лагодарностях и на следующий день пригласил его в ресторан на обед. За обедом нас было десять человек. Когда официант принес счет, Гурджиев стал его оспаривать, говоря, что тот забыл внести туда то-то и то-то, и официант забрал счет. Когда он вернулся, Гурджиев взглянул на листок, расплатился, дал официанту приличные чаевые и положил счет таким образом, чтобы пожертвователь смог его увидеть. Я сидел с ним рядом. Счет составил ровно сто долларов».
Кто-то спросил: «Какое место в вашей системе занимает свобода воли?»
«У обыкновенного человека нет воли, - ответил Гурджиев, - он ничего не делает сам по себе». То, что считается волей, есть попросту сильное желание; у слабого - слабые желания, у сильного - сильные желания. Человека то туда, то сюда влекут его желания, его прихоти. У него нет подлинного хотения, но зато есть много прихотей. У человека может быть много желаний, но одно может преобладать, и он посвящает свою жизнь исполнению этого желания - он посвящает ему все, - и люди говорят, что у него сильная воля. Только человек, обладающий Я, может иметь волю. Когда у человека есть Я, он может быть себе хозяином, тогда у него есть свобода воли - не прихоть или желание, подверженное всему окружающему, которое может меняться вместе с пищей, людьми, климатом, полом. Настоящая воля приходит вместе с сознательным желанием через поступки, совершаемые с осознанием. Но вы должны работать годами, возможно столетиями. Мы носим в себе Мастера, но этот Мастер (хозяин) спит. Он должен пробудиться и подчинить себе всех этих маленьких хозяйчиков внутри нас. Очень часто то, что называется волей,
является балансированием между желанием и нежеланием. Например, разум хочет чего-то, а чувства - нет. Если в этом случае разум сильнее чувств, то человек подчиняется разуму. Если оба более или менее уравновешивают друг друга, то результатом будет конфликт, колебания, нерешительность. Вот это и называется свободой воли у обыкновенного человека. Им командуют то разум, то чувства, то тело, - а чаще -половой центр».
После этой встречи кто-то спросил Орейджа:. «Дает ли ваша система метод для достижения сиободной воли и имеется ли ясное изложение или описание системы в печатном виде? »
Орейдж ответил: «В этом вопросе есть две части. Во-первых, имеется определенная техника или метод для прак- тической работы над собой. Есть, также, и теоретическая сторона, как ее развивает в Лондоне Успенский. В Приере учат и тому и другому, но для новичков наибольший практический смысл имеет работа. Гурджиев говорит, что как практическому методу, так и теории необходимо обучать понемногу, они выдаются небольшими кусочками, порциями, которые должны быть подогнаны и соответствовать друг другу. «Однако тесто вы должны смесить сами, - говорил он, - без него ничто не затвердеет». Воля и приобретение воли -большая тайна. Никто никогда не видел волю, но мы способны видеть ее проявления в тех, у кого она есть. Гурджиев, например, обладает громадной волей. Это - способность делать».
«Хорошо, - сказал другой, - как бы вы изложили словами технику, при помощи которой можно развить волю?»
«Прежде всего, - сказал Орейдж, - вам следует знать, что можно создать ложную волю. Например, кто-то стремится к власти над людьми ради корыстных целей. Спустя некоторое время в нем нечто кписталлизуется, но это - ложная кристаллизация. Суть метода можно вкратце подытожить следующей фразой: намеренное страдание и сознательный труд. Наме-
ренное страдание есть принуждение себя переносить неприятные проявления других; сознательный труд есть усилие ощущать, помнить и наблюдать себя. Это означает выполнение малых дел сознательно; усилие, совершаемое против сил инерции и механизмы организма; не ради личной выгоды или пользы, но для упражнения, здоровья, спортивного интереса, удовольствия или наука; и не из-за самолюбия, симпатии или антипатии. Самовспоминание никогда не становится привычкой. Оно всегда является результатом сознательного усилия, поначалу очень слабого, но возрастающего в процессе делания. Момент самовспоминания есть момент сознания, т.е. самосознания не в обычном смысле слова, а сознанием истинного себя, которое и есть Я, вместе с осознанием своего организма - тела, чувства и мыслей».
