эфире сомнительной жизни,
Himself was soon a riddle to himself; Он сам для себя стал скоро загадкой;
As symbols he saw all and sought their sense. Как символы он видел все и их искал смысл.
Across the leaping springs of death and birth Через прыгающие родники рождения и смерти
And over shifting borders of soul-change, И над переменчивыми границами изменения души
A hunter on the spirit's creative track, Охотник на пути созидательном духа,
He followed in life's fine and mighty trails Он шел по жизни прекрасным и могучим следам,
Pursuing her sealed formidable delight Преследуя ее запечатанный грозный восторг
In a perilous adventure without close. В нескончаемой авантюре опасной.
At first no aim appeared in those large steps: Сперва никакой цели в тех широких шагах не было видно:
Only the wide source he saw of all things here Он видел лишь обширный источник всех вещей здесь,
Looking towards a wider source beyond. Глядящий в сторону источника более широкого в запредельное.
For as she drew away from earthly lines, Ибо по мере того, как она удалялась от земных линий,
A tenser drag was felt from the Unknown, Более напряженная тяга ощущалась из Неизвестного,
A higher context of delivering thought Более высокий контекст освобождающей мысли
Drove her towards marvel and discovery; Влек ее к обнаружению и чуду;
There came a high release from pettier cares, Туда пришло большее освобождение от пустяковых забот,
A mightier image of desire and hope, Желания и надежды образ более могучий,
A vaster formula, a greater scene. Более широкая формула, более великая сцена.
Ever she circled towards some far-off Light: Она постоянно кружилась, приближаясь к какому-то далекому Свету:
Her signs still covered more than they revealed; Ее следы пока еще больше скрывали, чем обнаруживали;
But tied to some immediate sight and will Но, привязанные к каким-то конкретным воле и зрению,
They lost their purport in the joy of use, Они свой смысл в радости использования утрачивали,
Till stripped of their infinite meaning they became До тех пор, пока не обнажился их смысл бесконечный, они оставались
A cipher gleaming with unreal sense. Шифром, мерцающим нереальным значением.
Armed with a magical and haunted bow Вооруженная магическим часто используемым луком,
She aimed at a target kept invisible Она метила в цель, что оставалась невидимой
And ever deemed remote though always near. И всегда считалась далекой, всегда будучи близкой.
As one who spells illumined characters, Как тот, кто пишет освещенные буквы,
The key-book of a crabbed magician text, Указатель к неразборчивому магическому тексту,
He scanned her subtle tangled weird designs Он разглядывал ее запутанные судьбоносные намерения тонкие
And the screened difficult theorem of her clues, И сокрытую трудную теорему ее ключей,
Traced in the monstrous sands of desert Time Прослеживал в чудовищных песках пустынного Времени
The thread beginnings of her titan works, Нить начал ее работ титанических,
Watched her charade of action for some hint, Наблюдал за ее шарадой действий в ожидании намека какого-то,
Read the N(-gestures of her silhouettes, Читал отрицательные жесты ее силуэтов,
And strove to capture in their burdened drift И старался ухватить в их нагруженном дрейфе
The dance-fantasia of her sequences Танец-фантазию ее последовательностей,
Escaping into rhythmic mystery, Убегающих в мистерию ритмичную,
A glimmer of fugitive feet on fleeing soil. Мелькание ног, мчащихся по бегущей земле.
In the labyrinth pattern of her thoughts and hopes В лабиринте-образчике ее мыслей и чаяний,
And the byways of her intimate desires, По окольным дорожкам ее сокровенных желаний,
In the complex corners crowded with her dreams В сложных углах, переполненных ее грезами,
And rounds crossed by an intrigue of irrelevant rounds, И кругах, пересекаемых интригой не относящихся к делу окружностей,
A wanderer straying amid fugitive scenes, Скиталиц, блуждающий среди сцен мимолетных,
He lost its signs and chased each failing guess. Он потерял мистерии той знаки и преследовал любое предположение малое.
