быть настороже;
None heard until a dreadful grasp was close. Никто не слышал, пока не смыкалась ужасная хватка.
Or else all augured a divine approach, Или даже все предсказывало приближение божественное,
An air of prophecy felt, a heavenly hope, Ощущался воздух пророчества, надежда небесная,
Listened for a gospel, watched for a new star. Слышимая как евангелие, как звезда новая видимая.
The Fiend was visible but cloaked in light; Дьявол был виден, но закутанный в свет;
He seemed a helping angel from the skies: Он казался с небес помогающим ангелом:
He armed untruth with Scripture and the Law; Он вооружал Писанием и Законом неправду;
He deceived with wisdom, with virtue slew the soul Он обманывал мудростью, добродетелью совращал душу
And led to perdition by the heavenward path. И вел к погибели по направленным к небесам тропам.
A lavish sense he gave of power and joy, Он давал щедрое чувство силы и радости,
And, when arose the warning from within, И, когда предупреждение изнутри поднималось,
He reassured the ear with dulcet tones Нежными тонами он успокаивал ухо
Or took the mind captive in its own net; Или пленил разум его собственной сетью;
His rigorous logic made the false seem true. Его строгая логика позволяла лжи выглядеть правдой.
Amazing the elect with holy lore Изумляя избранника святым знанием,
He spoke as with the very voice of God. Он говорил самим голосом Бога.
The air was full of treachery and ruse; Воздух был полон вероломства и хитрости;
Truth-speaking was a stratagem in that place; Говорить правду было уловкой в том месте;
Ambush lurked in a smile and peril made Засада таилась в улыбке и опасность делала
Safety its cover, trust its entry's gate: Своим покровом надежность, доверие - воротами для своего входа:
Falsehood came laughing with the eyes of truth; Ложь приходила смеясь с глазами истины;
Each friend might turn an enemy or spy, Каждый друг мог превратиться во врага и шпиона,
The hand one clasped ensleeved a dagger's stab Рука, которую пожимали, в рукаве скрывала жало кинжала,
And an embrace could be Doom's iron cage. И объятия могли оказаться железной клеткою Рока.
Agony and danger stalked their trembling prey Агония и опасность подкрадывались к трепещущей жертве
And softly spoke as to a timid friend: И мягко говорили, как с робким другом:
Attack sprang suddenly vehement and unseen; Атака начиналась внезапно, неистовая и незримая;
Fear leaped upon the heart at every turn Страх на каждом повороте прыгал на сердце
And cried out with an anguished dreadful voice; И кричал мучимым страшным голосом;
It called for one to save but none came near. Он взывал, умоляя спасти, но никто не подходил близко.
All warily walked, for death was ever close; Все осторожно ходили, ибо смерть всегда была близко;
Yet caution seemed a vain expense of care, Однако предосторожность казалась тщетной, пустой тратой внимания,
For all that guarded proved a deadly net, Ибо все, что охранялось, оказывалось в смертельных тенетах,
And when after long suspense salvation came И когда после долгой неизвестности приходило спасение
And brought a glad relief disarming strength, И приносило довольное избавление, обезоруживающее силу,
It served as a smiling passage to worse fate. Оно было подобно улыбающемуся проходу к еще худшей судьбе.
There was no truce and no safe place to rest; Там не было перемирия и надежного места для отдыха;
One dared not slumber or put off one's arms: Никто не отваживался спать или опускать свои руки:
It was a world of battle and surprise. Это был мир сюрпризов и битвы.
All who were there lived for themselves alone; Все, кто там был, жили лишь для себя;
All warred against all, but with a common hate Все против всех воевали, но с общей ненавистью
Turned on the mind that sought some higher good; Обрушивались на разум, что искал какого-то более высокого блага;
Truth was exiled lest she should dare to speak Истина была изгнана, чтобы не смела она говорить
And hurt the heart of darkness with her light И вредить сердцу тьмы своим светом
Or bring her pride of knowledge to blaspheme Или вносить свою гордость знания и поносить
The settled anarchy of established things. Утвержденную анархию вещей установленных.
