сли, от желания к желанию;
Her greatest progress is a deepened need. Ее величайший прогресс есть нужда углубляющаяся.
Matter dissatisfies, she turns to Mind; Материей недовольная, она поворачивает к Разуму;
She conquers earth, her field, then claims the heavens. Она побеждает землю, свое поле, затем требует неба.
Insensible, breaking the work she has done Бесчувственные, ломающие работы, ею свершенные,
The stumbling ages over her labour pass, Через ее труд спотыкающиеся проходят эпохи,
But still no great transforming light came down Но по-прежнему никакой великий трансформирующий свет вниз не приходит
And no revealing rapture touched her fall. И ее падения никакой обнаруживающий восторг до сих пор не коснулся.
Only a glimmer sometimes splits mind's sky Лишь слабый проблеск порой разрывает небеса разума,
Justifying the ambiguous providence Оправдывая неясное провидение,
That makes of night a path to unknown dawns Что делает из ночи путь к неизвестным рассветам
Or a dark clue to some diviner state. Или к какому-то более божественному состоянию темный ключ.
In Nescience began her mighty task, В Несознании началась ее задача могучая,
In Ignorance she pursues the unfinished work, В Неведении она преследует труд незаконченный,
For knowledge gropes, but meets not Wisdom's face. Нащупывает знание, но не встречает Мудрости лика.
Ascending slowly with unconscious steps, Восходя медленно в шагах несознательных,
A foundling of the Gods she wanders here Подкидыш Богов, она скитается здесь,
Like a child-soul left near the gates of Hell Как душа-дитя, оставленная рядом с воротами Ада,
Fumbling through fog in search of Paradise. В тумане в поисках Парадиза блуждающая.
In this slow ascension he must follow her pace В этом медленном восхождении он ее шагам должен следовать,
Even from her faint and dim subconscious start: С самого ее обморочного и смутного подсознательного старта:
So only can earth's last salvation come. Только так последнее спасение земли может прийти.
For so only could he know the obscure cause Ибо только так он может знать причину неясную
Of all that holds us back and baffles God Всему, что нас назад тянет и преграждает путь к Богу
In the jail-delivery of the imprisoned soul. В освобождении из тюрьмы души заточенной.
Along swift paths of fall through dangerous gates По быстрым тропинкам падения через ворота опасные
He chanced into a grey obscurity Он на серую неясность отважился,
Teeming with instincts from the mindless gulfs Кишащую инстинктами из бездн бездумных,
That pushed to wear a form and win a place. Что побуждают носить форму и завоевывать место.
Life here was intimate with Death and Night Жизнь здесь была близка со Смертью и Ночью
And ate Death's food that she might breathe awhile; И ела пищу Смерти, чтобы дышать еще какое-то время;
She was their inmate and adopted waif. Она их усыновленным и заточенным была беспризорником.
Accepting subconscience, in dumb darkness' reign Принимая подсознание, в царстве немой темноты
A sojourner, she hoped not any more. Временный житель, она не надеялась больше.
There far away from Truth and luminous thought Там, далеко от Истины и светлых вещей,
He saw the original seat, the separate birth Он увидел изначальное место, обособленное рождение
Of the dethroned, deformed and suffering Power. Низвергнутой, деформированной и страдающей Силы.
An unhappy face of falsity made true, Несчастливое лицо фальши делалось истинным,
A contradiction of our divine birth, Противоречие нашего божественного рождения,
Indifferent to beauty and to light, Безразличная к красоте и свету,
Parading she flaunted her animal disgrace Щеголяя она выставляла свой животный позор,
Unhelped by camouflage, brutal and bare, Не прикрытый камуфляжем, грубый и голый,
An authentic image recognised and signed Подлинный облик был отмечен и узнан
Of her outcast force exiled from heaven and hope, Ее отверженной силы, изгнанной из небес и надежды,
Fallen, glorying in the vileness of her state, Падшей, торжествующей низостью своего состояния,
The grovel of a strength once half divine, Пресмыкающаяся сила, когда-то полубожественная,
The graceless squalor of her beast desires, Бесстыдная грязь ее звериных желаний,
The staring visage of her ignorance, Ее неведения ошеломленный лик,
The naked body of her poverty. Ее скудности голое тело.