Ever he met key-words, ignorant of their key. Он постоянно встречал ключевые слова, что своего не знали ключа.
A sun that dazzled its own eye of sight, Солнце, что слепило свой собственный видящий глаз,
A luminous enigma's brilliant hood Сверкающий капюшон светлой загадки,
Lit the dense purple barrier of thought's sky: Освещал плотный пурпурный барьер неба мысли:
A dim large trance showed to the night her stars. Смутный огромный транс показывал ночи ее звезды.
As if sitting near an open window's gap, Словно сидя близко к бреши окна,
He read by lightning-flash on crowding flash Он читал сверканием молнии в переполненной вспышке
Chapters of her metaphysical romance Главы ее метафизического романса
Of the soul's search for lost Reality Поиска утраченной Реальности душою
And her fictions drawn from spirit's authentic fact, И ее беллетристику, на достоверном факте духа написанную,
Her caprices and conceits and meanings locked, Ее капризы, ее причудливые образы и значения спрятанные,
Her rash unseizable freaks and mysteried turns. Ее стремительные неуловимые причуды и повороты мистические.
The magnificent wrappings of her secrecy Эти пышные одеяния ее тайны,
That fold her desirable body out of sight, Что скрывают своими складками ее тело от зрения,
The strange significant forms woven on her robe, Странные многозначительные формы, вытканные на ее платье,
Her meaningful outlines of the souls of things Ее полные значения очертания душ вещей
He saw, her false transparencies of thought-hue, Видел он, ее фальшивые прозрачности оттенка мысли,
Her rich brocades with imaged fancies sewn Ее богатые парчи с вышитыми фантазиями
And mutable masks and broideries of disguise. И меняющиеся маски и кружева маскировки.
A thousand baffling faces of the Truth Тысяча ставящих в тупик ликов Истины
Looked at him from her forms with unknown eyes На него из ее форм незнакомыми глазами глядели
And wordless mouths unrecognisable, И неузнаваемые рты бессловесные
Spoke from the figures of her masquerade, Говорили с лиц фигур ее маскарада,
Or peered from the recondite magnificence Или из пышности непонятной проглядывало
And subtle splendour of her draperies. Тонкое великолепие ее драпировок.
In sudden scintillations of the Unknown, Во внезапных мерцаниях Неведомого
Inexpressive sounds became veridical, Невыразимые звуки становились правдивыми,
Ideas that seemed unmeaning flashed out truth; Идеи, что казались бессмысленными, сверкали истиной;
Voices that came from unseen waiting worlds Голоса, что приходили из незримых ждущих миров,
Uttered the syllables of the Unmanifest Провозглашали слоги Непроявленного,
To clothe the body of the mystic Word, Чтобы облечь тело мистичного Слова,
And wizard diagrams of the occult Law И колдовские диаграммы Закона оккультного
Sealed some precise unreadable harmony, Ставили печать некой нечитаемой точной гармонии,
Or used hue and figure to reconstitute Или использовали оттенок и фигуру, чтобы воссоздать
The herald blazon of Time's secret things. Геральдический герб вещей тайных Времени.
In her green wildernesses and lurking depths, В ее пущах зеленых и глубинах таящихся,
In her thickets of joy where danger clasps delight, В ее чащах Радости, где опасность обнимает восторг,
He glimpsed the hidden wings of her songster hopes, Он замечал ее певцов надежд скрытые крылья,
A glimmer of blue and gold and scarlet fire. Проблеск голубого, зеленого и алого пламени.
In her covert lanes, bordering her chance field-paths На ее потаенных дорожках, окаймляющих ее случайные поля-дороги,
And by her singing rivulets and calm lakes И в поющих ею ручьях и спокойных озерах
He found the glow of her golden fruits of bliss Он находил румянец ее золотых плодов блаженства
And the beauty of her flowers of dream and muse. И красоту ее цветов грезы и думы.