Then the scene changed, but kept its dreadful core: Затем сцена сменилась, но сохранила свою ужасную суть:
Altering its form the life remained the same. Изменив свою форму, жизнь оставалась все той же.
A capital was there without a State: Столица там без Государства была:
It had no ruler, only groups that strove. Она не имела правителя, лишь группы, что борются.
He saw a city of ancient Ignorance Он видел город Неведения древнего,
Founded upon a soil that knew not Light. Основанный на почве, что не знала Света.
There each in his own darkness walked alone: Там каждый в своей собственной темноте шел один:
Only they agreed to differ in Evil's paths, Они были согласны разнится лишь в путях Зла,
To live in their own way for their own selves Жить на свой собственный лад для своих собственных самостей
Or to enforce a common lie and wrong; Или проводить в жизнь общую ложь и неправильность;
There Ego was lord upon his peacock seat Там Эго было господом на своем сидение павлиньем
And Falsehood sat by him, his mate and queen: И Ложь сидела за ним, супруга его и царица:
The world turned to them as Heaven to Truth and God. Мир поворачивался к ним, как Небеса к Богу и Истине.
Injustice justified by firm decrees Несправедливость оправдывала декретами твердыми
The sovereign weights of Error's legalised trade, Суверенные гири легализованной торговли Ошибки,
But all the weights were false and none the same; Но все эти гири были фальшивы и ни одна не была одинаковой;
Ever she watched with her balance and a sword, Постоянно она наблюдала за своим мечом и весами,
Lest any sacrilegious word expose Чтобы никакое святотатственное слово не могло обличить
The sanctified formulas of her old misrule. Освященные формулы ее старого дурного правления.
In high professions wrapped self-will walked wide В высокие вероисповедания закутанное своеволие всюду ходило
And licence stalked prating of order and right: И лицензия шествовала, болтая о порядке и правильности:
There was no altar raised to Liberty; Там не было алтаря, к Свободе поднятого;
True freedom was abhorred and hunted down: Подлинная свобода вызывала отвращение и травилась:
Harmony and tolerance nowhere could be seen; Гармонии и терпимости нигде не могли быть увидены;
Each group proclaimed its dire and naked Law. Каждая группа провозглашала свой страшный и голый Закон.
A frame of ethics knobbed with scriptural rules Каркас этики выпячивался библейскими правилами
Or a theory passionately believed and praised Или теория страстно верила и превозносила
A table seemed of high Heaven's sacred code. Табличку, выглядевшую священным кодом высоких Небес.
A formal practice mailed and iron-shod Формальная практика, бронею и железной кольчугой покрытая,
Gave to a rude and ruthless warrior kind Давала грубому и безжалостному роду воинственному
Drawn from the savage bowels of the earth Вышедшему из недр диких земли
A proud stern poise of harsh nobility, Гордую непреклонную позу благородства сурового,
A civic posture rigid and formidable. Гражданскую позу, негибкую, грозную.
But all their private acts belied the pose: Но все их приватные действия изобличали ту позу:
Power and utility were their Truth and Right, Полезность и сила были их Правом и Истиной,
An eagle rapacity clawed its coveted good, Орлиная жадность загребала свое добро вожделенное,
Beaks pecked and talons tore all weaker prey. Клювы долбили и когти рвали любую добычу, более слабую.
In their sweet secrecy of pleasant sins В их сладкой секретности приятных грехов
Nature they obeyed and not a moralist God. Они повиновались Природе, а не моралисту Богу.