Одна писательница-романистка как-то на встрече сказала Гурджиеву: «Иногда я чувствую, что более сознательна, когда пишу. Так ли это, или я все это воображаю?» Он ответил: «Вы живете в грезах и пишете о своих грезах. Для вас было бы гораздо лучше один раз сознательно вымыть пол, чем написать сотню книг, как вы теперь делаете».
Относительно самовспоминания он сказал: «Человек не может не вспомнить себя, поскольку он пытается это сделать с помощью своего разума — по крайней мере, вначале. Самовспоминание начинается с самоощущения. Это должно делаться через инстинктивно-двигательный центр и эмоцио-нальный центр. Один разум не более составляет человеческое существо, чем возница - целый экипаж. Центр тяжести перемены находится в двигательном и эмоциональном центрах, но они заняты только настоящим, разум же смотрит вперед. Желание перемены - быть тем, чем следует быть, -должно находиться в нашем эмоциональном центре, а способность делать - в нашем теле. Чувства могут быть сильны, но тело лениво, охвачено инертностью. Разум должен изучить язык тела и чувства, а это делается с помощью надлежащего наблюдения над собой. Одним из плодов самовспоминания
является возможность совершать в жизни меньше ошибок. Но для выполнения самовспоминания все центры должны работать одновременно; и они должны искусственно стимулироваться: умственный центр - извне, другие два - изнутри. Вы должны различать ощущения, эмоции и мысли: «Напомни мне, чтобы тебя вспомнить», а для этого вы должны иметь Я. И вы должны начать с отделения внутренних реальностей от внешних, с разделения Я и Оно. Это подобно тому, что я говорил о внешнем и внутреннем рассмотрении».
Кто-то спросил: «Я не очень разобрался в том, что вы называете рассмотрением» .
Гурджиев ответил: «Приведу вам простой пример: хотя я и привык сидеть со скрещенными ногами, я принимаю в расчет (рассматриваю) мнение присутствующих здесь людей и сижу как они, поставив ноги прямо перед собой. Это внешнее принятие в расчет (рассмотрение).
Теперь относительно внутреннего рассмотрения. Кто-то смотрит на меня, как мне кажется, неодобрительно. Это вызывает соответствующие ассоциации в моих чувствах; если я слишком слаб, чтобы не реагировать, этот человек раздражает меня. Я внутренне переживаю и выказываю свое раздражение. Так с нами обычно бывает. Мы внешне проявляем то, что чувствуем внутри».
«Нам следует пытаться разграничивать внутренние и внешние импульсы. Внешне мы должны порой даже больше считаться с другими, чем мы это делаем теперь, - например, быть вежливее с людьми, чем обычно. Можно сказать, что то, что до сих пор проявлялось вовне, должно быть внутри, а то, что внутри - вовне. К сожалению, мы всегда реагируем. Но почему я должен досадовать или раздражаться, если кто-то посмотрел на меня косо? Или если он не смотрит на меня, не замечает меня? Может, он сам рабски зависит от чьего-либо мнения; возможно, он - автомат, попугай, повторяющий чужие слова. Возможно, кто-нибудь наступил на его больную мозоль. А завтра он может перемениться. Если он слабый, а
я злюсь на него, то, значит, я еще слабее; и, чувствуя себя задетым, делая из мухи слона и преисполняясь обиды, я могу испортить отношения с другими людьми.
Следует совершенно уяснить себе и возвести в принцип, что нельзя позволять себе становиться рабом чужих мнений, надо освободиться от (влияния) окружающих. А когда вы освободитесь от него внутри себя, вы станете свободными от них.
