тделила от его тьмы,
To test the savour of bare opposites. Чтобы попробовать вкус противоположностей голых.
Here mingling in man's heart their tones and hues Здесь, смешивая в человеческом сердце их тона и оттенки,
Have woven his being's mutable design, Соткала изменчивую композицию его существа,
His life a forward-rippling stream in Time, Его жизни поток, вперед струящийся во Времени,
His nature's constant fixed mobility, Его природы постоянную подвижность фиксированную,
His soul a moving picture's changeful film, Его души движущуюся картинку перемен полного фильма,
His cosmos-chaos of personality. Его космос-хаос персональности.
The grand creatrix with her cryptic touch Грандиозная созидательница своим касанием таинственным
Has turned to pathos and power being's self-dream, Повернула к силе и пафосу самомечту существа,
Made a passion-play of its fathomless mystery. Страстную игру из его бездонной мистерии сделала.
But here were worlds lifted half-way to heaven. Но здесь были миры, наполовину к небесам поднятые.
The Veil was there but not the Shadowy Wall; Была там Вуаль, но не Тенистая Стена;
In forms not too remote from human grasp В формах, не слишком далеких от человеческой хватки,
Some passion of the inviolate purity Некая страсть чистоты неиспорченной
Broke through, a ray of the original Bliss. Пробивалась, Блаженства изначального луч.
Heaven's joys might have been earth's if earth were pure. Радости неба могли б стать земли, если б земля была чистой.
There could have reached our divinised sense and heart Там могли достигнуть наши обожествленные чувство и сердце
Some natural felicity's bright extreme, Какого-то естественного счастья крайности яркой,
Some thrill of Supernature's absolutes: Какого-то трепета абсолютностей Суперприроды:
All strengths could laugh and sport on earth's hard roads Все силы могли бы смеяться и забавляться на твердых дорогах земли
And never feel her cruel edge of pain, И никогда не чувствовать жестокого лезвия боли,
All love could play and nowhere Nature's shame. Вся любовь могла бы играть и нигде бы не было срама Природы.
But she has stabled her dreams in Matter's courts Но во дворах Материи она свои грезы поставила
And still her doors are barred to things supreme. И ее двери пока закрыты для высших вещей.
These worlds could feel God's breath visiting their tops; Эти миры могли чувствовать дыхание Бога, вершины их посещающее;
Some glimmer of the Transcendent's hem was there. Там был некий проблеск каймы Трансцендентального.
Across the white aeonic silences Через вековечные молчания белые
Immortal figures of embodied joy Воплощенной радости фигуры бессмертные
Traversed wide spaces near to eternity's sleep. Пересекали пространства широкие близко к сну вечности.
Pure mystic voices in beatitude's hush Чистые мистические голоса в тишине счастья
Appealed to Love's immaculate sweetnesses, Взывали к Любви незапятнанным сладостям,
Calling his honeyed touch to thrill the worlds, Призывая ее касание медовое миры взволновать,
His blissful hands to seize on Nature's limbs, Ее блаженные руки - ухватить члены Природы,
His sweet intolerant might of union Ее сладкую нетерпимую мощь единения -
To take all beings into his saviour arms, В свои руки спасительные взять всех существ,
Drawing to his pity the rebel and the waif Привлекая к ее жалости бунтаря и покинутого,
To force on them the happiness they refuse. Навязать им счастье, ими отвергнутое.
A chant hymeneal to the unseen Divine, Незримому Божеству брачный гимн,
A flaming rhapsody of white desire Пламенеющая рапсодия желания белого
Lured an immortal music into the heart Соблазняла бессмертную музыку в сердце
And woke the slumbering ear of ecstasy. И будила дремлющее ухо экстаза.
