ный и невыразимый страх.
As a sea nears a victim bound and still, Как когда море приближается к жертве, неподвижной и связанной,
The approach alarmed his mind for ever dumb Так его постоянно молчащий ум приближение встревожило
Of an implacable eternity Неумолимой вечности
Of pain inhuman and intolerable. Невыносимой и нечеловеческой боли.
This he must bear, his hope of heaven estranged; Ее он должен терпеть, его надежда на небеса удалилась;
He must ever exist without extinction's peace Он должен существовать вечно без угасания мира
In a slow suffering Time and tortured Space, В медленном страдающем Времени и мучимом Пространстве,
An anguished nothingness his endless state. Мучимое ничто - бесконечное его состояние.
A lifeless vacancy was now his breast, Безжизненная пустота была сейчас его грудью,
And in the place where once was luminous thought, И в том месте, где когда-то была светлая мысль,
Only remained like a pale motionless ghost Как бледный и неподвижный призрак лишь оставалась
An incapacity for faith and hope Неспособность к надежде и вере
And the dread conviction of a vanquished soul И мертвая убежденность побежденной души,
Immortal still but with its godhead lost, Бессмертной еще, но свою божественность утерявшей,
Self lost and God and touch of happier worlds. Себя потерявшей и Бога, и миры более счастливые.
But he endured, stilled the vain terror, bore Но он крепился, успокаивал тщетный ужас, терпел
The smothering coils of agony and affright; Душащие кольца агонии и страха;
Then peace returned and the soul's sovereign gaze. Затем мир вернулся и души взгляд суверенный.
To the blank horror a calm Light replied: Пустому ужасу спокойный Свет отвечал:
Immutable, undying and unborn, Неизменное, неумирающее и нерожденное,
Mighty and mute the Godhead in him woke Могучее и молчаливое Божество в нем проснулось
And faced the pain and danger of the world. И лицом к лицу встречало опасность и страдание мира.
He mastered the tides of Nature with a look: Он овладел с одного взгляда Природы потоками:
He met with his bare spirit naked Hell. Он встречал своим неприкрытым духом Ад обнаженный.
End of Canto Seven Конец песни седьмой
Canto VIII Песнь восьмая
THE WORLD OF FALSEHOOD, THE MOTHER OF EVIL AND THE SONS OF DARKNESS Мир Фальши, Мать Зла и Сыны Тьмы
Then could he see the hidden heart of Night: Затем спрятанное сердце Ночи он смог увидеть:
The labour of its stark unconsciousness Труд его бессознательности полной
Revealed the endless terrible Inane. Явил свою ужасную Пустоту бесконечную.
A spiritless blank Infinity was there; Бездушная незаполненная Бесконечность была там;
A Nature that denied the eternal Truth Природа, что отрицала вечную Истину
In the vain braggart freedom of its thought В тщетной хвастливой свободе своей мысли,
Hoped to abolish God and reign alone. Надеялась отменить Бога и одной царствовать.
There was no sovereign Guest, no witness Light; Там не было ни суверенного Гостя, ни Света свидетельствующего;
Unhelped it would create its own bleak world. Без чьей-либо помощи она будет творить свой собственный унылый мир.
Its large blind eyes looked out on demon acts, Ее большие слепые глаза выглядывали на демонические действия,
Its deaf ears heard the untruth its dumb lips spoke; Ее глухие уши слушали неправду, которую ее немые уста говорили;
Its huge misguided fancy took vast shapes, Ее огромная сбивающая фантазия приняла обширные формы,
Its mindless sentience quivered with fierce conceits; Ее бездумная чувственность дрожала в жестоких тщеславиях;
Engendering a brute principle of life Порождающие принцип жизни животный
Evil and pain begot a monstrous soul. Зло и боль породили душу чудовищную.
