е ум, что тяжко трудится, неудовлетворенный своими плодами,
Her heart that captures not the one Beloved. Ее сердце, что единственного захватить не может Возлюбленного.
Always he met a veiled and seeking Force, Он все время встречал завуалированную и ищущую Силу,
An exiled goddess building mimic heavens, Сосланную Богиню, строящую небеса подражательные,
A Sphinx whose eyes look up to a hidden Sun. Сфинкса, чьи глаза смотрели вверх на скрытое Солнце.
Ever he felt near a spirit in her forms: Постоянно он чувствовал близко дух в ее формах:
Its passive presence was her nature's strength; Его страстное присутствие природы ее было силой;
This sole is real in apparent things, Он единственный реален во внешних вещах,
Even upon earth the spirit is life's key, Даже на земле дух есть ключ к жизни,
But her solid outsides nowhere bear its trace. Но ее твердые наружности не носили нигде его след.
Its stamp on her acts is undiscoverable. Его штамп на ее действиях обнаружен не мог быть.
A pathos of lost heights is its appeal. Пафос утраченных высот его есть призыв.
Only sometimes is caught a shadowy line Лишь иногда улавливается тенистая линия,
That seems a hint of veiled reality. Что выглядит завуалированной реальности намеком.
Life stared at him with vague confused outlines Жизнь смотрела на него неясными очертаниями путанными,
Offering a picture the eyes could not keep, Предлагая картину, которую глаза сохранить не могут,
A story that was yet not written there. Историю, там еще не написанную.
As in a fragmentary half-lost design Словно во фрагментарном намерении полуутраченном
Life's meanings fled from the pursuing eye. Значения жизни бежали от преследующего глаза.
Life's visage hides life's real self from sight; Лик жизни прятал жизни реальную самость от зрения;
Life's secret sense is written within, above. Тайный смысл жизни записан внутри, свыше.
The thought that gives it sense lives far beyond; Мысль, что ей дает смысл, живет далеко в запредельном;
It is not seen in its half-finished design. Ее не видно в ее полузавершенном проекте.
In vain we hope to read the baffling signs Мы тщетно надеемся прочитать в тупик ставящие знаки
Or find the word of the half-played charade. Или найти слово шарады наполовину разгаданной.
Only in that greater life a cryptic thought Только в той более великой жизни загадочная мысль
Is found, is hinted some interpreting word Обнаруживается, на нее намекает некое интерпретирующее слово,
That makes the earth-myth a tale intelligible. Что делает земной миф понятной историей.
Something was seen at last that looked like truth. Что-то, наконец, было видно, что истиной выглядело.
In a half-lit air of hazardous mystery В полуосвещенном воздухе мистерии опасной
The eye that looks at the dark half of truth Глаз, что глядит на половину темную истины,
Made out an image mid a vivid blur Различил образ среди живого пятна,
And peering through a mist of subtle tints И, всматриваясь сквозь туман тонких оттенков,
He saw a half-blind chained divinity Полуслепое скованное божество он увидел,
Bewildered by the world in which he moved, Сбитое с толку миром, в котором оно двигалось,
Yet conscious of some light prompting his soul. Но осознающее некий свет, побуждающий его душу.
Attracted to strange far-off shimmerings, Привлеченный к странным далеким мерцаниям,
Led by the fluting of a distant Player Ведомый игрою на флейте Игрока отдаленного,
He sought his way amid life's laughter and call Тот бог искал свой путь среди смеха и зова жизни
And the index chaos of her myriad steps И указующего хаоса ее мириада шагов
Towards some total deep infinitude. К глубокой тотальной бесконечности некой.
Around crowded the forest of her signs: Вокруг толпился лес ее знаков:
At hazard he read by arrow-leaps of Thought Наугад он читал прыжками-стрелами Мысли,
That hit the mark by guess or luminous chance, Что попадают в цель предположением или светлой случайностью,
Her changing coloured road-lights of idea Ее изменчивые цветные дорожные огни идеи
And her signals of uncertain swift event, И ее сигналы неопределенного события быстрого,
The hieroglyphs of her symbol pageantries Иероглифы ее пышных символических зрелищ
And her landmarks in the tangled paths of Time. И ее межевые отметки в путях запутанных Времени.
