iest transformation came. Последняя и самая могучая пришла трансформация.
His soul was all in front like a great sea Его душа была вся впереди, как великое море,
Flooding the mind and body with its waves; Затопляющее разум и тело своими волнами;
His being, spread to embrace the universe, Его существо, простертое объять вселенную,
United the within and the without Объединило внутреннее и внешнее,
To make of life a cosmic harmony, Чтобы космическую сделать из жизни гармонию,
An empire of the immanent Divine. Империю Божества имманентного.
In this tremendous universality В этой огромной универсальности
Not only his soul-nature and mind-sense Не только его душа-природа и разум-чувство
Included every soul and mind in his, Заключали каждую душу и каждый разум в его,
But even the life of flesh and nerve was changed Но была изменена даже жизнь плоти и нерва
And grew one flesh and nerve with all that lives; И становилась единой плотью и нервом со всем, что живет;
He felt the joy of others as his joy, Он чувствовал радость других как свою радость,
He bore the grief of others as his grief; Он нес горе других как свое горе;
His universal sympathy upbore, Его универсальная симпатия поддерживала,
Immense like ocean, the creation's load Необъятная как океан, бремя творения,
As earth upbears all beings' sacrifice, Как земля поддерживает всех существ жертву,
Thrilled with the hidden Transcendent's joy and peace. Трепеща со скрытого Трансцендентального миром и радостью.
There was no more division's endless scroll; Там не было больше разделения бесконечного свитка;
One grew the Spirit's secret unity, Один становился Духа тайным единством,
All Nature felt again the single bliss. Вся Природа вновь ощущала блаженство единое.
There was no cleavage between soul and soul, Там не было расщелины между одной душой и другою,
There was no barrier between world and God. Там не было барьера между миром и Богом.
Overpowered were form and memory's limiting line; Пересилена была форма и ограничивающая линия памяти;
The covering mind was seized and torn apart; Покрывающий разум был схвачен и сорван;
It was dissolved and now no more could be, Был растворен и ныне не мог больше быть,
The one Consciousness that made the world was seen; Одно Сознание, что сделало мир, было видимо;
All now was luminosity and force. Все сейчас было ярким светом и силой.
Abolished in its last thin fainting trace Отмененный в своем последнем тонком следе тающем
The circle of the little self was gone; Ушел круг маленькой самости;
The separate being could no more be felt; Обособленное существо ощущаться не могло больше;
It disappeared and knew itself no more, Оно исчезло и больше не знало себя,
Lost in the spirit's wide identity. Утраченное в широкой идентичности духа.
His nature grew a movement of the All, Его природа становилась движением Всего,
Exploring itself to find that all was He, Исследующим себя, чтобы найти, что все было Им,
His soul was a delegation of the All Его душа была делегатом Всего,
That turned from itself to join the one Supreme. Что от себя повернулось, чтобы к одному присоединиться Всевышнему.
Transcended was the human formula; Превзойдена была человеческая формула;
Man's heart that had obscured the Inviolable Человека сердце, что затемняло Нерушимого,
Assumed the mighty beating of a god's; Приняло могучий стук сердца бога;
His seeking mind ceased in the Truth that knows; Его ищущий разум прекратился в Истине, которая знает;
His life was a flow of the universal life. Его жизнь была универсальной жизни течением.
He stood fulfilled on the world's highest line Он стоял, осуществленный, на высшей линии мира,
Awaiting the ascent beyond the world, Ожидая восхождения за пределы мира,
Awaiting the descent the world to save. Ожидая нисхождения, чтобы спасти мир.
A Splendour and a Symbol wrapped the earth, Великолепие и Символ окутали землю,
Serene epiphanies looked and hallowed vasts Безоблачное богоявление смотрело и освящало просторы
Surrounded, wise infinitudes were close Окруженные, мудрые бесконечности были вблизи
And bright remotenesses leaned near and kin. И светлые дали склонялись, родные и близкие.