The Anarchs of the formless depths arose, Бесформенных глубин поднялись Вожди,
Great Titan beings and demoniac powers, Великие существа Титанические и демонические силы,
World-egos racked with lust and thought and will, Мировые эго, терзаемые вожделением, мыслью и волей,
Vast minds and lives without a spirit within: Широкие разумы и жизни без духа внутри:
Impatient architects of error's house, Нетерпеливые архитекторы дома ошибки,
Leaders of the cosmic ignorance and unrest Лидеры космического неведения и беспокойства
And sponsors of sorrow and mortality И спонсоры горя и смертности
Embodied the dark Ideas of the Abyss. Воплощали темные Идеи Пучины.
A shadow substance into emptiness came, Тенистая субстанция пришла в пустоту,
Dim forms were born in the unthinking Void Смутные формы рождены были в немыслящей Пустоши
And eddies met and made an adverse Space И вихри встретились и Пространство враждебное сделали,
In whose black folds Being imagined Hell. В черных складках которого Существо представило Ад.
His eyes piercing the triple-plated gloom Его глаза, мрак трехслойный пронзая,
Identified their sight with its blind stare: Отождествляли свое зрение со слепым взглядом тьмы:
Accustomed to the unnatural dark, they saw Привыкнув к неестественной тьме, они видели
Unreality made real and conscious Night. Нереальность, реальною сделанную, и сознательную Ночь.
A violent, fierce and formidable world, Неистовый, жестокий и грозный мир,
An ancient womb of huge calamitous dreams, Древнее лоно огромных пагубных грез,
Coiled like a larva in the obscurity Извивался как личинка в смутной неясности,
That keeps it from the spear-points of Heaven's stars. Что хранит ее от остриев стрел звезд Неба.
It was the gate of a false Infinite, Это ворота фальшивого Бесконечного были,
An eternity of disastrous absolutes, Абсолютов гибельных вечность,
An immense negation of spiritual things. Необъятное отрицание духовных вещей.
All once self-luminous in the spirit's sphere Все, некогда в сфере духа самосветящееся,
Turned now into their own dark contraries: Превратилось сейчас в свои собственные противоположности темные:
Being collapsed into a pointless void Бытие в плоскую пустоту коллапсировало,
That yet was a zero parent of the worlds; Что была, однако, родителем миров нулевым;
Inconscience swallowing up the cosmic Mind Бессознательность, заглатывающая космический Разум,
Produced a universe from its lethal sleep; Продуцировала вселенную из своего летального сна;
Bliss into black coma fallen, insensible, Блаженство, впавшее в черную кому, бесчувственное,
Coiled back to itself and God's eternal joy Свернулось обратно в себя, и Радость вечная Бога
Through a false poignant figure of grief and pain В фальшивой мучительной фигуре страдания и горя
Still dolorously nailed upon a cross Была еще на кресте печально прибита,
Fixed in the soil of a dumb insentient world Утвержденном в почве немого бесчувственного мира,
Where birth was a pang and death an agony, Где рождение было болью, а смерть - агонией,
Lest all too soon should change again to bliss. Чтобы все вскоре тоже превратилось снова в блаженство.
Thought sat, a priestess of Perversity, Мысль села, жрица Порочности,
On her black tripod of the triune Snake На свою черную треногу триединой Змеи,
Reading by opposite signs the eternal script, Противоположными знаками вечный почерк читающая,
A sorceress reversing life's God-frame. Колдунья, перевертывающая Бого-каркас жизни.
In darkling aisles with evil eyes for lamps В темнеющих боковых приделах со злыми глазами вместо ламп
And fatal voices chanting from the apse, И фатальными поющими из апсид голосами,
In strange infernal dim basilicas В странных инфернальных неясных базиликах,
Intoning the magic of the unholy Word, Гулко звучащих магией нечестивого Слова,
The ominous profound Initiate Зловещая глубокая Инициация
Performed the ritual of her Mysteries. Вершила ритуал своих Мистерий.
There suffering was Nature's daily food Там страдание было Природы повседневною пищей,
Alluring to the anguished heart and flesh, Манящей к мучимому сердцу и плоти,
And torture was the formula of delight, И была восторга формулой пытка,
Pain mimicked the celestial ecstasy. Боль пародировала небесный экстаз.
