дежа и радость прийти не могли,
The ordeal he suffered of evil's absolute reign, Абсолютного господства зла он терпел испытание тяжкое,
Yet kept intact his spirit's radiant truth. Но хранил нетронутой своего духа лучистую правду.
Incapable of motion or of force, Не способный на движение или на силу,
In Matter's blank denial gaoled and blind, В Материи пустом отрицании заточенный и ослепленный,
Pinned to the black inertia of our base Пригвожденный к черной инерции нашей основы,
He treasured between his hands his flickering soul. Он хранил меж своими руками свою душу мерцающую.
His being ventured into mindless Void, Его существо в бездумную Пустоту решилось пуститься,
Intolerant gulfs that knew not thought nor sense; Бездны нетерпящие, что не знали ни мысли, ни чувства;
Thought ceased, sense failed, his soul still saw and knew. Мысль прекратилась, чувство пало, его душа еще знала и видела.
In atomic parcellings of the Infinite В частицах Бесконечного атомных
Near to the dumb beginnings of lost Self, Близко к бессловесным началам Себя утраченного,
He felt the curious small futility Он чувствовал маленькую курьезную тщетность
Of the creation of material things. Творения материальных вещей.
Or, stifled in the Inconscient's hollow dusk, Или, задыхаясь в сумерках пустых Несознания,
He sounded the mystery dark and bottomless Он мерил мистерию, бездонную, темную,
Of the enormous and unmeaning deeps Бессмысленных и громадных глубин,
Whence struggling life in a dead universe rose. Откуда борющаяся жизнь в мертвой вселенной поднялась.
There in the stark identity lost by mind Там в полной идентичности, утраченной разумом,
He felt the sealed sense of the insensible world Он ощущал запечатанный смысл мира бесчувственного
And a mute wisdom in the unknowing Night. И немую мудрость в незнающей Ночи.
Into the abysmal secrecy he came В пучинную тайну пришел он,
Where darkness peers from her mattress, grey and nude, Где тьма проступает из ее матраса, нагого и серого,
And stood on the last locked subconscient's floor И стоял на последнем запертом этаже подсознания,
Where Being slept unconscious of its thoughts Где Существо спало, не осознавая своих мыслей,
And built the world not knowing what it built. И строило мир, не зная, что оно строит.
There waiting its hour the future lay unknown, Там, ожидая своего грядущего часа, лежало неведомое,
There is the record of the vanished stars. Там находится запись исчезнувших звезд.
There in the slumber of the cosmic Will Там в дремоте космической Воли
He saw the secret key of Nature's change. Он увидел тайный ключ к изменению Природы.
A light was with him, an invisible hand Свет был с ним, рука незримая
Was laid upon the error and the pain Была положена на ошибку и боль,
Till it became a quivering ecstasy, Пока та не стала экстазом трепещущим,
The shock of sweetness of an arm's embrace. Шоком сладости объятия рук.
He saw in Night the Eternal's shadowy veil, Он видел в Ночи вуаль тенистую Вечного,
Knew death for a cellar of the house of life, Узнал смерть как погреб дома жизни,
In destruction felt creation's hasty pace, В разрушении ощутил творения шаг торопливый,
Knew loss as the price of a celestial gain Узнал утрату как цену за выигрыш небесный
And hell as a short cut to heaven's gates. И ад - как кратчайший путь к воротам небес.
Then in Illusion's occult factory Тогда в оккультной фабрике Иллюзии
And in the Inconscient's magic printing-house И в магической типографии Несознания
Torn were the formats of the primal Night Форматы первобытной Ночи порваны были
And shattered the stereotypes of Ignorance. И разбиты наборы Неведения.
Alive, breathing a deep spiritual breath, Живая, дышащая глубоких духовным дыханием,
Nature expunged her stiff mechanical code Природа перечеркнула свой непреклонный механический кодекс
And the articles of the bound soul's contract, И связанной души контракта параграфы,
Falsehood gave back to Truth her tortured shape. Фальшь отдала назад Истине ее мучимую форму.
