty's shape. Там глаза больше не смотрели на красоты форму.
In rare and lucent intervals of hush В прозрачных и редких интервалах безмолвия,
Into a signless region he could soar В регион, где нет знаков, он мог воспарить,
Packed with the deep contents of formlessness Наполненный глубоким содержимым бесформенного,
Where world was into a single being rapt Где мир был в единственное существо поглощен
And all was known by the light of identity И все было светом идентичности ведомо,
And Spirit was its own self-evidence. И Дух был своей самоочевидностью собственной.
The Supreme's gaze looked out through human eyes Взгляд Всевышнего смотрел через глаза человеческие
And saw all things and creatures as itself И видел все вещи и создания как себя
And knew all thought and word as its own voice. И знал всякую мысль и всякое слово как свой собственный голос.
There unity is too close for search and clasp Там единство чересчур близко для объятий и поиска,
And love is a yearning of the One for the One, И любовь - стремление Одного к Одному,
And beauty is a sweet difference of the Same И красота - сладостное различие все Того же,
And oneness is the soul of multitude. И единство - души множество.
There all the truths unite in a single Truth, Там все истины объединяются в единую Истину
And all ideas rejoin Reality. И воссоединяются все идеи с Реальностью.
There knowing herself by her own termless self, Там, знающая себя своей собственной неограниченной самостью,
Wisdom supernal, wordless, absol...
Продолжение на следующей странцие...