There Good, a faithless gardener of God, Там Добро, вероломный садовник Бога,
Watered with virtue the world's upas-tree Поливало добродетелью анчар мира
And, careful of the outward word and act, И, внимательное к внешнему слову и действию,
Engrafted his hypocrite blooms on native ill. Прививало его лицемерные цветения к прирожденному злу.
All high things served their nether opposite: Все высокие вещи служили их противоположности низкой:
The forms of Gods sustained a demon cult; Формы Богов поддерживали демона культ;
Heaven's face became a mask and snare of Hell. Лик Небес стал маской и силком Ада.
There in the heart of vain phenomenon, Там в сердце феномена тщетного,
In an enormous action's writhen core В корчащемся ядре огромной деятельности,
He saw a Shape illimitable and vague Он увидел Форму, безграничную и неясную,
Sitting on Death who swallows all things born. На Смерти сидящую, что всех рожденных глотает.
A chill fixed face with dire and motionless eyes, Холодное застывшее лицо с ужасными глазами бездвижными,
Her dreadful trident in her shadowy hand Ее страшный трезубец в ее тенистой руке
Outstretched, she pierced all creatures with one fate. Вытянут, которым она пронзала одною судьбой все создания.
When nothing was save Matter without soul Когда ничего, кроме Материи без души, не было
And a spiritless hollow was the heart of Time, И пустота, лишенная духа, была сердцем Времени,
Then Life first touched the insensible Abyss; Тогда Жизнь впервые коснулась Пучины бесчувственной;
Awaking the stark Void to hope and grief Пробуждая абсолютную Пустоту к надежде и горю,
Her pallid beam smote the unfathomed Night Ее бледный луч ударил Ночь неизмеренную,
In which God hid himself from his own view. В которой от своего собственного зрения Бог прятал себя.
In all things she sought their slumbering mystic truth, Во всех вещах она искала их мистичной дремлющей истины,
The unspoken Word that inspires unconscious forms; Несказанного Слова, что воодушевляет бессознательные формы;
She groped in his deeps for an invisible Law, Она шарила в его глубинах в поисках Закона незримого,
Fumbled in the dim subconscient for his mind Нащупывала в смутном подсознании его ум
And strove to find a way for spirit to be. И старалась найти способ, чтобы дух был.
But from the Night another answer came. Но из Ночи другой ответ приходил.
A seed was in that nether matrix cast, Семя было в ту нижнюю матрицу брошено,
A dumb unprobed husk of perverted truth, Немая неапробированная шелуха извращенной истины,
A cell of an insentient infinite. Ядро бесчувственной бесконечности.
A monstrous birth prepared its cosmic form Чудовищное рождение подготовило свою форму космическую
In Nature's titan embryo, Ignorance. В титаническом эмбрионе Природы, Неведении.
Then in a fatal and stupendous hour Затем в фатальный и огромной важности час
Something that sprang from the stark Inconscient's sleep Нечто, что выпрыгнуло из сна Несознания полного,
Unwillingly begotten by the mute Void, Неохотно рожденное немой Пустотой,
Lifted its ominous head against the stars; Подняло на фоне звезд свою зловещую голову;
Overshadowing earth with its huge body of Doom Затемняя землю отбрасываемой тенью своего огромного тела Рока,
It chilled the heavens with the menace of a face. Оно захолодило небеса угрозой лица.
A nameless Power, a shadowy Will arose Безымянная Сила, тенистая Воля поднялась,
Immense and alien to our universe. Необъятная и чуждая нашей вселенной.
In the inconceivable Purpose none can gauge В непостижимом Намерении, которое никто не может измерить,
A vast Non-Being robed itself with shape, Обширное Небытие облачило себя формой,
The boundless Nescience of the unconscious depths Безграничное Незнание глубин бессознательных
Covered eternity with nothingness. Покрыло вечность ничем.
A seeking Mind replaced the seeing Soul: Ищущий Разум сменил видящую Душу:
Life grew into a huge and hungry death, Жизнь превращалась в огромную и...
Продолжение на следующей странцие...