A purer, fierier sense had there its home, Более чистое, более пылкое чувство там имело свой дом,
A burning urge no earthly limbs can hold; Жгущий толчок, который удержать земные члены не могут;
One drew a large unburdened spacious breath Там дышалось широким, сбросившим бремя просторным дыханием
And the heart sped from beat to rapturous beat. И сердце спешило от удара к удару восторженному.
The voice of Time sang of the Immortal's joy; Голос Времени Пел о Бессмертия радости;
An inspiration and a lyric cry, Вдохновение и лирический крик,
The moments came with ecstasy on their wings; Мгновения приходили с экстазом на их крыльях;
Beauty unimaginable moved heaven-bare Красота невообразимая двигалась, небесно нагая,
Absolved from boundaries in the vasts of dream; Освобожденная от границ в ширях грезы;
The cry of the Birds of Wonder called from the skies С небес крик Птиц Удивительного звал
To the deathless people of the shores of Light. К бессмертным народам берегов Света.
Creation leaped straight from the hands of God; Творение прыгало прямо из рук Бога;
Marvel and rapture wandered in the ways. Чудо и восторг скитались в дорогах.
Only to be was a supreme delight, Только лишь быть уже было высшим восторгом,
Life was a happy laughter of the soul Жизнь была счастливым смехом души
And Joy was king with Love for minister. И Радость была царем, с Любовью - министром.
The spirit's luminousness was bodied there. Светлость духа воплощена была там.
Life's contraries were lovers or natural friends Противоположности жизни были влюбленными или друзьями естественными
And her extremes keen edges of harmony: И ее крайности - гармонии острыми лезвиями:
Indulgence with a tender purity came Поблажка с мягкой чистотой приходила
And nursed the god on her maternal breast: И вскармливала бога на ее материнской груди:
There none was weak, so falsehood could not live; Там никто не был слаб, поэтому ложь не могла жить;
Ignorance was a thin shade protecting light, Неведение было тонкою тенью, защищающей свет,
Imagination the free-will of Truth, Воображение - свободной волей Истины,
Pleasure a candidate for heaven's fire; Наслаждение - кандидатом на огонь неба;
The intellect was Beauty's worshipper, Интеллект был Красоты почитателем,
Strength was the slave of calm spiritual law, Сила была рабой спокойного закона духовного,
Power laid its head upon the breasts of Bliss. Могущество свою голову клало на груди Блаженства.
There were summit-glories inconceivable, Там были вершинные славы непостижимого,
Autonomies of Wisdom's still self-rule Автономии безмолвного самоуправления Мудрости
And high dependencies of her virgin sun, И высокие сателлиты ее девственного солнца,
Illumined theocracies of the seeing soul Освещенные теократии зрящей души,
Throned in the power of the Transcendent's ray. Возведенные на трон в силе луча Трансцендентального.
A vision of grandeurs, a dream of magnitudes Грандиозностей зрелище, греза огромностей
In sun-bright kingdoms moved with regal gait: В солнечно-ярких царствах двигались королевской походкой:
Assemblies, crowded senates of the gods, Ассамблеи, переполненные сенаты богов,
Life's puissances reigned on seats of marble will, Жизни могущества царили на тронах мраморной воли,
High dominations and autocracies Высокие власти и автократии
And laurelled strengths and armed imperative mights. И силы увенчанные, и вооруженные императивные мощи.
All objects there were great and beautiful, Все объекты там великими и прекрасными были,
All beings wore a royal stamp of power. Все существа носили печать королевскую силы.
There sat the oligarchies of natural Law, Там сидели олигархии Закона природного,
Proud violent heads served one calm monarch brow: Гордые буйные головы служили одному челу монарха спокойному:
All the soul's postures donned divinity. Все состояния души надевали божественность.
There met the ardent mutual intimacies Там встречались пылкие взаимные близости
Of mastery's joy and the joy of servitude Радости власти и радости рабства,
Imposed by Love on Love's heart that obeys Навязанные Любовью сердцу Любви, что повинуется,
And Love's body held beneath a rapturous yoke. И телу Любви, под восторженным ярмом удерживаемым.
