ому значению,
All powers subjected to a single power Все силы подчинялись единственной силе
And made a world where it could reign alone, И делали мир, где она могла одна царствовать,
An absolute ideal's perfect home. Идеала абсолютного дом совершенный.
Insignia of their victory and their faith, Орден своей победы и своей веры,
They offered to the Traveller at their gates Они предлагали Путешественнику у их ворот
A quenchless flame or an unfading flower, Негасимое пламя или цветок неувядающий,
Emblem of a high kingdom's privilege. Эмблему привилегии высокого царства.
A glorious shining Angel of the Way Великолепный сияющий Ангел Пути
Presented to the seeking of the soul Дарил поиску души
The sweetness and the might of an idea, Мощь и сладость идеи,
Each deemed Truth's intimate fount and summit force, Каждая считалась сокровенным источником и высшей силою Истины,
The heart of the meaning of the universe, Самой сутью смысла вселенной,
Perfection's key, passport to Paradise. Ключом совершенства, в Парадиз паспортом.
Yet were there regions where these absolutes met Однако были там регионы, где абсолюты встречались
And made a circle of bliss with married hands; И делали круг блаженства сочетающимися браком руками;
Light stood embraced by light, fire wedded fire, Свет стоял, обнимаемый светом, огонь сочетался с огнем,
But none in the other would his body lose Но никто в другом не терял своего тела,
To find his soul in the world's single Soul, Чтобы найти свою душу в Душе мира единственной,
A multiplied rapture of infinity. Множественный восторг бесконечности.
Onward he passed to a diviner sphere: Вперед он проходил к более божественной сфере:
There, joined in a common greatness, light and bliss, Там, объединенный в общем величии, блаженстве и свете,
All high and beautiful and desirable powers Все высокие, прекрасные и желанные силы,
Forgetting their difference and their separate reign Забывающие свое отличие и свое сепаративное царство,
Become a single multitudinous whole. Становились одним многочисленным целым.
Above the parting of the roads of Time, Над разветвлением дорог Времени,
Above the Silence and its thousandfold Word, Над Тишиной и ее тысячекратным Словом,
In the immutable and inviolate Truth В неизменной и ненарушаемой Истине
For ever united and inseparable, Вовеки соединенные и неразделимые,
The radiant children of Eternity dwell Лучистые дети Вечного жили
On the wide spirit height where all are one. На широких духовных высотах, где все есть одно.
End of Canto Twelve Конец песни двенадцатой
Canto XIII Песнь тринадцатая
IN THE SELF OF MIND В Самости Разума
At last there came a bare indifferent sky Наконец туда пришло голое беспристрастное небо,
Where Silence listened to the cosmic Voice, Где Тишина к космическому прислушивалось Голосу,
But answered nothing to a million calls; Но не отвечало ничего на миллион зовов;
The soul's endless question met with no response. Души бесконечный вопрос не встречал отклика.
An abrupt conclusion ended eager hopes, Резкое завершение кончало надежды стремящиеся,
A deep cessation in a mighty calm, Глубокое прекращение в могучем покое,
A finis-line on the last page of thought Последняя черта на последней странице мысли,
And a margin and a blank of wordless peace. Край и пустота бессловесного мира12.
There paused the climbing hierarchy of worlds. Там медлила в паузе взбирающаяся миров иерархия.
He stood on a wide arc of summit Space Он стоял на широкой арке Пространства вершинного
Alone with an enormous Self of Mind Один с огромной Самостью Разума,
Which held all life in a corner of its vasts. Которая держала всю жизнь в одном углу своих ширей.
Omnipotent, immobile and aloof, Всемогущая, неподвижная и отчужденная,
In the world which sprang from it, it took no part: В мире, который из нее брал начало, она не принимала участия:
It gave no heed to the paeans of victory, Этот Сам не обращал внимания на песни победы,
It was indifferent to its own defeats, К своим собственным поражениям он был безразличен,
It heard the cry of grief and made no sign; Он слышал крик горя и не подавал знака;
Impartial fell its gaze on evil and good, Безучастный опускался его взгляд на зло и добро,
It saw destruction come and did not move. Он видел уничтожение и не делал движения.
