его идеала отмели были глубиной ее плавания:
Life in its boundaries lingered satisfied Жизнь в своих границах медлила, удовлетворенная
With the small happiness of the body's acts. Действий тела маленьким счастьем.
Assigned as Force to a bound corner-Mind, Предназначенная как Сила для ограниченного Разума,
Attached to the safe paucity of her room, К надежной малочисленности своих комнат привязанная,
She did her little works and played and slept Она делала свои маленькие работы, играла и спала,
And thought not of a greater work undone. И не думала о более великой работе несделанной.
Forgetful of her violent vast desires, Забывшая свои обширные желания неистовые,
Forgetful of the heights to which she rose, Забывшая высоты, к которым она поднималась,
Her walk was fixed within a radiant groove. Ее тропы были установлены в колее лучезарной.
The beautiful body of a soul at ease, Прекрасное тело души безмятежной,
Like one who laughs in sweet and sunlit groves, Как тот, кто смеется в сладких солнцем залитых рощах,
Childlike she swung in her gold cradle of joy. Ребенку подобная, она раскачивала свою золотую колыбель радости.
The spaces' call reached not her charmed abode, Пространств зов не достигал ее жилья очарованного.
She had no wings for wide and dangerous flight, Для широкого и опасного полета у нее не было крыльев,
She faced no peril of sky or of abyss, Он не встречала опасность пучины и неба,
She knew no vistas and no mighty dreams, Она не знала ни перспектив, ни грез могучих,
No yearning for her lost infinitudes. Ни стремления к утраченным своим бесконечностям.
A perfect picture in a perfect frame, Совершенная в совершенной раме картина,
This faery artistry could not keep his will: Это феерическое искусство не могло задержать его волю:
Only a moment's fine release it gave; Лишь мимолетное превосходное облегчение оно принесло;
A careless hour was spent in a slight bliss. Беззаботный час прошел в легком блаженстве.
Our spirit tires of being's surfaces, Наш дух от поверхностей бытия устает,
Transcended is the splendour of the form; Перерастает великолепие формы;
It turns to hidden powers and deeper states. Он поворачивает к спрятанным силам и состояниям более глубоким.
So now he looked beyond for greater light. Так ныне он глядел дальше в поисках более великого света.
His soul's peak-climb abandoning in its rear Его души высокий подъем, покидал в своем восхождении
This brilliant courtyard of the House of Days, Этот бриллиантовый внутренний двор Обители Дней;
He left that fine material Paradise. Он оставлял этот материальный Парадиз превосходный,
His destiny lay beyond in larger Space. Его судьба лежала дальше в более обширном Пространстве.
End of Canto Two Конец песни второй
Canto III Песнь третья
THE GLORY AND FALL OF LIFE Слава и падение Жизни
An uneven broad ascent now lured his feet. Неровное крутое восхождение соблазняло сейчас его ноги.
Answering a greater Nature's troubled call Отвечая беспокоящему зову более великой Природы,
He crossed the limits of embodied Mind Он пересек границы воплощенного Разума
And entered wide obscure disputed fields И вступил в широкие неясные поля диспутирующие,
Where all was doubt and change and nothing sure, Где все было сомнением, изменением, ничто не надежно,
A world of search and toil without repose. Мир поиска и тяжелого без передышки труда.
As one who meets the face of the Unknown, Как тот, кто встречает лик Неизвестного,
A questioner with none to give reply, Вопрошает, когда отвечать некому,
Attracted to a problem never solved, К проблеме притягиваемый, не решенной ни разу,
Always uncertain of the ground he trod, Все время неуверенный в почве, по которой ступал,
Always drawn on to an inconstant goal Все время к непостоянной цели влекомый,
He travelled through a land peopled by doubts Через страну, населенную сомнениями он путешествовал
In shifting confines on a quaking base. В непостоянных пределах на основе колеблющейся.