Sense failed in that tremendous lucency; Чувство не в состоянии в той огромной светлоте оказалось;
Ephemeral voices from his hearing fell Эфемерные голоса из его слуха пали
And Thought potent no more sank large and pale И Мысль могучая не тонула, большая и бледная,
Like a tired god into mysterious seas. Как утомленный бог, в мистические моря.
The robes of mortal thinking were cast down Платья смертного мышления были сброшены вниз,
Leaving his knowledge bare to absolute sight; Оставляя его знание обнаженным перед абсолютным зрением;
Fate's driving ceased and Nature's sleepless spur: Правление судьбы прекратилось и бессонные шпоры природы:
The athlete heavings of the will were stilled Успокоились атлетические вздымания воли
In the Omnipotent's unmoving peace. Во Всемогущего неподвижном покое.
Life in his members lay down vast and mute; Жизнь в его членах улеглась, обширная и немая;
Naked, unwalled, unterrified it bore Обнаженная, не огражденная стенами, не боящаяся, она сносила
The immense regard of Immortality. Необъятное внимание Бессмертия.
The last movement died and all at once grew still. Последнее движение умерло, и все сразу стало бездвижным.
A weight that was the unseen Transcendent's hand Вес, что был незримого Трансцендентального рукою,
Laid on his limbs the Spirit's measureless seal, Положил на его члены печать неизмеримую Духа,
Infinity swallowed him into shoreless trance. Бесконечность его в безбрежный транс поглотила.
As one who sets his sail towards mysteried shores Как тот, кто направляет свой парус к мистическим берегам,
Driven through huge oceans by the breath of God, Увлекаемый через океаны огромные дыханием Бога,
The fathomless below, the unknown around, Бездонные снизу, вокруг неизвестные,
His soul abandoned the blind star-field, Space. Его душа покинула слепое звездное поле, Пространство.
Afar from all that makes the measured world, Далеко от всего, что измеримый мир образует,
Plunging to hidden eternities it withdrew Ныряя к сокрытым вечностям, она отступила
Back from mind's foaming surface to the Vasts Назад из пенящейся поверхности разума к Ширям,
Voiceless within us in omniscient sleep. Безгласным внутри нас во всезнающем сне.
Above the imperfect reach of word and thought, Над несовершенными пределами слова и мысли,
Beyond the sight that seeks support of form, По ту сторону зрения, что ищет поддержки формы,
Lost in deep tracts of superconscient Light, Затерянный в глубоких трактах суперсознательного Света
Or voyaging in blank featureless Nothingness, Или путешествующий в пустом не имеющем черт Ничего,
Sole in the trackless Incommensurable, Один в непроторенном Несоизмеримом,
Or past not-self and self and selflessness, Или мимо не-самости, самости и отсутствия самости
Transgressing the dream-shores of conscious mind Пересекая берега-грезы сознательного разума,
He reached at last his sempiternal base. Он достиг, наконец, своей вечной основы.
On sorrowless heights no winging cry disturbs, На безгорестных высях, которые ни один взлетающий крик не тревожит,
Pure and untouched above this mortal play Чистых и незатрагиваемых над этой смертной игрой,
Is spread the spirit's hushed immobile air. Простирается духа смолкший неподвижный воздух.
There no beginning is and there no end; Там нет начала, и там нет конца;
There is the stable force of all that moves; Там - стабильная сила всего, что движется;
There the aeonic labourer is at rest. Там эпохальный труд отдыхает.