An equal Cause of things, a lonely Seer Вечная Причина вещей, одинокий Провидец
And Master of its multitude of forms, И Хозяин своего множества форм,
It acted not but bore all thoughts and deeds, Он не действовал, но нес все дела и все мысли,
The witness Lord of Nature's myriad acts Свидетельствующий Господь мириадов действий Природы,
Consenting to the movements of her Force. Уступающий движениям ее Силы.
His mind reflected this vast quietism. Ум путешественника это обширный квиетизм отражал.
This witness hush is the Thinker's secret base: Эта свидетельствующая тишина есть секретная основа Мыслителя:
Hidden in silent depths the word is formed, Скрытое в безмолвных глубинах формируется слово,
From hidden silences the act is born Из скрытых безмолвий рождается акт
Into the voiceful mind, the labouring world; В голосов полном уме, трудящемся мире;
In secrecy wraps the seed the Eternal sows В тайну обернуто семя, что сеет Вечный,
Silence, the mystic birthplace of the soul. Тишину, мистическое место рождения души.
In God's supreme withdrawn and timeless hush В безвременной тишине и верховном удалении Бога
A seeing Self and potent Energy met; Видящий Сам и могучая Энергия встречаются;
The Silence knew itself and thought took form: Тишина знает себя и обретает мысль форму:
Self-made from the dual power creation rose. Самосотворенное из дуальной силы творение встает.
In the still self he lived and it in him; В безмолвном себе он жил, и тот - в нем;
Its mute immemorable listening depths, Молчаливые незапамятные слушающие глубины себя,
Its vastness and its stillness were his own; Ширь и тишина Себя его были собственными;
One being with it he grew wide, powerful, free. Одно существо с Собою, он становился широким, могучим, свободным.
Apart, unbound, he looked on all things done. Обособленный, освобожденный от уз, он смотрел на все сотворенные вещи.
As one who builds his own imagined scenes Как тот, кто свои воображаемые сцены возводит
And loses not himself in what he sees, И не теряет себя в том, что он видит,
Spectator of a drama self-conceived, Зритель драмы самозадуманной,
He looked on the world and watched its motive thoughts Он глядел на мир и наблюдал его мотивирующие мысли
With the burden of luminous prophecy in their eyes, С ношей пророчества в их глазах светлого,
Its forces with their feet of wind and fire Силы мира с их ногами ветра и пламени
Arisen from the dumbness in his soul. Из молчания в его душе поднимались.
All now he seemed to understand and know; Все сейчас он, казалось, понимает и знает;
Desire came not nor any gust of will, Желание не приходило и никакой порыв воли,
The great perturbed inquirer lost his task; Великий мятущийся исследователь свою задачу утратил,
Nothing was asked nor wanted any more. Ни о чем не спрашивал, ничего не хотел больше.
There he could stay, the Self, the Silence won: Там он мог оставаться, Сам, Тишина завоеванная:
His soul had peace, it knew the cosmic Whole. Его душа пребывала в мире, он знал космическое Целое.
Then suddenly a luminous finger fell Затем светлый палец опустился внезапно
On all things seen or touched or heard or felt На все вещи видимые, касаемые, слышимые или чувствуемые
And showed his mind that nothing could be known; И показал его уму, что ничего не могло быть знаемо;
That must be reached from which all knowledge comes. Должно было быть достигнуто То, из чего приходит все знание.
The sceptic Ray disrupted all that seems Скептический луч разрушил всю эту видимость
And smote at the very roots of thought and sense. И ударил в самые корни мысли и чувства.