In front he saw a boundary ever unreached Впереди он увидел границу, еще никем не достигнутую,
And thought himself at each step nearer now,- И думал сам, что с каждым шагом становится ближе, -
A far retreating horizon of mirage. Далекий отступающий горизонт миража.
A vagrancy was there that brooked no home, Там было скитание, что терпеть дома не может,
A journey of countless paths without a close. Путешествие несчетных тропинок, ничем не кончающихся.
Nothing he found to satisfy his heart; Ничего не находил он, что его удовлетворяло бы сердце;
A tireless wandering sought and could not cease. Неустанные блуждания искали и не могли прекратиться.
There life is the manifest Incalculable, Там жизнь есть проявленный Неисчислимый,
A movement of unquiet seas, a long Движение беспокойного моря, долгий
And venturous leap of spirit into Space, И смелый прыжок духа в Пространство,
A vexed disturbance in the eternal Calm, Раздраженное беспокойство в вечном Покое,
An impulse and passion of the Infinite. Импульс и страсть Бесконечного.
Assuming whatever shape her fancy wills, Принимая всякую форму, которую ее фантазия желает,
Escaped from the restraint of settled forms Отделавшаяся от сдержанности установленных форм,
She has left the safety of the tried and known. Она оставила надежность испытанного и известного.
Unshepherded by the fear that walks through Time, Она, которую не пас страх, что гуляет во Времени,
Undaunted by Fate that dogs and Chance that springs, Не затрагиваемая идущим по пятам Роком и внезапно возникающим Случаем,
She accepts disaster as a common risk; Принимает как обычный риск бедствие;
Careless of suffering, heedless of sin and fall, Не заботясь о страдании, не обращающая внимания на грех и падение,
She wrestles with danger and discovery Она опасно и совершая открытия борется
In the unexplored expanses of the soul. В протяженностях души неисследованных.
To be seemed only a long experiment, Выглядящий экспериментом лишь длительным,
The hazard of a seeking ignorant Force Азартным риском поисков Силы невежественной,
That tries all truths and, finding none supreme, Что все истины пробует и, ни одну не находя высшей,
Moves on unsatisfied, unsure of its end. Идет дальше, неудовлетворенная, не уверенная в своем завершении.
As saw some inner mind, so life was shaped: Как видел какой-то внутренний разум, формировалась так жизнь:
From thought to thought she passed, from phase to phase, От мысли к мысли она проходила, от фазы к фазе,
Tortured by her own powers or proud and blest, Мучимая своими собственными силами или, гордая и блаженная,
Now master of herself, now toy and slave. Сейчас владеет собой, сейчас - игрушка и раб.
A huge inconsequence was her action's law, Великая непоследовательность была ее действий законом,
As if all possibility must be drained, Как если бы всякая возможность должна была испита до дна,
And anguish and bliss were pastimes of the heart. И мука и блаженство были играми сердца.
In a gallop of thunder-hooved vicissitudes В галопе громовых копыт перемен
She swept through the race-fields of Circumstance, Она проносилась по гоночным полям Обстоятельства,
Or, swaying, she tossed between her heights and deeps, Или, колеблясь, между своими высотами и глубинами металась,
Uplifted or broken on Time's inconstant wheel. Поднятая или разбитая на непостоянном колесе Времени.
Amid a tedious crawl of drab desires Среди скучного ползания серых желаний
She writhed, a worm mid worms in Nature's mud, Она корчилась, червь средь червей в грязи Природы,
Then, Titan-statured, took all earth for food, Затем, ростом Титана, брала всю землю как свою пищу,
Ambitioned the seas for robe, for crown the stars Амбициозно моря - как свое платье, как венец - звезды,
And shouting strode from peak to giant peak, И с криком с одного пика на другой пик гигантский шагала,
Clamouring for worlds to conquer and to rule. Шумно требуя для завоевания и власти миры.
