сказал ему: "Ты птица, летающая так высоко, что только
Ариф Диккарани может быть твоим другом и товарищем". Эти слова пробудили
в Хвадже Накшбанде горячее желание встретиться с Арифом. Не сказав ни
слова, Кишлаки взобрался на крышу своего дома и, повернувшись лицом на юг,
три раза прокричал "Ариф, Ариф, Ариф!" В то время, Ариф сеял хлопок на поле
в двенадцати парасангах (девяноста километрах) от того места. Получив
послание, он отправился в путь в полдень, и прибыл как раз к вечерней трапезе.
В тот же день началась дружба между ним и Накшбандом. Ариф стал учителем
Бахауддина Накшбанда. В своих записях, Накшбанд говорит о годах,
проведенных с Арифом, как о времени "не прекращавшегося стремления к
освобождению". Они вместе путешествовали по Туркестану, Персии и Ираку, а
также совершили паломничество в Мекку. Накшбанд постиг ценность
унижения. Ариф никогда не принимал никаких подарков, считая их
губительными для принимающего. Он говорил: "Приносящий дар обретает
барака, достоинство (заслугу), теряемое принимающим. Только совершенный
человек обладает благодатью, делающей дары безвредными. У меня нет такой
благодати".
Почувствовав приближение своей смерти, Ариф Диккарани послал за
Хваджой Бахауддином, который с поспешностью следовал из Мерва в Бухару.
Ариф лежал на смертном одре в своей родной деревне Диккаран. Он также
послал за Мухаммадом Парсой, тогда еще молодым послушником, и, обращаясь
к обоим, сказал: "Вы знаете, что между нами существует полное единство. Мы
прошли вместе долгий путь. Пришло время расстаться. Я наблюдал ваши
взаимоотношения и хочу, чтобы Мухаммад перешел в служение Бахауддину и
облегчил его бремя. Он дойдет до конца пути и достигнет окончательного
освобождения. Ты не должен брать на себя его бремя". Ариф умер через три
дня. В Рашахате сказано, что сотрудничество Бахауддина и Арифа
продолжалось тридцать лет, и что они были готовы идти куда угодно, чтобы
найти "Людей Истины".
После смерти Арифа, Бахауддин Накшбанд, следуя совету Амира
Куляля, отправился к Шейху Казиму, одному из преемников Ахмада Ясави.
Хотя Бахауддин пробыл с Казимом всего три месяца, между ними завязалась
теснейшая дружба, и когда бы Шейх Квазим ни приезжал в Бухару, он всегда
приглашал Бахауддина. Не похоже, чтобы между ними существовали
отношения ученика-учителя, скорее просто шейхам китайского Туркестана были
известны определенные техники, привлекавшие Учителей.
После обучения у Шейха Казима, Бахауддин, в результате одного
видения давностью в несколько лет, перешел под опеку Халила Аты,
величайшего из турецких Шейхов. Эта история описана в Нафахат аль-Унсе.
Видение пришло к Бахауддину во время его послушничества: ему было сказано
найти дервиша по имени Халил и по его портрету, также явленному в видении.
С тех пор, Бахауддин постоянно был начеку. "Однажды, - говорит Бахауддин, -
когда я был на Большом Базаре Бухары, я увидел и узнал его. Из-за толпы я
почти сразу же потерял его из виду. Я спросил у людей его имя и, узнав, что это
был Халил Ата, чрезвычайно расстроенный вернулся домой. Затем пришел
привратник и сказал: "Тот дервиш, Халил, хочет видеть тебя". Это был очень
жаркий летний вечер, я схватил горсть фруктов и побежал к его дому. Увидев
его, я сразу же попросил разрешения рассказать о своем видении, но он сказал
мне по-турецки: "К чему старые сны теперь, когда мы рядом друг с другом?"
Меня настолько тянуло к нему, что я бросил все свои дела и попросился к нему в
ученики".