In a universe of Nescience they have grown, Они выросли во вселенной Неведения,
Aspiring towards a superconscient Sun, Стремящиеся к суперсознательному Солнцу,
Playing in shine and rain from heavenlier skies Играющие в сиянии и дожде из более небесных небес,
They never can win however high their reach Которых они достичь никогда не могли, как бы ни высоко простирались,
Or overpass however keen their probe. Или пройти, как бы ни был остр их зонд.
A doubt corroded even the means to think, Сомнение пало даже на мышления средства,
Distrust was thrown upon Mind's instruments; Недоверие было брошено на инструменты Ума;
All that it takes for reality's shining coin, Все, что он принимает за сверкающую монету реальности,
Proved fact, fixed inference, deduction clear, Удостоверяющий факт, фиксированный вывод, дедукцию чистую,
Firm theory, assured significance, Теорию прочную, смысл несомненный,
Appeared as frauds upon Time's credit bank Стало выглядеть фальшивками, предъявляемыми кредитному банку Времени,
Or assets valueless in Truth's treasury. Или ценными бумагами, что ничего не стоят в казначействе Истины.
An Ignorance on an uneasy throne Неведение на неспокойном троне
Travestied with a fortuitous sovereignty Пародировало с суверенитетом случайным
A figure of knowledge garbed in dubious words Фигуру знания, в сомнительные слова облаченную
And tinsel thought-forms brightly inadequate. И мыслеформы мишурные, неадекватные ярко.
A labourer in the dark dazzled by half-light, Чернорабочий во тьме, ослепленный полусвета сиянием,
What it knew was an image in a broken glass, То, что оно знало, было образом в разбитом стекле,
What it saw was real but its sight untrue. То, что оно видело, было реальным, но его зрение было неправильным.
All the ideas in its vast repertory Все идеи в его огромном хранилище
Were like the mutterings of a transient cloud Были подобны мимолетной тучи ворчанию,
That spent itself in sound and left no trace. Что расточает себя в звуке и не оставляет следа.
A frail house hanging in uncertain air, Хрупкий дом, висящий в неуверенном воздухе.
The thin ingenious web round which it moves, Тонкая паутина искусная, вокруг которой оно движется,
Put out awhile on the tree of the universe, На дереве вселенной на какое-то время вывешенная
And gathered up into itself again, И собранная в саму себя снова,
Was only a trap to catch life's insect food, Была только ловушкой, чтоб схватить насекомую пищу жизни,
Winged thoughts that flutter fragile in brief light Окрыленные мысли, что, хрупкие, в кратком свете порхали,
But dead, once captured in fixed forms of mind, Но мертвые, стоило им попасться в фиксированные формы ума,
Aims puny but looming large in man's small scale, Цели ничтожные, но неясно большие в маленькой шкале человека,
Flickers of imagination's brilliant gauze Мерцания тонкой блестящей ткани воображения
And cobweb-wrapped beliefs alive no more. И веры, паутиной опутанные, не живые больше.
The magic hut of built-up certitudes Магическая лачуга возведенных определенностей,
Made out of glittering dust and bright moonshine Сделанная из блестящей пыли и яркого лунного света,
In which it shrines its image of the Real, В которой оно благоговейно хранит свой образ Реальности,
Collapsed into the Nescience whence it rose. Рушилась в Неведение, откуда она поднялась.
Only a gleam was there of symbol facts Лишь проблеск там был символических фактов,
That shroud the mystery lurking in their glow, Что кутали мистерию, в их пыле таящуюся,
And falsehoods based on hidden realities И фальшь многочисленную, основанную на скрытых реальностях,
By which they live until they fall from Time. Которой они живут, пока не падут из Времени.
Our mind is a house haunted by the slain past, Наш разум есть дом, посещаемый часто убитым прошлым,
Ideas soon mummified, ghosts of old truths, Идеями, скоро мумифицирующимися, старых истин призраками,
God's spontaneities tied with formal strings Бога спонтанностями, формальными веревками связанными
And packed into drawer...
Продолжение на следующей странцие...