Then, wantonly enamoured of Sorrow's face, Затем, непоследовательно в лик Скорби влюбленная,
She plunged into the anguish of the depths Она ныряла в муку глубин
And, wallowing, clung to her own misery. И, барахтаясь, цеплялась за свои собственные былые невзгоды.
In dolorous converse with her squandered self В печальной беседе со своей расточительной самостью
She wrote the account of all that she had lost, Она писала счет всему, что она утеряла,
Or sat with grief as with an ancient friend. Или сидела в горе, как с другом старинным.
A romp of violent raptures soon was spent, Скоро истощалась шумная игра восторгов неистовых,
Or she lingered tied to an inadequate joy Либо она медлила, привязанная к неадекватной радости,
Missing the turns of fate, missing life's goal. Упуская судьбы поворот, упуская цель жизни.
A scene was planned for all her numberless moods Сцена была спланирована для всех ее настроений бесчисленных,
Where each could be the law and way of life, Где каждое могло быть законом и образом жизни,
But none could offer a pure felicity; Но ни одно не могло предложить чистого счастья;
Only a flickering zest they left behind Лишь трепещущий привкус после себя они оставляли
Or the fierce lust that brings a dead fatigue. Или лютую страсть, что приносит усталость мертвенную.
Amid her swift untold variety Среди ее бесчисленного разнообразия быстрого
Something remained dissatisfied, ever the same Что-то оставалось неудовлетворенным, вечно прежним,
And in the new saw only a face of the old, И в новом видело лишь лицо старого,
For every hour repeated all the rest Час извечно повторял другие часы
And every change prolonged the same unease. И каждое изменение прежний дискомфорт продлевало.
A spirit of her self and aim unsure, Дух, в себе самом неуверенный и в своей цели,
Tired soon of too much joy and happiness, Устающий скоро от чересчур изобильного счастья и радости,
She needs the spur of pleasure and of pain Она нуждалась в шпорах боли и удовольствия
And the native taste of suffering and unrest: И родном вкусе страдания и беспокойства:
She strains for an end that never can she win. Она стремилась к концу, которого завоевать никогда не могла,
A perverse savour haunts her thirsting lips: Упрямый привкус ее жаждающие губы преследовал:
For the grief she weeps which came from her own choice, Она о горе плакала, что приходило по ее собственной воле,
For the pleasure yearns that racked with wounds her breast; Томилась по удовольствию, что изнуряло грудь ее ранами;
Aspiring to heaven she turns her steps towards hell. Стремясь к небесам, она направляла свои шаги к аду.
Chance she has chosen and danger for playfellows; Она избрала опасность и случай друзьями игр;
Fate's dreadful swing she has taken for cradle and seat. Ужасное колебание судьбы она избрала колыбелью и сиденьем.
Yet pure and bright from the Timeless was her birth, Однако чистым и светлым из Безвременного ее рождение было,
A lost world-rapture lingers in her eyes, Утраченный мировой восторг в ее глазах медлит,
Her moods are faces of the Infinite: Ее настроения - Бесконечного лица:
Beauty and happiness are her native right, Красота и счастье - ее право врожденное,
And endless Bliss is her eternal home. И нескончаемое Блаженство - ее вечный дом.
This now revealed its antique face of joy, Это сейчас явило свой старинный лик радости,
A sudden disclosure to the heart of grief Сердцу горя раскрытие внезапное,
Tempting it to endure and long and hope. Искушающее его держаться, желать и надеяться.
Even in changing worlds bereft of peace, Даже в мирах изменяющихся, мира лишенных,
In an air racked with sorrow and with fear В воздухе, изнуренном горем и страхом,
And while his feet trod on a soil unsafe, И когда его ноги по ненадежной почве ступали,
He saw the image of a happier state. Он видел образ состояния более счастливого.
In an architecture of hieratic Space В архитектуре Пространства священного,
Circling and mounting towards creation's tops, Кружащего и восходящего к вершинам...
Продолжение на следующей странцие...