As if a miracle of heart's change by joy Словно чудо изменения сердца радостью
He watched in the alchemist radiance of her suns Он наблюдал в сиянии ее солнц алхимическом
The crimson outburst of one secular flower Темно-красную вспышку одного цветущего раз в сто лет цветка
On the tree-of-sacrifice of spiritual love. На дереве жертвоприношения духовной любви.
In the sleepy splendour of her noons he saw, В сонном восторге ее полдней он видел
A perpetual repetition through the hours, Повторяющийся в часах нескончаемо
Thought's dance of dragonflies on mystery's stream Мысли танец стрекозий на мистерии потоке,
That skim but never test its murmurs' race, Что мчался, но никогда не измерял своего журчания скорость,
And heard the laughter of her rose desires И слышал смех ее розы желаний,
Running as if to escape from longed-for hands, Бегущий, словно чтобы спастись от страстно протянутых рук,
Jingling sweet anklet-bells of fantasy. Звеня сладко колокольчиками ножных браслетов фантазии.
Amidst live symbols of her occult power Живя посреди символов ее силы оккультной,
He moved and felt them as close real forms: Он двигался и чувствовал их как близкие реальные формы:
In that life more concrete than the lives of men В той жизни более конкретные, чем жизни людей,
Throbbed heart-beats of the hidden reality: Стучал пульс скрытой реальности:
Embodied was there what we but think and feel, Воплощенным там было то, что мы только мыслим и чувствуем,
Self-framed what here takes outward borrowed shapes. Самообрамлено то, что здесь принимает заимствованные внешние формы.
A comrade of Silence on her austere heights Друг Тишины на ее суровых высотах,
Accepted by her mighty loneliness, Ее уединенностью могучим допущенный,
He stood with her on meditating peaks Он стоял с нею на медитирующих пиках,
Where life and being are a sacrament Где жизнь и бытие были таинством,
Offered to the Reality beyond, Предлагаемым запредельной Реальности,
And saw her loose into infinity И видел ее, выпускающую в бесконечность
Her hooded eagles of significance, Ее хохлатых орлов значения глубокого,
Messengers of Thought to the Unknowable. Посланцев Мысли к Немыслимому.
Identified in soul-vision and soul-sense, Идентифицированный в видении души и чувстве душевном,
Entering into her depths as into a house, Входящий в ее глубины как в дом,
All he became that she was or longed to be, Он становился всем, чем она была или быть стремилась,
He thought with her thoughts and journeyed with her steps, Он думал ее мыслями и шагами ее путешествовал,
Lived with her breath and scanned all with her eyes Жил ее дыханием и все ее глазами рассматривал,
That so he might learn the secret of her soul. Чтоб суметь секрет ее души изучить.
A witness overmastered by his scene, Свидетель, сценой своей покоренный,
He admired her splendid front of pomp and play Он восхищался ее великолепным фасадом игры и пышности
And the marvels of her rich and delicate craft, И чудес ее деликатного искусства богатого,
And thrilled to the insistence of her cry; И трепетал на ее крика настойчивость;
Impassioned he bore the sorceries of her might, Охваченный страстью, он ощущал колдовства ее мощи,
Felt laid on him her abrupt mysterious will, Чувствовал положенную на него ее твердую мистичную волю,
Her hands that knead fate in their violent grasp, Ее руки, что месили судьбу в своем неистовом сжатии,
Her touch that moves, her powers that seize and drive. Ее касание, что движет, ее силы, что овладевают и правят.
But this too he saw, her soul that wept within, Но это тоже он видел, ее душу, что рыдала внутри,
Her seekings vain that clutch at fleeing truth, Ее тщетные поиски, что хватали бегущую правду,
Her hopes whose sombre gaze mates with despair, Ее надежды, чей мрачный взгляд берет в супруги отчаяние,
The passion that possessed her longing limbs, Страсть, что владела ее томящимися членами,
The trouble and rapture of her yearning breasts, Ее тоскующих грудей восторг и волнение,
Her mind that toils unsatisfied with its fruits, Е...
Продолжение на следующей странцие...
