творения,
At a blue height which never was too high В синих высях, что никогда не были слишком высокими
For warm communion between body and soul, Для теплого общения между душою и телом,
As far as heaven, as near as thought and hope, Такое далекое, как небо, такое близкое, как мысль и надежда,
Glimmered the kingdom of a griefless life. Мерцало царство безгорестной жизни.
Above him in a new celestial vault Над ним в новом своде небесном
Other than the heavens beheld by mortal eyes, Ином, чем небеса, глазами созерцаемые смертными,
As on a fretted ceiling of the gods, Как на лепном потолке богов,
An archipelago of laughter and fire, Архипелаг смеха и огня,
Swam stars apart in a rippled sea of sky. Плыли звезды отдельные в море неба рябящем.
Towered spirals, magic rings of vivid hue Высились спирали, магические кольца живого оттенка,
And gleaming spheres of strange felicity И сферы мерцающие странного счастья
Floated through distance like a symbol world. Плыли сквозь дали как мир символический.
On the trouble and the toil they could not share, Разделить тревогу и труд они не могли,
On the unhappiness they could not aid, Они не могли в несчастье помочь,
Impervious to life's suffering, struggle, grief, Недоступные страданию жизни, борьбе, горю,
Untarnished by its anger, gloom and hate, Не запятнанные ее гневом и ненавистью,
Unmoved, untouched, looked down great visioned planes Не задеваемые, не затрагиваемые, смотрели вниз видящие великие планы,
Blissful for ever in their timeless right. Блаженные вовеки в своем вечном праве.
Absorbed in their own beauty and content, Поглощенные в свое собственное удовлетворение и красоту,
Of their immortal gladness they live sure. Они жили, в своем бессмертном довольстве уверенные.
Apart in their self-glory plunged, remote Обособленные, в свою самославу погруженные, отдаленные,
Burning they swam in a vague lucent haze, Горящие, они плыли в смутной светящейся дымке,
An everlasting refuge of dream-light, Света-грезы убежища вечные,
A nebula of the splendours of the gods Туманность великолепий богов,
Made from the musings of eternity. Созданная из размышлений вечности.
Almost unbelievable by human faith, Почти невероятные для человеческой веры,
Hardly they seemed the stuff of things that are. Они с трудом представлялись веществом вещей существующих.
As through a magic television's glass Словно сквозь магического телевидения стекло
Outlined to some magnifying inner eye Для некоего увеличивающего внутреннего глаза очерченные,
They shone like images thrown from a far scene Они светились как образы, из дальних мест посылаемые,
Too high and glad for mortal lids to seize. Слишком высокие и довольные, чтоб улавливаться смертными веками.
But near and real to the longing heart Но близки и реальны для сердца стремящегося
And to the body's passionate thought and sense И для страстной мысли и чувства тела
Are the hidden kingdoms of beatitude. Царства скрытые счастья.
In some close unattained realm which yet we feel, В какой-то близкой недостигнутой области, которую мы все же чувствуем,
Immune from the harsh clutch of Death and Time, Свободные от суровой хватки Смерти и Времени,
Escaping the search of sorrow and desire, Избавленные от поисков желания и горя,
In bright enchanted safe peripheries В светлых надежных перефериях чарующих
For ever wallowing in bliss they lie. Они лежат, вечно в блаженстве купающиеся.
In dream and trance and muse before our eyes, В грезе и трансе и размышлении перед нашими глазами,
Across a subtle vision's inner field, Через внутреннее поле тонкого видения
Wide rapturous landscapes fleeting from the sight, Широкие ландшафты восторженные, от зрения бегущие,
The figures of the perfect kingdom pass Фигуры совершенных царств проходят
And behind them leave a shining memory's trail. И за собой оставляют следы сияющей памяти.