Вскоре после этого, Халил Ата унаследовал Туркестанский престол. Он
был потомком Чингисхана и правил в Бухаре шесть лет, во время которых
Бахауддин оставался в его служении. Историки Центральной Азии отзываются
о Халиле, как о добром правителе, который не ввязывался в завоевательные
войны, и старался, по примеру своего отца, восстанавливать урон, нанесенный
Монгольским нашествием. В то же время, Халил натолкнулся на трудности с
крупными землевладельцами и официальными духовными лидерами, которые
были обязаны своей влиятельностью своему первоклассному образованию и
опыту. Халил пытался поддерживать равновесие, используя для этого влияние
Учителей на народ. В то время активно развивалась торговля между Китаем и
Западом, и в этой ситуации Самарканд и Бухара стали крупными караванными
центрами. Крупные землевладельцы финансировали торговцев и участвовали в
их прибылях. Хотя Халила очень любили и уважали простые жители
Самарканда и Ташкента, он пробудил враждебность у знати, и только
благоговейный трепет перед кровью Чингисхана позволил Халилу удерживать
свою власть, не прибегая к массовому истреблению своих потомков, что было
обычном делом среди Ханов того времени.
Бахауддин усиленно занимался административной работой. Тем не
менее, Халил находил время, чтобы обучать его. Так, в своей автобиографии
Бахауддин пишет: "Он проявлял ко мне огромную доброту. Он учил меня, как
служить, иногда суровыми методами, иногда мягко. Мне удавалось добиваться
значительных успехов в духовной сфере. Халил Ата однажды сказал: "Тот, кто
помогает мне во имя Всемогущего Бога, станет великим среди людей". Он часто
повторял эти слова, и я очень хорошо понимал, что он имел в виду".
По прошествии шести лет Султанат пал в результате восстания,
поднятого знатью и поддержанного армией. В центральном Туркестане
наступил хаос. "В мгновение ока, - писал Бахауддин,- были втоптаны в землю
усилия многих лет. С тех пор я потерял всякую надежду на дела этого мира. Я
увидел, что лучшие из лучших беспомощны перед лицом жадности и эгоизма
людей. Я покинул Самарканд, возвратился в Бухару и поселился в деревне
Ривда в нескольких километрах от города".
Лишь в возрасте пятидесяти лет Ходжа Бахауддин взял на себя роль
муршида. В этом качестве он пробыл двадцать четыре года, вплоть до своей
смерти в 1389 году. Во время своего Учительствования он второй раз совершил
паломничество в Мекку, на этот раз, в сопровождении Мухаммада Парса. Затем,
он отправил Парса и других попутчиков в Нишапур, а сам решил встретиться с
Мавланой Зайн ад-дином Тайхади в Герате. Возвращаясь из Мекки, Бахауддин
пробыл некоторое время в Мерве, а затем поселился в Бухаре, где и прожил
остаток своей жизни.
В течение двадцати четырех лет своего Учительствования Бахауддин
пользовался исключительной репутацией в Исламском мире. Рашахат
повествует о том, как влиятельные люди просили его совета в важных решениях.
Однажды, правитель Герата послал сказать, что горячо желает посоветоваться с
Бахауддином, и пригласил его в качестве гостя в Герат. Бахауддин сказал своим
ученикам: "В наши обязанности не входит общение с царями и султанами, но,
если я не поеду к нему, то он сам прибудет сюда, а это будет бременем для
дервишей и бедствием для народа. Поэтому, мне лучше поехать в Герат".
Правитель принял Бахауддина с пышными почестями. Крупные
землевладельцы, богатые торговцы и духовенство - все были собраны, чтобы
выразить свое уважение. Однако Ходжа никак не отреагировал на этот
спектакль. Кроме того, не будучи уверенным в чистоте пищи, он даже не
притронулся к блюдам за трапезой. Даже когда ему принесли свежайшую и
соответствующую всем общепринятым правилам дичь, он не стал ее есть.
Правитель лично упрашивал его съесть хотя бы кусочек, но Ходжа был
непреклонен.
Царь задал ему несколько вопросов: "Унаследовал ли ты свое
Учительство?" Бахауддин ответил: "Это не наследие, а призвание. Эта
благодать сошла на меня как дар".
В. "Считаешь ли ты правильным уединение?"
О. "Высказывание "одиночество в толпе" принадлежит одному из
величайших людей нашего пути, Хвадже Абд аль-Халику Гудждувани".
В. "Что означает "одиночество в толпе"?"
О. "Внешне быть с людьми, а внутренне - с Богом".
В. "Способен ли человек достичь этого?"
