ольку у всех живых существ есть тенденция открываться навстречу определенным стимулам и уходить от других, отвечать на одни стимулы и закрываться от других. В основе всех этих реакций лежат открытие и уход, более примитивные, чем инстинкт, который, в свою очередь, более примитивен, чем намерение. В чувствительном механизме, насколько можно судить, нет места намерению, но он, все же, отличается от материальной машины.
В. - Является ли признательность чем-то большим, нежели чувствительная реакция?
Дж. Г. Б. - Иногда, да, но она также может быть и реакцией. Дело в том, что реакция может быть весьма сложной, то есть результатом тщательно выработанных условных связей, и все же, оставаться реакцией. Если мы действуем на этом уровне, то ничего кроме реакций быть не может.
В. - Мы часто используем такое понятие, как вкус. Вкус человека может проявляться в отношении автомобилей, поведения, речи и т. п. Мне кажется, что это могло бы быть свойством чувствительности. Что бы вы сказали по этому поводу?
Дж. Г. Б. - Я думаю, что вкус представляет собой устойчивый паттерн симпатий и антипатий в отношении определенных ситуаций и предметов, таких как произведения искусства, социальное поведение и т. п. Такой устойчивый паттерн может относиться к различным уровням. Он может представлять собой не более чем набор автоматических параметров, совершенно не связанных с чувствительностью. Но он может также относится и к уровню, на котором наши реакции чувствительны. В то же время, чувствительная реакция должна быть так или иначе обусловлена, в противном случае, она бы не исходила от "я". Просто реагируя как чувствительный организм, я ни чего "сам" не произвожу.
Произведение искусства живет, или должно жить, собственной чувствительной жизнью, но мы не будем иметь о ней ни малейшего представления, если сами не обладаем соответствующей формой чувствительности. Так, корова чувствительна к траве, но она может вовсе никак не отреагировать на изображенную на картине траву. Вы можете на собственном опыте убедиться в том, что, сталкиваясь с новыми и непривычными для нас художественными формами, мы тратим довольно много времени на то, чтобы построить соответствующий им паттерн чувствительности, который бы позволил нам неискусственно отреагировать на них, положительно или отрицательно. Для того чтобы чувствительно отреагировать на какой-либо человеческий артефакт, мы должны также иметь в себе нечто искусственно сформированное. Все это может происходить вполне естественно, и у нас будет возникать чувство расположения или отвращения, удовольствие от одних ситуаций и отвращение к другим. Так или иначе, все это будет коренным образом отличаться от материального уровня. Существуют и более высокие уровни вкуса, о которых я пока не говорил, поскольку мы еще не добрались до соответствующих частей нашей внутренней природы. Люди, обладающие вкусом первого типа, могут научиться узнавать работы определенного мастера, и будут утверждать, что они им нравятся "по тому-то и тому-то". Если же они не увидят в работе известное им "то-то и то-то", они вряд ли смогут сказать, нравится им она или нет. Такое случается довольно часто. Тем не менее, в силу значительного запаса сведений этих людей, им обычно приписывают вкус и эрудицию. Тем не менее, он не выходит за уровень персонального компьютера. Это бесчувственный вкус материальной самости. Спросите себя, можно ли обнаружить "то-то и то-то" в произведении исключительно по его материальным характеристикам. В качестве критериев можно использовать параметры оттенков, мазков, возраст холста, различные композиционные сочетания и освещенность. Все это можно измерить, высчитать и занести в компьютер, который скажет нам, принадлежит ли эта работа кисти Пикассо, Рембрандта или Ренуара.
Тем не менее, мы способны по-настоящему отрицательно или положительно реагировать при помощи особым образом обученного и подготовленного реагирующего механизма. Однако, человек способен и на нечто большее; можно реально участвовать в ситуации и оценивать ее, исходя из понимания подлинного качества. На самом деле, только с позиции этого уровня мы можем говорить о вкусе. Впрочем, люди, обладающие такой необусловленной, нереакционной разновидностью вкуса, встречаются поразительно редко.
