перимент и экспе-
рименты с предметным миром, не принимайте ничего, пока это не
подтверждено экспериментом. Есть и другой подход — логический.
Логический ум не экспериментирует: он просто мыслит, рассуждает,
находит за и против, и делает выводы усилием ума, рассудком. И есть,
наконец, третий подход — метафорический, подход поэзии и религии.
Итак, существует три подхода, три измерения, в которых человек
постигает действительность.
Наука не может выйти за пределы объекта, поскольку сам подход
создает ограничения, наука не может выйти за пределы внешнего,
поскольку эксперименты возможны только с внешним, философия,
логика не могут выйти за пределы субъективного, поскольку это усилие
ума, которое вырабатывается в вашем же уме.
Вы не можете растворить ум, вы не можете выйти за его пределы.
Наука предметна. Философия и логика субъективны. Религия идет
дальше, поэзия идет дальше: это золотой мост, соединяющий объект с
субъектом. Но в таком случае все превращается в хаос — конечно, очень
творческий; в самом деле, там, где нет хаоса, нет творчества. Но тогда все
становится нераспознаваемым, различия исчезают.
Я сказал бы это следующим образом. Наука — это подход днем, в яркий
полдень; все ясно различимо, имеет границы и хорошо видны различия.
Логика это ночной подход;брести во тьме лишь при поддержке ума, без
всяких экспериментов, просто думая. Поэзия и религия — это подходы в
сумерки, как раз в промежутке: День угас, Исчезла яркость полдня,
Предметы не так ясны и различимы. Ночь еще не окутала все. День и ночь
встречаются, В мягких сумерках, Ни белых, ни черных — Очертания
встречаются и сливаются, Все не различимо, все является чем-то другим.
Это метафорический подход. Вот почему поэзия говорит метафорами
— а религия это высочайшая поэзия," религия говорит метафорами.
Помните, что эти метафоры не следует понимать буквально, иначе вы
ничего не поймете. Когда я говорю «внутренний свет», не воспринимайте
это буквально. Когда я говорю: «внутреннее — это свет», это метафора. Я
на что-то указываю, но не определяю, не разграничиваю; что-то от
природы света, не обязательно свет, — это метафора.
Здесь возникает проблема, потому что религия говорит метафорами,
она не может говорить иначе. Если бы я побывал в другом мире и видел
цветы, которые не существуют на этой земле, а затем, вернувшись к вам,
стал бы рассказывать об этих цветах, что бы я сделал? Я был бы вынужден
использовать метафоры и сравнения. Я сказал бы: «как розы» — но они
не розы; иначе зачем говорить: «как розы», проще сказать «розы». Но они
не розы, они обладают другим качеством. «Как» означает, что я пытаюсь
соотнести мое понимание с вашим пониманием этого мира — отсюда
сравнения и метафоры. Вы знаете розы, но вы не знаете тех цветов из
другого мира. Я знаю те цветы из другого мира, я пытаюсь рассказать вам
что-то о том мире, поэтому я говорю, что они похожи на розы. Не
сердитесь на меня, когда вы достигнете другою мира и не найдете там роз.
Не тащите меня в суд, потому что я никогда не говорил этого буквально.
Я указывал лишь на качество розы; это был лишь жест, палец,
указывающий на луну. Но не хватайтесь за палец, палец не существенен
— смотрите на луну и забудьте о пальце. В этом заключается смысл
метафоры; не держитесь за метафору.
Многие люди запутываются в темноте из-за этого: они цепляются за
метафоры. Я говорю о внутреннем свете — немедленно, через несколько
дней ко мне начинают приходить люди в говорить: «Мы видим внутрен-
ний свет»; они нашли розы в другом мире, в котором они не существуют.
Из-за этого метафорического языка у многих разыгрывается воображе-
ние.
П.Д.Успенский придумал слово «имажинационный». Когда кто-
нибудь говорил, придя к нему, о своих внутренних переживаниях:
«Кундалини пробудилась, я видел внутренний свет в голове; чакры
открываются», он немедленно останавливал говорящего и произносил:
«имажинационный». Его спрашивали, что такое имажинационный? Он
отвечал: «Болезнь воображения», и добавлял: «Перестаньте! Вы стали
жертвой».