Иногда необходимо сделать вид, что вы раздражены; не обязательно, если вас ударили по одной щеке, подставлять другую. Иногда нужно ответить так, чтобы впредь было неповадно. Однако внутренне этого не нужно принимать в расчет. С другой стороны, если вы внутренне свободны/ может случиться, что если вас ударили по одной щеке, то лучше подставить другую. Это зависит от типа другого человека; иногда такой урок запоминается ему на всю жизнь. Иногда следует отплатить тем же, иногда - нет. Человек может выбирать только тогда, когда он внутренне свободен. Обычный человек не может выбирать, не может быстро и беспристрастно оценить ситуацию, ибо у него внешнее совпадает с внутренним. Необходимо работать над собой, учиться быть беспристрастным, разбирать и анализировать каждую ситуацию как бы чужими глазами, только тогда можно быть правым. Быть правым в момент действия в сотни раз полезнее, чем быть правым после. И только когда вы сможете действительно быть беспристрастным по отношению к себе, вы сможете быть беспристрастным по отношению к другим.
Для этого требуется очень многое. Свободную волю нельзя заполучить с помощью вопросов и нельзя купить в магазине. Беспристрастное действие есть основа внутренней свободы, первый шаг к свободной воле.»
На другой встрече задали вопрос: «Необходимо ли все время страдать, чтобы поддерживать сознание в бодрствовании?»
«Как я вам уже говорил, - сказал Гурджиев, - имеется очень много видов страдания. Это также палка о двух концах. Один конец: страдания ведут к ангелу, другой - к дьяволу. Человек очень сложная машина. Рядом с каждой хорошей дорогой пролегает соответствующая дурная дорога. Одно всегда идет рядом с другим. Где мало хорошего, там мало и дурного; где много хорошего, там много и дурного; где есть сильная положительная часть, там будет и сильная отрицательная часть. Однако там, где много плохого, не обязательно будет также и много хорошего. В случае страдания легко попасть на ложную дорогу. Страдание легко превращается в удовольствие. Вас ударили один раз - вам больно. Во второй раз вы почувствуете это меньше. В пятый раз вам уже захочется, чтобы вас ударили. Нельзя засыпать: всегда нужно быть начеку. Нужно знать, что необходимо в каждый данный момент, иначе можно сбиться с пути в канаву».
Другой вопрос: «Какую роль играет совесть в приобретении я?»
«Вначале, - ответил Гурджиев, - совесть помогает в том, что она экономит время. Обладающий совестью может быть спокойным; тот, кто спокоен, располагает временем, которое он может использовать для работы. Позднее совесть служит для другой цели. У обычного человека большая часть времени занята приниманием в расчет (рассмотрением); кончается одна ассоциация, начинается другая. Утром он выходит радостный, несколько минут спустя становится грустным, еще несколько минут - и он возмущен или зол: он во власти сотен бесполезных ассоциаций; машина работает все время. Энергия, накопленная за время сна, питает поток наших дневных ассоциаций. Так она расходуется в нас весь день. Нашего запаса энергии достаточно для нашей обычной механической жизни, но не для работы над собой. Если, например, мы сравним эту энергию и энергию, потребляемую 15-ваттной электрической лампочкой, то энергия, затрачиваемая на активную работу, соответствует энергии, потребляв-
мой 10-ваттной лампочкой, потребляющей большой ток из сети. Если мы расходуем свой запас энергии на бесполезные ассоциации - беспокойство, возмущение и т.д. — то нам хватит энергии только, скажем, на утро и ничего на остаток дня; а человек, лишенный энергии, - всего лишь комок плоти. Мы должны научиться экономно расходовать свою энергию. Природа создала нас такими, что у нас может быть достаточно энергии, чтобы выполнять оба вида работы: обычную жизненную работу и работу над собой. Но мы разучились работать нормально, отсюда - напрасная трата энергии. Энергия, вырабатываемая нашей динамо-машиной и накапливаемая в нашей батарее, расходуется на наши движения, эмоции, ощущения и проявления. Мы расходуем ее не только на то, что необходимо, но и на что, то не является необходимым. Например, когда вы сидите и разговариваете, вам на это требуется энергия, а вы к тому же и жестикулируете. Это может понадобиться, чтобы подчеркнуть вашу мысль; при этом для мышц ног и других мышц совсем не требуется энергии, и, все-таки, в...
Продолжение на следующей странцие...
