ожет быть враждебен к любому усилию, которое мы совершаем для расширения своего бытия. Состояние бытия динамично, оно движется к осуществлению самого себя. Субъективная позиция по отношению к этому вопросу определяется размышлением. Спрашивают: «Какой мой статус не только как Трогоавтоэгократической машины, но и в отношении космоса?» Может быть, когда мы подойдем к концу нашего планетарного существования, нас спросят:- «Каково теперь ваше состояние бытия по сравнению с тем, бывшим тогда, когда вы только вошли в этот промежуток существо-
вания? Возможно, нас принудят перенести другой ряд планетарного существования, заслуживающего степени наших заслуг, - возможно существование в животном царстве.
«Намеренное мышление» есть мышление с целью, с вниманием Оно предполагает контроль; не просто мышление по ассоциации; контроль низшего мыслительного центра высшим мыслительным центром; формирующего аппарата -посредством «Я».
«Обычный ум постоянно отвлекается, возбуждается поступающими впечатлениями, и его содержание уже там.
«Парабола, с точки зрения Гурджиева, есть (правда) истина по меньшей мере для двух, а обычно для трех центров, со смешанным значением Парабола — это язык, разговор мифических персонажей, являющихся сознательными представителями полностью развитых существ. Вы знаете, как мы приписываем более чем просто словесное значение словам относительно развитых существ - «Вкладывайте в них больше (смысла)» Например, существует миф о Гурджиеве, что он не мог чего-либо попросить за обедом без того, чтобы некоторые ученики не подумали, что его вопрос параболичен и что он хочет чего-то иного.
«В своей октавной форме парабола проходит от аллегории через параболу, с включением своего значения, до тех пор, пока не становится непреложной истиной, способной к переходу в семь форм. В параболе факты одного плана сопоставлены с фактами другого плана. В общем, книга Гурджиева есть мифологическая парабола. Когда он пишет о рассеянии рас, он пишет о центрах; хотя это более чем форма аллегории.
«Чудеса, описанные в Библии, очевидно, происходили не так, как о них думают. Некоторые из них, по-видимому, были проявлениями законов высшего космоса в низшем. Некоторые из истории чудес написаны столь правдоподобно, словно они происходили на самом деле. Подлинная парабола должна читаться с пониманием; ее внутреннее значение
лежит не на поверхности и не на том же самом уровне, что и грубый рассказ. Ум, воспринимающий написанный текст, есть интеллект, не способный к пониманию. Но ум размышляющий может понять.
«Значения слов изменяются столь сильно, что даже термины Евангелий стали нам непонятны - хлеб, рыба, верхняя комната и т.д. суть технические термины, которых мы сейчас не понимаем. Точный смысл не имеет значения в параболе, за иключением того, что, поскольку они существуют в нашем языке, то подразумеваемое значение должно быть всегда понято.
«Возникает вопрос, как можем мы найти ключ к параболе. Какое значение могла бы иметь книга Гурджиева без Метода! Не то что некоторые люди, никогда не работавшие в группе, не получат многого из книги; но то, что без практического опыта Метода, более глубокое ее значение не может быть понято. Что есть Библия без ключей? Я утверждаю, что подразделение Библии на Старый и Новый Заветы имеет параболитическое значение. Старый (Ветхий) Завет есть триада - до, ре, ми; затем - шок от появления воплощенной Вселенной, после чего рассказ продолжается от истории Иисуса к истории Христа, рожденного в интервале. Таким образом, Ветхий Завет должен быть параболитической историей развития человека через три низших центра, а Новый Завет - через три высших центра, с наличием, конечно, соответствия между ними. Св.Павел перевел некоторые из ветхозаветных историй в значении Нового Завета, историю Агари, например Иисус относится к Ветхому Адаму и Новому Адаму Обещание обозначает потенциальность, и очень немногие люди, как сказано в Ветхом Завете, имеют обещание (прощение) Ветхий Завет есть историческая парабола; Новый Завет — психологическая парабола. При отсутствии ключа интерпретация многого в книге Гурджиева - так же как и в Библии - может быть воспринята как бессмыслица.
«В Новом Завете сказано, что практикующие этот Метод получают сокровища как нового, так и ветхого. Он увеличивает внутренние умственные возможности для одних вещей и должен дать вам еще большие возможности памяти для использования в работе».
Вопрос. «Является ли теория Эйнштейна параболой?»
Орейдж. «Нет, это код, а не язык. В параболе используются общепринятые термины».
Вопрос. «Что вы скажете относительно пророческих книг Блейка?» /
Орейдж. «Они - сложная аллегория и поэтическое воображение».
Вопрос. «А что относительно Кольца Вагнера?»