Религия говорит метафорамииначе говорить невозможно, потому
что религия говорит о запредельном. Она пытается найти сравнения в
этом мире. Она употребляет слова, которые не соответствуют, но эти
несоответствующие слова — единственные доступные и ими приходится
пользоваться.
Поэзию легко понимать, религию — трудно, потому что вы уже знаете,
что поэзия — это воображение, и не возникает никаких трудностей. Вы
легко понимаете науку, потому что вы знаете, что она не воображение,
а эмпирический факт. Поэзию вы понимаете легко, вы знаете, что это
поэзия, всего лишь поэзия — воображение. Прекрасно! Вы наслаждаетесь
ею — это выдумка.
А что же делать с религией? Ведь религия это высочайшая поэзия. И
она — не воображение. Уверяю вас, она столь же эмпирична как и наука,
но она не может пользоваться научными терминами, они слишком
объективны. Она не может пользоваться философскими терминами, они
слишком субъективны.
Ей приходится пользоваться чем-то, что не является ни тем и нс
другим, ей приходится пользоваться чем-то, что объединяет обеих - и
она пользуется поэзией.
Религия — это высочайшая поэзия, поэзия по существу. Нельзя найти
более великого поэта, чем Будда. Правда, он никогда не пытался писать
стихи. Вот я здесь с вами; я поэт; но я не сочинил ни единого
стихотворения, даже хайку, но я постоянно говорю метафорами. Я все
время пытаюсь перебросить мост через провал, разъединяющий науку и
философию. Я стараюсь создать у вас ощущение целого, не разделенного.
Наука — одна половина, философия — другая. Что же делать? Как дать
вам ощущение целого? Если вы погрузитесь в философию, вы придете
к тому же, к чему пришел Шанкара. Он говорил: «Мир иллюзорен, он не
существует — существует только сознание». Это слишком односторонне.
Если вы присоединитесь к ученым, вы придете к тому, к чему пришел
Маркс. Маркс и Шанкара две противоположности. Маркс говорит: «Нет
сознания — существует только мир». А я знаю, что оба правы и оба
неправы. Оба правы, потому что говорят половину правды, и оба
неправы, потому что отрицают другую половину. Но что делать, если
нужно говорить о целом? Поэзия — единственный способ, метафора —
единственный выход. Запомните это:
Хоть слова говорят, чтоб пустоту объяснить,
Словами пустоту не выразить.
Вот почему мудрецы настаивают «То, что мы говорили, не может быть
сказано. Оно невыразимо, а мы пытаемся выразить его». Они всегда
подчеркивают это, потому что существует опасение, что их поймут
слишком буквально. Пустота — есть пустота в том смысле, что от вас
ничего не останется в ней; но в другом смысле пустота — не пустота,
потому что Целое заполнит ее — пустота станет самым совершенным
наполненным явлением.
Что же делать? Когда вы говорите «пустота», ум считает, что нет
ничего; тогда зачем беспокоится? Когда вы говорите, что это не пустота,
а самое совершенное существование, ум охватывает тщеславие: как стать
самым совершенным существом — и тогда появляется ЭГО.
Чтобы избавится от ЭГО, подчеркивается слово «пустота». Но чтобы
вы не забывали, что Пустота в действительности не пустота, говорится,
что ее заполняет Целое. Когда вас нет; все бытие входит в вас. Когда капля
исчезает, она становится океаном.
Хотя мы говорим, ум это ясный свет, говорит Тилопа ...он вне пределов
символов и слов.
Не обманывайтесь метафорами, не воображайте свет внутри. Это
очень легко — имажинационно. Вы можете закрыть глаза и представить
свет; вы такой мечтатель, вы можете представить все, что угодно, поче1лу
бы не свет?
Ум имеет способность создавать все, что вы пожелаете, требуется
немножко усилия. Вы можете представить в уме прекрасную женщину,
почему бы не свет? Чем свет плох? Вы можете создать в уме таких
прекрасных женщин, что ни одна из женщин в действительности не
достигнет идеала. В себе вы можете создать целый мир переживаний.