All was a game of meeting kinglinesses. Все было игрою встречающихся царственностей.
For worship lifts the worshipper's bowed strength Ибо поклонение поднимает поклоняющегося склоненную силу
Close to the god's pride and bliss his soul adores: Близко к гордости бога и блаженству, что его душа обожает:
The ruler there is one with all he rules; Правитель там един со всеми, кем он управляет;
To him who serves with a free equal heart Для того, кто служит с ровным сердцем свободным,
Obedience is his princely training's school, Повиновение есть его царского обучения школа,
His nobility's coronet and privilege, Его благородства корона и привилегия,
His faith is a high nature's idiom, Его вера - идиома высокой натуры,
His service a spiritual sovereignty. Его служение - духовный суверенитет.
There were realms where Knowledge joined creative Power Там были царства, где Знание объединено с созидательной Силой
In her high home and made her all his own: В ее доме высоком и всю ее своей собственной делает:
The grand Illuminate seized her gleaming limbs Грандиозный Сияющий ее мерцающие члены захватывает
And filled them with the passion of his ray И наполняет их его луча страстью,
Till all her body was its transparent house Пока все ее тело не станет его домом прозрачным
And all her soul a counterpart of his soul. И вся ее душа - его души копией.
Apotheosised, transfigured by wisdom's touch, Обожествленные, трансфигурированные касанием мудрости
Her days became a luminous sacrifice; Ее дни стали подношением светлым;
An immortal moth in happy and endless fire, Бессмертным мотыльком в счастливом нескончаемом пламени,
She burned in his sweet intolerable blaze. Она горела в его нестерпимом сладостном блеске.
A captive Life wedded her conqueror. Плененная Жизнь, за ее завоевателя выданная.
In his wide sky she built her world anew; В его небе широком она свой мир построила наново;
She gave to mind's calm pace the motor's speed, Она дала спокойному шагу ума скорость машины,
To thinking a need to live what the soul saw, Мыслящему - нужду жить тем, что видит душа,
To living an impetus to know and see. Живущему - стремление видеть и знать.
His splendour grasped her, her puissance to him clung; Его великолепие поймало ее, за него ее могущество хваталось;
She crowned the Idea a king in purple robes, Она короновала Идею, в мантиях пурпурных царя,
Put her magic serpent sceptre in Thought's grip, В руки Истины возложила свой змеиный магический скипетр,
Made forms his inward vision's rhythmic shapes Сделала формы его внутреннего видения ритмичными обликами
And her acts the living body of his will. И свои действия - телом живым его воли.
A flaming thunder, a creator flash, Пылающий гром, вспышка создателя,
His victor Light rode on her deathless Force; Его победный Свет скакал на ее Силе бессмертной;
A centaur's mighty gallop bore the god. Кентавра могучий галоп нес бога.
Life throned with mind, a double majesty. Жизнь, на трон возведенная с разумом, двойное величие.
Worlds were there of a happiness great and grave Там были миры великого счастья и миры мрачные,
And action tinged with dream, laughter with thought, И деятельность, мечтою окрашенная, смех - мыслью,
And passion there could wait for its desire И страсть там могла своего желания ждать,
Until it heard the near approach of God. Пока не услышит рядом приближение Бога.
Worlds were there of a childlike mirth and joy; Там были миры детского веселья и радости;
A carefree youthfulness of mind and heart Беззаботная юность сердца и разума
Found in the body a heavenly instrument; Тело находили инструментом небесным;
It lit an aureate halo round desire Он освещал золотистое гало вокруг желания
And freed the deified animal in the limbs И освобождал обожествленное животное в членах
To divine gambols of love and beauty and bliss. К божественным прыжкам любви, красоты и блаженства.
On a radiant soil that gazed at heaven's smile На сияющей почве, чти всматривалась в ...
Продолжение на следующей странцие...