В. - Мне кажется, что чувствительность должна оказывать очень глубокое влияние на мораль.
Дж. Г. Б. - Используя такие слова, как "очень глубокое", следует принимать во внимание относительность этого понятия. Сознательность, например, глубже чувствительности. То, что на уровне чувствительности порой кажется нам сознательностью, на самом деле, может представлять собой не более чем сформировавшиеся устойчивые привычки реагирования. Таким образом, мы получаем чувствительность, организованную в систему моральных ценностей. Такая система может быть вполне справедливой и иметь большое социальное и личное значение. Хотя сам по себе этот вид чувствительности может быть очень полезным, в человеке есть нечто более глубокое, его подлинное сознание, о котором мы будем говорить с вами позже.
В. - Можно ли сказать, что такая моральная организация относится к периферической части человека, которую вы называете "я", а подлинное сознание является свойством "собственно Я"?
Дж. Г. Б. - На данный момент, мы можем только сказать, что сознание глубже, чем все, о чем мы говорили. Слово "периферический" в нашем случае означает, что, хотя чувствительность не настолько удалена от подлинной природы человека, как физическое тело и энергетические процессы, поддерживающие его существование, она, все же, очень близка к поверхности нашего существа. Структура чувствительности человека тесно связана с особенностями его нервной системы и биохимии крови. Именно благодаря этому обстоятельству, мы можем создавать условные зависимости, хотя и нельзя ставить знак равенства между чувствительностью и нервной системой. Чувствительность как энергия гораздо тоньше, чем электрическая или химическая.
В нескольких вопросах прозвучало слово "реакция", и я думаю, что здесь нужно внести ясность. Под понятием реакция я обычно подразумеваю сиюминутный отзыв на сиюминутный стимул. Нечто в человеке постоянно отвечает на разного рода стимулы, действующие на него. В соответствии с терминологией, разработанной в Драматической Вселенной, я назвал эту часть нашей природы Реагирующей Самостью. Я неоднократно подчеркивал, что реакции, по своей природе, очень просты - открытие и уход, стремление и отталкивание, удовольствие и боль, активность и торможение, да и нет, нравится и не нравится и т. п. Все различные реакции, в итоге, сводятся к парам противоположностей. В целом, вся очень сложная структура реакций человека, так или иначе, объединяется в то, что я называю его реагирующей самостью. У большинства людей она не представляет собой связную структуру, и на те же самые разновидности стимулов одни части этой самости приучены реагировать одним образом, а другие части - другим. В связи с этим, наши реакции могут противоречить друг другу, поскольку в большинстве случаев реагирующая самость является довольно разболтанной, бесформенной, хотя и очень сложной структурой. Таким образом, реагирующую самость нельзя считать очень высоким уровнем "я" человека, хотя она и гораздо ближе к его подлинной природе, чем материальная самость, о которой речь шла вчера. Кроме того, реагирующая самость обладает свойствами жизни. Как вы помните, я говорил о "живом" и "неживом" видении. Когда у нас появляется ощущение жизни в процессе видения, мы можем с уверенностью утверждать, что видим посредством реагирующей самости. "Неживое" видение, в свою очередь, характерно для Человека-Машины.
В. - Из ваших слов о том, что видение или слышание окружающего может быть живым, а может быть и неживым, я понял, что это связано с ощущением "себя", когда мы смотрим на деревья, траву и т. п., а также работаем. Был ли мой слух живым, если я в то же самое время ощущал себя?
Дж. Г. Б. - Да, конечно, и это вполне справедливое описание. Очень важно понять разницу между этим состоянием и тем состоянием, когда присутствует все видимое, все звуки и действия, а нас нет, даже материальной самости, потому что "собственно Я" потеряло свое сознание.