Imagined scenes or great eternal worlds, Воображенные сцены или миры великие вечные,
Dream-caught or sensed, they touch our hearts with their depths; Мечтою ощущаемые или улавливаемые, они касаются наших сердец своими глубинами;
Unreal-seeming, yet more real than life, Нереальными кажущиеся, все же, более реальны, чем жизнь,
Happier than happiness, truer than things true, Счастливее счастья, вернее верных вещей,
If dreams these were or captured images, Если б они были грезами или образами пойманными,
Dream's truth made false earth's vain realities. Истина грезы сделала б земли напрасные реалии земли ложными.
In a swift eternal moment fixed there live Там фиксированные в быстром вечном движении жили
Or ever recalled come back to longing eyes Или всегда призываемые приходили назад к желающим страстно глазам
Calm heavens of imperishable Light, Спокойные небеса нерушимого Света,
Illumined continents of violet peace, Освещенные континенты покоя фиалкового,
Oceans and rivers of the mirth of God Океаны и реки радости Бога
And griefless countries under purple suns. И страны безгорестные под пурпурными солнцами.
This, once a star of bright remote idea Это, когда-то звезда яркой далекой идеи
Or imagination's comet trail of dream, Или кометы воображения хвост грезы,
Took now a close shape of reality. Приняло сейчас близкую форму реальности.
The gulf between dream-truth, earth-fact was crossed, Была пересечена бездна между грезой-истинной и землей-фактом,
The wonder-worlds of life were dreams no more; Чудо-миры жизни грезами не были больше;
His vision made all they unveiled its own: Его зрение сделало все, что они обнаружили, собственным:
Their scenes, their happenings met his eyes and heart Их сцены, их происшествия встречали его глаза и его сердце
And smote them with pure loveliness and bliss. И ударяли их чистой красой и блаженством.
A breathless summit region drew his gaze Безветренный вершинный регион привлекал его взгляд,
Whose boundaries jutted into a sky of Self Чьи границы вступали в небо Себя
And dipped towards a strange ethereal base. И погружались к странной эфирной основе.
The quintessence glowed of Life's supreme delight. Квинтэссенция восторга верховного Жизни пылала.
On a spiritual and mysterious peak На духовном и мистическом пике
Only a miracle's high transfiguring line Лишь чуда высокая трансфигурирующая линия
Divided life from the formless Infinite Отделяла от бесформенного Бесконечного жизнь
And sheltered Time against eternity. И напротив вечности давала кров Времени.
Out of that formless stuff Time mints his shapes; Из этого бесформенного вещества Время свои формы чеканит;
The Eternal's quiet holds the cosmic act: Покой Вечного владеет космическим действием:
The protean images of the World-Force Многообразные облики Мировой Силы
Have drawn the strength to be, the will to last Черпали силу быть, волю длиться
From a deep ocean of dynamic peace. Из глубокого океана динамичного мира [покоя].
Inverting the spirit's apex towards life, Перевертывая верхушку духа по направлению к жизни,
She spends the plastic liberties of the One Она пластичные привилегии Одного посылает
To cast in acts the dreams of her caprice, Бросить в действие ее каприза мечты,
His wisdom's call steadies her careless feet, Зов его мудрости делает устойчивыми ее небрежные ноги,
He props her dance upon a rigid base, Он поддерживает ее танец твердой основой,
His timeless still immutability Его безвременная неизменность безмолвная
Must standardise her creation's miracle. Должна стандартизировать ее творения чудо.
Out of the Void's unseeing energies Из незрящих энергий Пустоты
Inventing the scene of a concrete universe, Изобретая сцену конкретной вселенной,
By his thought she has fixed its paces, in its blind acts Его мыслью она установила для вселенной место, в ее слепых действиях
She sees by flashes of his all-knowing Light. Она видит вспышками его всезнающего Света.
At her will the inscrutable Supermind leans down По ее воле непостижимый Суперразум склоняется вниз,
To guide her force that feels but cannot know, Чтоб вести ее силу, что чувствует, но не может знать,
Its breath of power controls her restless seas Его дыхание силы контролирует ее моря беспокойные,
And life obeys the governing Idea. И управляющей Идее жизнь повинуется.