There turns no keyed creation in the void, Заведенное творение там в пустоте не кружит,
No giant mechanism watched by a soul; Никакой гигантский механизм не наблюдается душой;
There creaks no fate-turned huge machinery; Там не скрипят судьбою вращаемые машины огромные;
The marriage of evil with good within one breast, В одной груди свадьба зла и добра,
The clash of strife in the very clasp of love, Столкновение борьбы в каждом объятии любви,
The dangerous pain of life's experiment Боль эксперимента жизни опасная
In the values of Inconsequence and Chance, В ценностях Случайности и Непоследовательности,
The peril of mind's gamble, throwing our lives Опасность игры рискованной разума, наши жизни бросающей
As stake in a wager of indifferent gods На кон в ставке равнодушных богов,
And the shifting lights and shadows of the idea И непостоянные блики света и тени идеи,
Falling upon the surface consciousness, На поверхностное сознание падающие
And in the dream of a mute witness soul И в дреме свидетельствующей безмолвной души
Creating the error of a half-seen world Творящие ошибку полузримого мира,
Where knowledge is a seeking ignorance, Где знание есть неведения поиски,
Life's steps a stumbling series without suit, Шаги жизни - запинающаяся невпопад серия,
Its aspect of fortuitous design, Ее аспект случайного назначения,
Its equal measure of the true and false Ее равная мерка подлинного и фальшивого
In that immobile and immutable realm В том неподвижном и неизменном царстве
Find no access, no cause, no right to live: Не находили ни доступа, ни причины, ни права жить:
There only reigns the spirit's motionless power Царила единственно духа неподвижная сила,
Poised in itself through still eternity Самоуравновешенная в тихой вечности
And its omniscient and omnipotent peace. И своем всемогущем и всезнающем мире22.
Thought clashes not with thought and truth with truth, Мысль не сталкивалась с мыслью, а истина - с истиной,
There is no war of right with rival right; Там не было войны права с правом соперничающим;
There are no stumbling and half-seeing lives Там не было спотыкающихся и полувидящих жизней,
Passing from chance to unexpected chance, Шагающих от случая к непредвиденному случаю,
No suffering of hearts compelled to beat Ни страдания сердец, принужденных стучать
In bodies of the inert Inconscient's make. В телах, инертным Несознанием сделанных.
Armed with the immune occult unsinking Fire Вооруженные неприкосновенным оккультным негасимым Огнем
The guardians of Eternity keep its law Стражи Вечности закон охраняют его,
For ever fixed upon Truth's giant base Вечно фиксированный на гигантском фундаменте Истины
In her magnificent and termless home. В ее величественном и безграничном доме.
There Nature on her dumb spiritual couch Там Природа на своем немом ложе духовном,
Immutably transcendent knows her source Неизменно трансцендентальная, свой знает источник
And to the stir of multitudinous worlds И на движение миров многочисленных
Assents unmoved in a perpetual calm. Соглашается, неподвижная в вечном покое.
All-causing, all-sustaining and aloof, Всёвызывающий, всеподдерживающий и отчужденный,
The Witness looks from his unshaken poise, Свидетель из своего непоколебимого равновесия смотрит,
An Eye immense regarding all things done. Огромный Глаз, внимательно глядящий на все сотворенные вещи.
Apart, at peace above creation's stir, Обособленный, пребывая в мире23 над суетою творения,
Immersed in the eternal altitudes, Погрузившись в вечные выси,
He abode defended in his shoreless self, Он жил, в своей самости защищенный безбрежной,
Companioned only by the all-seeing One. В компании всевидящего Одного лишь.
A Mind too mighty to be bound by Thought, Разум, слишком могучий, чтобы быть связанным Мыслью,
A Life too boundless for the play in Space, Жизнь, для игры в Пространстве чересчур безграничная,
A Soul without borders unconvinced of Time, Душа без границ, не убежденная Временем,
He felt the extinction of the world's long pain, Долгой боли мира он ощущал угасание,
He became the unborn Self that never dies, Он стал нерожденным Собой, что никогда не умирает,
He joined the sessions of Infinity. Он присоединился к Бесконечности сессиям.
On the cosmic murmur primal loneliness fell, На космический шелест изначальное...
Продолжение на следующей странцие...