Annulled were the tables of the law of Pain, Аннулированы были таблички закона Страдания,
And in their place grew luminous characters. И на их месте появились светлые буквы.
The skilful Penman's unseen finger wrote Искусного Писца незримый палец чертил
His swift intuitive calligraphy; Его интуитивную каллиграфию быструю;
Earth's forms were made his divine documents, Формы Земли были его божественными документами сделаны,
The wisdom embodied mind could not reveal, Мудрость воплотила то, что открыть не мог разум,
Inconscience chased from the world's voiceless breast; Несознание из безгласной груди мира прогнано;
Transfigured were the fixed schemes of reasoning Thought. Трансфигурированы были фиксированные схемы рассуждающей Мысли.
Arousing consciousness in things inert, Пробуждая сознание в инертных вещах,
He imposed upon dark atom and dumb mass Он навязывал темному атому и немой массе
The diamond script of the Imperishable, Алмазный почерк Непреходящего.
Inscribed on the dim heart of fallen things Вырезал на смутном сердце падших вещей
A paean-song of the free Infinite Свободного Бесконечного победную песнь
And the Name, foundation of eternity, И Имя, фундамент вечности,
And traced on the awake exultant cells И выводил на проснувшихся ликующих клетках
In the ideographs of the Ineffable В идеограммах Невыразимого
The lyric of the love that waits through Time Лирический стих любви, что ждет во Времени,
And the mystic volume of the Book of Bliss И мистический том Книги Блаженства,
And the message of the superconscient Fire. И послание суперсознательного Пламени.
Then life beat pure in the corporeal frame; Затем жизнь забила чистая в телесном каркасе;
The infernal Gleam died and could slay no more. Инфернальное Мерцание умерло и убивать не могло больше.
Hell split across its huge abrupt fa(ade Ад раскололся в своем огромном резком фасаде
As if a magic building were undone, Словно магическое здание было разрушено,
Night opened and vanished like a gulf of dream. Ночь открылась и исчезла как грезы пучина.
Into being's gap scooped out as empty Space В брешь существа, вычерпанную как пустое Пространство,
In which she had filled the place of absent God, В котором она заполняла место отсутствующего Бога,
There poured a wide intimate and blissful Dawn; Полился просторный близкий и блаженный Рассвет;
Healed were all things that Time's torn heart had made Излечены были все вещи, что раненное сердце Времени сделало,
And sorrow could live no more in Nature's breast: И горе не могло больше жить у Природы в груди:
Division ceased to be, for God was there. Разделение прекратилось, ибо там был Бог.
The soul lit the conscious body with its ray, Душа освещала своим лучом тело сознательное.
Matter and spirit mingled and were one. Материя и дух смешались и стали едины.
End of Canto Eight Конец песни восьмой
Canto IX Песнь девятая
THE PARADISE OF THE LIFE-GODS Парадиз Богов Жизни
Around him shone a great felicitous Day. Вокруг него сиял великий счастливый День.
A lustre of some rapturous Infinite, Блеск какого-то восторженного Бесконечного,
It held in the splendour of its golden laugh Он держал в великолепии своего золотого смеха
Regions of the heart's happiness set free, Регионы счастья сердца свободные,
Intoxicated with the wine of God, Опьяненные вином Бога,
Immersed in light, perpetually divine. Погруженные в свет, извечно божественные.
A favourite and intimate of the Gods Фаворит и друг близкий Богов,
Obeying the divine command to joy, Послушный божественной команде радоваться,
It was the sovereign of its own delight Своего собственного восторга тот День был сувереном
And master of the kingdoms of its force. И господином царств своей силы.
Assured of the bliss for which all forms were made, В блаженстве уверенный, для которого все были сделаны формы,
Unmoved by fear and grief and the shocks of Fate Незатрагиваемый страхом и горем, и ударами Рока
And unalarmed by the breath of fleeting Time И не тревожимый дыханием быстро текущего Времени,
And unbesieged by adverse circumstance, И враждебным обстоятельством не осаждаемый,
It breathed in a sweet secure unguarded ease Он дышал в сладкой, надежной, беспечной легкости,
Free from our body's frailty inviting death, Свободный от хрупкости нашего тела, смерть привлекающей,
Far from our danger-zone of stumbling Will. Далекий от опасной зоны спотыкающейся Воли.