At her will, led by a luminous Immanence По ее воле, ведомый Имманентностью светлой,
The hazardous experimenting Mind Рискованный экспериментирующий Разум
Pushes its way through obscure possibles Сквозь неясные возможности путь свой прокладывает
Mid chance formations of an unknowing world. Среди случайных формаций мира неведающего.
Our human ignorance moves towards the Truth Наше человеческое неведение движется к Истине,
That Nescience may become omniscient, Это Незнание стать может всеведением,
Transmuted instincts shape to divine thoughts, Трансмутированные инстинкты - приспособиться к божественным мыслям,
Thoughts house infallible immortal sight Мысли - поселить непогрешимое бессмертное зрение
And Nature climb towards God's identity. И Природа - взобраться к идентичности с Богом.
The Master of the worlds self-made her slave Хозяин миров, ее рабом сам себя сделавший,
Is the executor of her fantasies: Есть фантазий ее исполнитель:
She has canalised the seas of omnipotence; Она направила в русло моря всемогущества;
She has limited by her laws the Illimitable. Она ограничила своими законами Неограничиваемого.
The Immortal bound himself to do her works; Ее работы Бессмертный обязал себя делать;
He labours at the tasks her Ignorance sets, Он трудится над задачами, ее Неведением поставленными,
Hidden in the cape of our mortality. Скрытый в плаще нашей смертности.
The worlds, the forms her goddess fancy makes Миры, формы, что делает ее богиня-фантазия,
Have lost their origin on unseen heights: Свой источник утратили, лежащий на незримых высотах:
Even severed, straying from their timeless source, Даже разлученные, отбившиеся от своего источника вечного,
Even deformed, obscure, accursed and fallen,- Даже деформированные, затемненные, проклятые, падшие, -
Since even fall has its perverted joy Поскольку даже падение имеет свою извращенную радость,
And nothing she leaves out that serves delight,- А она ничего не упустит, что служит восторгу, -
These too can to the peaks revert or here Они тоже могли к пикам вернуться или же здесь
Cut out the sentence of the spirit's fall, Отсечь приговор падения духа,
Recover their forfeited divinity. Свою божественность вернуть конфискованную.
At once caught in an eternal vision's sweep Сразу пойманные в вечного видения взмахе
He saw her pride and splendour of highborn zones Он увидел ее гордость и великолепие высокородных зон
And her regions crouching in the nether deeps. И ее регионы, пресмыкающиеся в нижних глубинах.
Above was a monarchy of unfallen self, Свыше была монархия не павшего себя,
Beneath was the gloomy trance of the abyss, Внизу был транс мрачный пучины,
An opposite pole or dim antipodes. Противоположный полюс или антипод смутный.
There were vasts of the glory of life's absolutes: Там были абсолютов жизни обширности славы:
All laughed in a safe immortality Все смеялось в безопасном бессмертии
And an eternal childhood of the soul И вечном детстве души
Before darkness came and pain and grief were born До того, как пришла тьма и горе и боль рождены были,
Where all could dare to be themselves and one Где все могло сметь быть собой и одним
And Wisdom played in sinless innocence И Мудрость играла в безгрешной невинности
With naked Freedom in Truth's happy sun. С обнаженной Свободой в счастливом солнце Истины.
There were worlds of her laughter and dreadful irony, Там были миры ее смеха и ужасной иронии,
There were fields of her taste of toil and strife and tears; Там были поля ее пробы, труда, борьбы, слез;
Her head lay on the breast of amorous Death, Ее голова лежала на груди Смерти влюбленной,
Sleep imitated awhile extinction's peace. Какое-то время сон имитировал покой угасания.
The light of God she has parted from his dark Свет Бога она о...
Продолжение на следующей странцие...