Каждое чувство имеет свой центр воображения.
Во время гипноза случается, что воображение начинает работать
максимально, а разум полностью отключается, потому что разум засыпа-
ет во время гипноза! Гипноз — ни что иное, как сон разума, этого
«скептика», тогда великолепно работает воображение. Снимается тормо-
жение, вы без удержу мчитесь все дальше и дальше, и нет тормозов.
В состоянии гипноза можно представить себе все, что угодно: если вы
дадите луковицу человеку в состоянии гипноза и скажете: это чудесное
яблоко, очень вкусное, — он съест луковицу и скажет: «Действительно,
очень вкусное», и добавит: «Я никогда раньше не ел такого великолеп-
ного яблока». Если ему дать яблоко и сказать: «Это луковица», из глаз его
польются слезы и он скажет: «Очень горький лук», — это при том, что он
ест яблоко.
Что же происходит? Разум-скептик отсутствует, во время гипноза он
засыпает. Начинает действовать воображение и ничто его не контроли-
рует, — то же самое относится к религии.
Религия требует доверия. Доверие означает, что сомнение, свойствен-
ное уму, дремлет, как при гипнозе. Поэтому, когда люди говорят: «Этот
человек, Oшо вас загипнотизировал», они по-своему правы: если вы
доверяете мне, это подобно гипнозу; полностью бодрствующий, вы
сбросили разум, теперь воображение работает максимально, и вы нахо-
дитесь в опасном положении.
Если вы позволите, воображение может представить все, что угодно:
кундалини пробуждается, чакры открываются; вы можете вообразить
все, что угодно, и с вами все это случится, все это будет прекрасно, но
не истинно. Когда вы доверяете человеку, в самом доверии необходимо
помнить о воображении. Доверяйте, но не становитесь жертвой вообра-
жения. Все, что здесь было сказано — метафора. И всегда помните, что
все переживания — воображение; все без исключения — только испыты-
вающий их истинен.
Поэтому, что бы вы не испытывали, не придавайте этому большого
значения, не начинайте хвастаться этим. Просто помните, что все, что вы
переживаете, иллюзорно, только тот, кто переживает, истинен. Обратите
внимание на свидетеля; сосредоточьтесь на свидетеле, а не на пережи-
ваниях. Все переживания, какими бы прекрасными они не были,
подобны сновидению, нужно идти дальше.
Итак, религия поэтична, она требует метафор, ученик, который
глубоко верит, может легко стать жертвой воображения ~ нужно быть
очень и очень бдительным. Доверяйте, выслушивайте все метафоры, но
помните, что они всею лишь метафоры. Доверяйте — и с вами начнут
случатся разные вещи, но помните: все есть воображение, кроме вас. А
вам нужно достичь такого состояния, когда отсутствуют переживания;
только испытывающий их сидит безмолвно в своей обители, нет ни
переживания, ни объектов, ни света, ни цветущих цветов — ничего.
Лин-Цзы сидел в своем монастыре, в маленьком монастыре на
вершине холма. Однажды он сидел под деревом у скалы, когда его кто-
то спросил: «Что происходит, когда достигнешь?» Лин-цзы светил: «Я
сижу здесь один - проплывает облако - я смотрю; проходят времена года,
и я смотрю. Я сижу здесь один. В конце концов, остается лишь
наблюдающий за вам свидетель, сознание. Исчезают все переживания,
остается только само место всех переживаний, все остальное исчезает.
Помните об этом, потому что вы мне доверяете, а я говорю метафорами
- при этом возможно воображение. Имажинационное: берегись этой
болезни.
Хоть мы говорим, что ум есть ясный свет, он вне пределов символов
и слов. Хотя ум, по существу, это пустота, он объемлет и содержит в себе
все.
Эти утверждения на первый взгляд противоречивы: вы говорите, что
ум — пустота, и тут же утверждаете, что он содержит в себе все. Почему
такие противоречия? Просто такова природа всего религиозного опыта;
прибегают к метафорам, но вам необходимо быть настороже, чтобы не
стать жертвой метафор.
По природе он пустота, Но он содержит в себе все....
Продолжение на следующей странцие...