In her mazes of approach and of retreat В ее лабиринтах приближения и отступления
To every side she draws him and repels, К каждой стороне она притягивает его и отталкивает,
But drawn too near escapes from his embrace; Но притянутое слишком близко из его объятий бежит;
All ways she leads him but no way is sure. Всеми дорогами она ведет его, но ни одна не верна.
Allured by the many-toned marvel of her chant, Заманиваемый многоголосым чудом ее песнопения,
Attracted by the witchcraft of her moods Влекомый чародейством ее настроений
And moved by her casual touch to joy and grief, И движимый ее случайным касанием к горю и радости,
He loses himself in her but wins her not. Он теряет себя в ней, но ее не выигрывает.
A fugitive paradise smiles at him from her eyes: Ускользающий парадиз ему из ее глаз улыбается:
He dreams of her beauty made for ever his, Он грезит о ее красоте, ставшей вовеки его,
He dreams of his mastery her limbs shall bear, Он мечтает о том, что ее члены будут терпеть его власть,
He dreams of the magic of her breasts of bliss. О магии ее грудей блаженства он грезит.
In her illumined script, her fanciful В ее освещенном почерке, ее причудливом
Translation of God's pure original text, Переводе чистого оригинального текста Бога,
He thinks to read the Scripture Wonderful, Он думает прочитать Писание Чудесное,
Hieratic key to unknown beatitudes. Иератический2 ключ к неведомым счастьям.
But the Word of Life is hidden in its script, Но Слово Жизни в ее почерке скрыто,
The chant of Life has lost its divine note. Песнь Жизни утратила свою ноту божественную.
Unseen, a captive in a house of sound, Невидимый, пленник в доме звука,
The spirit lost in the splendour of a dream Дух, потерянный в великолепии грезы,
Listens to a thousand-voiced illusion's ode. Прислушивается к оде тысячеголосой иллюзии.
A delicate weft of sorcery steals the heart Деликатная ткань колдовства крадет сердце
Or a fiery magic tints her tones and hues, Или феерическая магия раскрашивает ее тона и оттенки,
Yet they but wake a thrill of transient grace; Но, все же, они будят мимолетной милости трепет;
A vagrant march struck by the wanderer Time, Блуждающий марш, что чеканится скитающимся Временем,
They call to a brief unsatisfied delight Они зовут к краткому неудовлетворенному восторгу
Or wallow in ravishments of mind and sense, Или в радостях ума и чувства барахтаются,
But miss the luminous answer of the soul. Но светлый ответ души упускают.
A blind heart-throb that reaches joy through tears, Пульс слепой сердца, что через слезы достигает радость,
A yearning towards peaks for ever unreached, Стремление к пикам, никогда недостигнутым,
An ecstasy of unfulfilled desire Неосуществленного желания экстаз
Track the last heavenward climbings of her voice. Отмечали следами последние идущие в небо восхождения ее голоса.
Transmuted are past suffering's memories Трансмутированы воспоминания страдания прошлого
Into an old sadness's sweet escaping trail: В сладкий убегающий след старой печали:
Turned are her tears to gems of diamond pain, Ее слезы превращены в драгоценные камни боли алмазной,
Her sorrow into a magic crown of song. Ее горе - в венец магический песни.
Brief are her snatches of felicity Кратки ее мгновения счастья,
That touch the surface, then escape or die: Что касаются поверхности, затем бегут или умирают:
A lost remembrance echoes in her depths, Утраченные воспоминания отзываются эхом в ее глубинах,
A deathless longing is hers, a veiled self's call; Бессмертная страсть - ее, завуалированной самости зов;
A prisoner in the mortal's limiting world, Пленник в мире ограниченном смертного,
A spirit wounded by life sobs in her breast; Дух, терзаемый рыданиями жизни в ее груди;
A cherished suffering is her deepest cry. Лелеемое страдание есть ее крик глубочайший.