О. "Если бы это было невозможно, Бог не дал бы такого указания в Коране".
В. "Некоторое шейхи говорят, что Святость превосходит Пророчествование. Какого Святого следует почитать больше, чем Пророка?"
О. "Это относится к святости самих Пророков. Святость Пророка
превыше его дара пророчествования".
После этой беседы Ходжа встал и отправился в гостевой дом Абдаллаха
Ансари. Он не принял ни одного из драгоценных даров, присланных царем. Он
сказал: "Всю мою жизнь Бог позволял мне обходиться без даров от кого-либо, и
я не изменю своих принципов и теперь". Тогда царь послал ему кафтан, шарф и
шаль, которые он купил на деньги, заработанные собственным трудом, и
поэтому ничем не запятнанные, умоляя принять хотя бы эти подарки. Но
Бахауддин опять отказался, несмотря на то, что у него вообще не было кафтана,
а тюрбан был скорее похож на старую тряпку.
Ходжа Бахауддин часто постился, но когда к нему приходил гость, он
нарушал свой пост, чтобы достойно принять его. Однажды один из его
учеников отказался разделить трапезу с гостем, сославшись на пост. Ходжа
сказал: "Этот человек далек от Бога, иначе бы он увидел Бога в госте и
исполнил свои обязанности".
Некоторые высказывания Бахауддина дают представление о методах
передачи, использовавшихся Учителями.
"Начав выполнять упражнение зикр, я ощутил, что нахожусь вблизи от
очень важной тайны. С тех пор я стал пытаться постичь эту тайну".
"В дни моего ученичества, в соответствии с наставлениями Хваджи Баба
Самази, я прислушивался ко многим традициям и беседовал со многими
образованными людьми. Тем не менее, основных успехов на своем пути я
добился благодаря унижению. Я пошел этим путем, и именно так мне удалось
достичь всего, что у меня есть".
"Отрицание, унижение и уничижение себя составляют основу этого
Пути. Именно это дает повод надеяться на успех. Так, я прошел через все
человеческие состояния и познал их особенности. Я увидел, что все сущности
по своей сути лучше меня. Наконец, я пришел к классу существ, потерявших
свою ценность и репутацию. Я нашел в них много хорошего, не найдя этого в
себе. Я вошел в состояние собаки, думая не найти в нем ничего
привлекательного. Однако я постепенно понял, что это стояние ничуть не хуже
любого другого. Я знаю себя лучше, чем кого-либо еще; я хуже собаки. Как бы
я не рассматривал свое состояние, оно не стоит и выеденного яйца".
"Я научился должной преданности Поиску Истины у игрока. Однажды
мне довелось наблюдать, как игрок проиграл все свои деньги, но, когда друг стал
упрашивать его остановиться, игрок ответил: "Друг мой, если бы даже мне
пришлось сложить свою голову за эту игру, я бы не смог поступить иначе".
Такой ответ глубоко изумил меня, и с тех пор я искал Истину с тем же
единодушием".
"Мы придерживаемся традиции совместных обсуждений. Уединение
ведет к славе, а слава таит в себе большую опасность. Правильный путь
заключается в групповой работе. Следующие этому пути находят много
преимуществ в групповых встречах".
"Мы принимаем не всех, и в наш круг войти очень не просто".
"Очень сложно соответствовать надлежащим условиям принятия. Либо
нет соответствующего ученику Учителя, либо есть Учитель, но нет приемлемых
учеников". Это было сказано по случаю принятия Якуба Чархи в халка 4 .
"Когда я руководил группами, я всегда считал должным прислушаться,
если двое или трое учеников беседовали между собой. Если они говорили о
Боге, то я был счастлив, если же они говорили о чем-либо еще, я становился
грустным и у меня было тяжело на сердце".
"Мы служим средством достижения цели. Совершенно необходимо,
чтобы ученики заостряли свое внимание не на нас, а на цели".
"У всех сердец одинаковые возможности, но они различаются между
собой по практической мудрости".
"Если бы я следил за ошибками своих друзей, я остался бы без единого
друга. Не существует безупречных друзей. Все любят хороших людей. Высшая
задача заключается в том, чтобы научиться любить плохих людей".
...
Продолжение на следующей странцие...