Inconscient traders in bundles of contraries, Несознательные торговцы в узлах противоположностей,
They did what in others they would persecute; Они делали то, что в других стали б преследовать;
When their eyes looked upon their fellow's vice, Когда их глаза глядят на порок ближнего,
An indignation flamed, a virtuous wrath; Они негодованием горят, добродетельным гневом,
Oblivious of their own deep-hid offence, Забыв о своих собственных глубоко скрытых проступках,
Moblike they stoned a neighbour caught in sin. Подобные своре они побивали камнями соседа, в грехе уличенного.
A pragmatist judge within passed false decrees, Прагматичный судья внутри издавал декреты фальшивые,
Posed worst iniquities on equity's base, Формулировал на основе справедливости беззакония худшие,
Reasoned ill actions just, sanctioned the scale Обосновывал злые деяния, санкционировал шкалу
Of the merchant ego's interest and desire. Интереса и желания меркантильного эго.
Thus was a balance kept, the world could live. Так баланс сохранялся, так жить мог тот мир.
A zealot fervour pushed their ruthless cults, Фанатичный пыл толкал их культы безжалостные,
All faith not theirs bled scourged as heresy; Всякая вера, что была не их, кровоточила, как ересь бичуемая;
They questioned, captived, tortured, burned or smote Они допрашивали плененного, пытаемого, сжигаемого или избиваемого
And forced the soul to abandon right or die. И заставляли душу оставить правду или умереть.
Amid her clashing creeds and warring sects Среди своих сталкивающихся кредо и воюющих сект
Religion sat upon a blood-stained throne. Религия сидела на троне, испачканном кровью.
A hundred tyrannies oppressed and slew Сотни тираний притесняли и убивали
And founded unity upon fraud and force. И основывали единство на обмане и силе.
Only what seemed was prized as real there: Лишь видимое как реальное там ценилось:
The ideal was a cynic ridicule's butt; Идеалом было циничной насмешки удар;
Hooted by the crowd, mocked by enlightened wits, Обсуждаемый толпою, передразниваемый просвещенными умами,
Spiritual seeking wandered outcasted,- Духовный поиск скитался отверженный, -
A dreamer's self-deceiving web of thought Самообманывающая паутина мысли мечтателя
Or mad chimaera deemed or hypocrite's fake, Или сумасшедшая химера, или лицемера фальшивка, -
Its passionate instinct trailed through minds obscure Его страстный инстинкт, ступая через умы затемненные,
Lost in the circuits of the Ignorance. Терялся в кругооборотах Неведения.
A lie was there the truth and truth a lie. Ложь там была истиной, а истина - ложью.
Here must the traveller of the upward Way - Здесь должен путешественник Пути, вверх устремленного, -
For daring Hell's kingdoms winds the heavenly route - Ибо царства Ада отваживающегося искривляют небесный маршрут, -
Pause or pass slowly through that perilous space, Делать паузу или проходить медленно через это пространство опасное,
A prayer upon his lips and the great Name. Молитва на его губах и великое Имя.
If probed not all discernment's keen spear-point, Если бы не распознания зондирующее все острого копья острие,
He might stumble into falsity's endless net. Он мог бы оступится в бесконечные сети фальшивости.
Over his shoulder often he must look back Он должен часто через плечо назад озираться,
Like one who feels on his neck an enemy's breath; Как тот, кто на своей шее ощущает дыхание врага;
Else stealing up behind a treasonous blow Предательский удар, еще таящийся сзади,
Might prostrate cast and pin to unholy soil, Может повергнуть и пригвоздить к земле нечестивой,
Pierced through his back by Evil's poignant stake. Его спину пронзить Зла острым колом.
So might one fall on the Eternal's road Так может он на дороге Вечного пасть,
Forfeiting the spirit's lonely chance in Time Потеряв право на единственный шанс духа во Времени
And no news of him reach the waiting gods, И никаких новостей от него не достигнет ждущих богов,
Marked "missing" in the register of souls, Отмеченное "пропавшим без вести" в реестре душ
His name the index of a failing hope, Его имя станет надежды провалившейся и...
Продолжение на следующей странцие...