It needed not to curb its passionate beats; Он не нуждался в том, чтобы свои страстные удары обуздывать;
Thrilled by the clasp of the warm satisfied sense Трепещущий от пожатия теплого удовлетворенного чувства
And the swift wonder-rush and flame and cry И сладкого чудо-натиска, огня и крика
Of the life-impulses' red magnificent race, Красного великолепного состязания в беге импульсов жизни,
It lived in a jewel-rhythm of the laughter of God Он жил в драгоценности-ритме смеха Бога
And lay on the breast of universal love. И лежал на груди универсальной любви.
Immune the unfettered Spirit of Delight Незадеваемый, освобожденный от оков Дух Восторга
Pastured his gleaming sun-herds and moon-flocks Преследовал его мерцающие солнечные стада и лунные табуны
Along the lyric speed of griefless streams Среди мерцающей скорости потоков безгорестных
In fragrance of the unearthly asphodel. В аромате неземной асфодели.
A silence of felicity wrapped the heavens, Тишина счастья небо окутывала,
A careless radiance smiled upon the heights; Беззаботное сияние улыбалось высотам;
A murmur of inarticulate ravishment Шепот восторга невнятного
Trembled in the winds and touched the enchanted soil; Дрожал в ветрах и касался души очарованной;
Incessant in the arms of ecstasy Непрестанно в руках экстаза
Repeating its sweet involuntary note Повторяющее свою сладкую непроизвольную ноту
A sob of rapture flowed along the hours. Рыдание восторга текло вместе с часами.
Advancing under an arch of glory and peace, Продвигаясь под аркою славы и мира,
Traveller on plateau and on musing ridge, Путешественник на плато и горном размышляющем гребне,
As one who sees in the World-Magician's glass Как тот, кто в зеркале Мирового Мага видит
A miracled imagery of soul-scapes flee Чудесный образ бегущего избавления души,
He traversed scenes of an immortal joy Он пересекал бессмертной радости сцены
And gazed into abysms of beauty and bliss. И вглядывался в пучины красоты и блаженства.
Around him was a light of conscious suns Вокруг него был свет сознательных солнц
And a brooding gladness of great symbol things; И раздумывающее довольство великих вещей символических;
To meet him crowded plains of brilliant calm, Навстречу ему толпились равнины покоя сверкающего,
Mountains and violet valleys of the Blest, Горы и лиловые долины Блаженства,
Deep glens of joy and crooning waterfalls Глубокие расщелины и водопады поющие,
And woods of quivering purple solitude; И леса дрожащего пурпурного уединения;
Below him lay like gleaming jewelled thoughts Под ним лежали, как мерцающие драгоценные мысли,
Rapt dreaming cities of Gandharva kings. Восхитительные грезящие города Гандхарвов-царей.
Across the vibrant secrecies of Space Через вибрирующие секреты Пространства
A dim and happy music sweetly stole, Смутная и счастливая музыка сладко кралась,
Smitten by unseen hands he heard heart-close Ударяемой невидимыми руками близкий к сердцу он слышал
The harps' cry of the heavenly minstrels pass, Крик арфы менестрелей небесных
And voices of unearthly melody И мелодии неземной голоса
Chanted the glory of eternal love Славу вечной любви воспевали
In the white-blue-moonbeam air of Paradise. В бело-голубом лунном воздухе Рая.
A summit and core of all that marvellous world, Вершина и ядро всего этого чудесного мира,
Apart stood high Elysian nameless hills, В стороне стояли высокие Елисейские безымянные горы,
Burning like sunsets in a trance of eve. Горящие как закаты в трансе вечера.
As if to some new unsearched profun...
Продолжение на следующей странцие...