Here first she crawled out from her cabin of mud Здесь впервые она выползла из своей норы в грязи,
Where she had lain inconscient, rigid, mute: Где она лежала, бессознательная, жесткая, немая:
Its narrowness and torpor held her still, Ее узость и ступор ею владели еще,
A darkness clung to her uneffaced by Light. Тьма к ней цеплялась, не стертая Светом.
There neared no touch redeeming from above: Туда не приближалось освобождающее касание свыше:
The upward look was alien to her sight, Взгляд вверх был чужд ее зрению,
Forgotten the fearless godhead of her walk; Забыто бесстрашное божество ее марша;
Renounced was the glory and felicity, Отвергнуты были слава и счастье,
The adventure in the dangerous fields of Time: Авантюра в опасных полях Времени:
Hardly she availed, wallowing, to bear and live. Ей с трудом удавалось, барахтаясь, продолжаться и жить.
A wide unquiet mist of seeking Space, Беспокойный туман ищущего Пространства обширный,
A rayless region swallowed in vague swathes, Регион без луча света, в смутные поглощенный покровы,
That seemed, unnamed, unbodied and unhoused, Что казался, безымянный, бестелесный, бездомный,
A swaddled visionless and formless mind, Запеленатым, лишенным зрения бесформенным разумом,
Asked for a body to translate its soul. Просившим тело, чтоб передать свою душу.
Its prayer denied, it fumbled after thought. Его молитва отвергнута, он на ощупь искал мысль.
As yet not powered to think, hardly to live, Не наделенный еще способностью думать, едва существующий,
It opened into a weird and pigmy world Он раскрылся в роковом мире пигмейском,
Where this unhappy magic had its source. Где был этой магии несчастливой источник.
On dim confines where Life and Matter meet На смутных границах, где встречаются Жизнь и Материя,
He wandered among things half-seen, half-guessed, Путешественник миров бродил среди вещей полузримых, полуугадываемых,
Pursued by ungrasped beginnings and lost ends. Преследуемых неуловимыми началами и концами утраченными.
There life was born but died before it could live. Там жизнь была рождена, но умерла, прежде чем смогла жить.
There was no solid ground, no constant drift; Там не было ни прочной почвы, ни постоянного течения;
Only some flame of mindless Will had power. Лишь какое-то пламя бездумной Воли силу имело.
Himself was dim to himself, half-felt, obscure, Он сам себе был неясен, наполовину ощущаемым, смутным,
As if in a struggle of the Void to be. Словно в стремлении Пустоты быть.
In strange domains where all was living sense В странных владениях, где все живым было чувством,
But mastering thought was not nor cause nor rule, Но руководящая мысль не была ни причиной, ни правилом,
Only a crude child-heart cried for toys of bliss, Лишь незрелого детского сердца криком об игрушках блаженства,
Mind flickered, a disordered infant glow, Разум мерцал, неорганизованный младенческий пыл,
And random shapeless energies drove towards form И направлялись беспорядочные бесформенные энергии к форме
And took each wisp-fire for a guiding sun. И принимали каждый язык пламени за ведущее солнце.
This blindfold force could place no thinking step; Эта слепая сила не могла шаги разумные делать;
Asking for light she followed darkness' clue. Просящая света, она ходу тьмы следовала.