A wanderer on forlorn despairing routes, Скиталец по безнадежным маршрутам,
Along the roads of sound a frustrate voice По дорогам звука сорванный голос
Forsaken cries to a forgotten bliss. Покинутый кричит блаженству забытому.
Astray in the echo caverns of Desire, Блуждающий в отдающих эхом пещерах Желания,
It guards the phantoms of a soul's dead hopes Он ведет фантомов надежд умерших души
And keeps alive the voice of perished things И хранит живым голос вещей преходящих
Or lingers upon sweet and errant notes Или медлит на сладких блуждающих нотах,
Hunting for pleasure in the heart of pain. В сердце боли охотясь на удовольствие.
A fateful hand has touched the cosmic chords Судьбоносная рука коснулась космических струн
And the intrusion of a troubled strain И вторжение тревожного усилия
Covers the inner music's hidden key Накрывает внутренней музыки спрятанный ключ,
That guides unheard the surface cadences. Что ведет поверхностные каденции, неслышимый.
Yet is it joy to live and to create Все же, это - радость жить и творить
And joy to love and labour though all fails, И радость любить и трудиться, несмотря ни на какие падения,
And joy to seek though all we find deceives Радость искать, хотя все, что мы находим, обманывает,
And all on which we lean betrays our trust; И все, на что мы опираемся, предает наше доверие;
Yet something in its depths was worth the pain, Все же, что то в ее глубинах страдания стоило,
A passionate memory haunts with ecstasy's fire. Страстная память, посещаемая огнем экстаза.
Even grief has joy hidden beneath its roots: Даже горе было радостью, под его корнями сокрытой:
For nothing is truly vain the One has made: Ибо ничего не тщетно полностью, что сделал Один:
In our defeated hearts God's strength survives В наших потерпевших поражение сердцах сила Бога выживает
And victory's star still lights our desperate road; И звезда победы еще освещает нашу дорогу отчаянную;
Our death is made a passage to new worlds. Наша смерть сделана проходом к новым мирам.
This to Life's music gives its anthem swell. Это дает музыке Жизни ее подъем гимна.
To all she lends the glory of her voice; Всему она сообщает своего голоса славу;
Heaven's raptures whisper to her heart and pass, Восторги небес шепчут ее сердцу и проходят,
Earth's transient yearnings cry from her lips and fade. Скоротечные томления земли кричат с ее губ и увядают.
Alone the God-given hymn escapes her art Один Богом данный гимн ее искусство спасает,
That came with her from her spiritual home Что пришел с ней из ее духовного дома,
But stopped half-way and failed, a silent word Но остановился на полпути и ослаб, безмолвное слово
Awake in some deep pause of waiting worlds, Бодрствующее в некой глубокой паузе ждущих миров,
A murmur suspended in eternity's hush: Журчание, повисшее в тишине вечности:
But no breath comes from the supernal peace: Но никакого дуновения не приходит от мира3 небесного:
A sumptuous interlude occupies the ear Пышная интерлюдия слухом владеет,
And the heart listens and the soul consents; И сердце слушает, и душа соглашается;
An evanescent music it repeats Исчезающую музыку она повторяет,
Wasting on transience Time's eternity. Расточая на быстротечного Времени вечность.
A tremolo of the voices of the hours Тремоло голосов часа
Oblivious screens the high intended theme Рассеяно заслоняет высоко задуманную тему,
The self-embodying spirit came to play Которую самовоплощенный дух пришел играть
On the vast clavichord of Nature-Force. На обширных клавикордах Силы Природы.
Only a mighty murmur here and there Лишь шепот могучий здесь и там
Of the eternal Word, the blissful Voice Вечного Слова, блаженного Голоса
Or Beauty's touch transfiguring heart and sense, Или Красоты касания, трансфигурирующего сердце и чувство,
A wandering splendour and a my...
Продолжение на следующей странцие...