В. - Мне кажется, я сегодня понял что-то, особенно, в отношении запахов. Гуляя по лесу, я почувствовал два или три различных запаха и заметил, какова была моя реакция. Я заметил, что у меня возникали определенные ассоциации, связанные с каждым из них. Меня это испугало, поскольку получается, что у нас могут возникать только определенные ассоциации, соответствующие той чувствительности, которой мы обладаем. Мне кажется, что все это началось еще в детстве. Моя первая ассоциация, связанная с определенным запахом, остается со мной в течение всей жизни. Когда я ощущаю запах, она сразу же всплывает.
Дж. Г. Б. - Это обстоятельство имеет большое значение, и оно ляжет в основу той темы, которую я хотел бы осветить сегодня. В связи с этим, я не стану сейчас говорить что-либо по этому поводу, если, конечно, у вас в запасе еще остались интересные наблюдения.
В. - Мне кажется, я испытал нечто похожее. Окапывая сегодня в саду деревья, я наткнулся на тритона. Прежде всего, у меня возникла реакция или стремление закрыться от этого существа. Мне не хотелось признавать эту реакцию, я заглушил ее в себе, но, все же, осознавал ее. Затем возобладала реакция на "хорошенького зверька". Я посадил тритона себе на руку, и, опять, у меня появилось легкое отвращение, как если бы это исходило из моего детства, какая-то ассоциация или что-нибудь в этом роде. Несколько мгновений спустя, зверек уже ползал по моей руке. Я мог чувствовать это и постепенно все яснее осознавал собственную руку, пока, наконец, я совсем не освоился, и во мне не возникло какое-то чувство или эмоция.
Дж. Г. Б. - Да, ваше описание, тоже тесно связано с тем, о чем я буду сегодня говорить. Давайте попытаемся подытожить сказанное. Итак, существует простое качество, сила или энергия (я использую столько терминов для того, чтобы вы не воспринимали все в слишком узком смысле), которая воспринимает положительно одни стимулы и отрицательно другие. Я называю это открытием и закрытием. То, о чем я сейчас говорю, носит универсальный характер, и все живое обладает этим свойством. Для всего живого характерны подобные силы притяжения и отталкивания, симпатии и антипатии, и т. п. Я не продолжаю этот список, потому что существует бесконечное разнообразие таких противоположностей, которые в целом дают нам то свойство, о котором я говорю. Далее, мы постарались определить, что в человеке соответствует этому уровню деятельности, и пришли к понятию "Реагирующая Самость". Она является частью "я". Безусловно, это еще не "собственно Я" и даже не я сам, в полном смысле этого слова, поскольку за этой самостью тоже что-то стоит.
Вспомните, что я говорил вам вчера по поводу предыдущей самости. "Машина" становится "Человеком-Машиной", материальной самостью, когда в нее входит воля. Именно по этой причине мы возводим ее в статус "Я". Когда материальная самость думает, она говорит "я думаю". Сегодня мы подошли к чувствительной - живой части нашей природы. Когда воля входит в нее, мы говорим "мне нравится" или "мне не нравится" и т. п. В этом случае, мы говорим о реагирующей самости. Реакции всегда присутствуют, они есть даже у червей и растений, но черви и растения не являются самостями. Реагирующая самость появляется только когда наша воля, именно человеческая воля, вовлекается в эти симпатии и антипатии. Если привычка "идентифицировать себя" со своими симпатиями и антипатиями становится очень сильной, то мы говорим, что в человеке доминирует его реагирующая самость.
Описывая опыт Субуда, Пак Субух называет то, что мы понимаем под реагирующей самостью, вегетативной, или растительной, душой, и рассказывает об этом втором уровне в своей книге. На арабском языке это называется Рух Набати, или растительная сила души. На индонезийском - Рох Тумбух-тумбухан. Если вы помните, я говорил, что хотя слово "рох" обычно переводится как душа, наверное, было бы правильнее, в ...
Продолжение на следующей странцие...