An inconscient Power groped towards consciousness, Несознательная Сила, нащупывающая сознание,
Matter smitten by Matter glimmered to sense, Материя, ударяемая Материей, мерцала к чувству,
Blind contacts, slow reactions beat out sparks Слепые контакты, реакции медленные выбивали искры
Of instinct from a cloaked subliminal bed, Инстинкта из укутанного сублиминального ложа,
Sensations crowded, dumb substitutes for thought, Ощущения толпились, немые заместители мысли,
Perception answered Nature's wakening blows Восприятие отвечало пробуждающим ударам Природы,
But still was a mechanical response, Но еще было механическим откликом,
A jerk, a leap, a start in Nature's dream, Дрожью, прыжком, стартом в дреме Природы,
And rude unchastened impulses jostling ran Грубые несдерживаемые импульсы толкаясь бежали,
Heedless of every motion but their own Не заботясь ни о каком движении, кроме их собственного,
And, darkling, clashed with darker than themselves, И, хмурящиеся, сталкивались с еще более темными,
Free in a world of settled anarchy. Свободные в мире утвержденной анархии.
The need to exist, the instinct to survive Потребность существовать, инстинкт выжить
Engrossed the tense precarious moment's will Завладели волей напряженного мгновения, что подвержено риску,
And an unseeing desire felt out for food. И слепое желание пищи чувствовалось.
The gusts of Nature were the only law, Порывы Природы были законом единственным,
Force wrestled with force, but no result remained: Сила боролась с силою, но без результата оставшегося бы:
Only were achieved a nescient grasp and drive Были достигнуты лишь неведающие захват и толчки,
And feelings and instincts knowing not their source, И не знающие своего источника инстинкты и чувства,
Sense-pleasures and sense-pangs soon caught, soon lost, Чувственные наслаждения и страдания, быстро ловимые, быстро теряемые,
And the brute motion of unthinking lives. И грубое движение жизней недумающих.
It was a vain unnecessary world Это был не необходимый суетный мир,
Whose will to be brought poor and sad results Чья воля могла принести скудные результаты печальные,
And meaningless suffering and a grey unease. Бессмысленное страдание и серое беспокойство.
Nothing seemed worth the labour to become. Ничто, казалось, не стоит труда, нужного для его появления.
But judged not so his spirit's wakened eye. Но не судил так его духа глаз пробужденный.
As shines a solitary witness star Как сияет свидетельствующая звезда одинокая,
That burns apart, Light's lonely sentinel, Что горит особняком, одинокий часовой Света,
In the drift and teeming of a mindless Night, В дрейфе и изобилии Ночи бездумной,
A single thinker in an aimless world Одинокий мыслитель в мире бесцельном,
Awaiting some tremendous dawn of God, Ожидающий какого-то огромного рассвета Бога,
He saw the purpose in the works of Time. Он видел цель в трудах Времени.
Even in that aimlessness a work was done Даже в этой бесцельности совершалась работа,
Pregnant with magic will and change divine. Несущая в себе волю магическую и перемену божественную.
The first writhings of the cosmic serpent Force Первые корчи змеиной космической Силы,
Uncoiled from the mystic ring of Matter's trance; Раскручивающейся из мистического кольца транса Материи;
It raised its head in the warm air of life. В теплый воздух жизни она подняла свою голову.
It could not cast off yet Night's stiffening sleep Она не могла еще сбросить сон цепенеющий Ночи
Or wear as yet mind's wonder-flecks and streaks, Или нести уже разума чудо-полоски и пятна,
Put on its jewelled hood the crown of soul Возложить на свой украшенный драгоценностями капюшон корону души,
Or stand erect in the blaze of spirit's sun. Или подняться прямо во вспышку духовного солнца.
As yet were only seen foulness and force, Пока еще были видны только сила и грязь,
The secret crawl of consciousness to light Сознание, тайное ползущее к свету
Through a fertile slime of lust and battening sense, Через плодородную слизь вожделения и чувства роскошествующие,
Beneath the body's crust of thickened self Под телесной коркой себя утолщенного
A tardy fervent working in the dark, Медленная пламенная работа во тьме,
The turbid yeast of Nature's passionate change, Мутная закваска страстной перемены Природы,
Ferment of t...
Продолжение на следующей странцие...