Орейдж. «Это аллегория. Вагнер начал как аморалист, но не смог придерживаться этого - он стал христианином, в высшей степени сентиментальным, прекраснодушным и слабым Суинберн - инфантильный атеист, подобно Хелли, «в крови, но не согнувшись»; правдоподобно, но не космично
«Если во время чтения поэзии вы продумаете, что было бы сказано, а что подразумевалось в прозе, вы получите двойное удовлетворение Музыка также имеет это двойное содержание. Но большая часть музыки, так же как и поэзии, лишь напыщенность. Если вы сведете Вагнера к прозе, вы обнаружите, что он невозможно банален. Бах и Палестрина имеют кое-что сказать, Бетховен - лишь иногда. К несчастью, мы в отношении к музыке все равно что большинство детей к поэзии, - если звучит хорошо, значит - хорошо».
Вопрос. «Имеем ли мы право ожидать интеллектуального анализа музыки?»
Орейдж. «Это то же самое, когда поэт говорит, хотя ему нечего сказать своей поэзией.
«Точно так же я теперь говорю о восприятии содержания музыки отдельно от ее звуковой формы - нам нужно уметь читать параболы, игнорируя то, что они говорят явно, и возвращаясь к реальному содержанию «в прозе». Парабола
исходит от всеобщего утверждения, именно поэтому мы не способны писать их, или настоящие сказки, содержащие в себе космическую истину».
Задали вопрос относительно разницы между мышлением и «бытием-мышлением».
Орейдж: «По-видимому, некоторое время термин «бытие-мышление» был общеизвестен и использовался как «субъективный» и «объективный», он восходит в глубь веков не далее как к Колериджу, взявшему его в Германии, хотя он имеет латинское происхождение.
«Два рода умственного процесса, о которых говорится в прологе книги, становятся двумя динамичными реками эпилога.
«Хассейн говорит: «Веди это мышление во мне». Ум — всегда «мышление», и если мы берем его в руки и направляем мышление, то это есть активное бытие-мышление; это результат освоенного опыта, ставшего неотъемлемой частью нашего бытия. «В битии-мышлении» мы совершаем умственный процесс с материалом, который, поскольку он является частью опыта, имеет эмоциональный элемент. Вместо того, чтобы оперировать словами и их ассоциациями, что делает возможным словесную логику, мы должны пользоваться опытом и ассоциациями, связанными с ним, все это делает возможным бытие-логику.
«Размышляя, я ассоциирую больше с взвешиванием ассоциаций. Активный бытие-умственный-процесс используется в таком мантраме, как: «Я желаю вспомнить самого себя". Когда с каждым словом вы связываете наиболее живое представление (переживание, опыт), связанное с этим словом; и лишь тогда вы находитесь в состоянии желания вспомнить самого себя.
«Формальное понимание — понимание формы — осуществляется бытие-мышлением (умственным процессом).
«Гурджиев часто говорил, что ценность бытие-умственного процесса в активном рассмотрении всего опыта, какого бы предмета вы не касались.
«В словесном рассуждении мы заменяем реальный опыт ассоциациями. Мы не можем даже исследовать характер объективной истины и характер (особенности) техники ее достижения.
«Мы пришли к заключению, что имеем два вида рассуждения, формальное (т.е. с помощью форм) и ассоциативное, и различие делается без ссылок на объективный -рассудок. Нельзя развить объективный рассудок до тех пор, пока центр тяжести остается у нас в ассоциативном мышлении; мы должны идти от формального к объективному. Материал, основанный на языке жестов, поз, тона голоса, выражения лица и движений, есть материал формального мышления, и метод Гурджиева основан на перемещении центра тяжести к формальному, а затем - объективному мышлению с использованием этого материала».
Я спросил: «Приведет ли постоянное чтение «Баалзебу-ба» со временем к этому состоянию?»
Орейдж ответил: «Да, но если вы работаете по методу в это же самое время, вы достигнете этого намного быстрее. Никто не может передать или объяснить вам опыт объективного мышления; можно показать путь, но работать должны вы сами».
«Мы должны пытаться делать различие между ощущением и чувством, чувством и мышлением — тремя основными видами состояний. Люди воображают, что знают различие, но они постоянно смешивают ощущение с чувством. Начните с составления списка эмоциональных состояний. Как много разновидностей гнева, например, возмущение, токи раздражительности, ярости, бешенства, жёлчности. Личность в .состоянии самовспоминания может наблюдать и быть осведомленной об этих различных состояниях, хотя, возможно, и не быть способной определять их в терминах. Вавилонские
ученые «новой формации» образовали «словесную аргументацию» и положили конец поискам «бытия»; тренированную интуицию они заменили словесной мыслью. Мы вступаем в мир образованными, но подпадаем под коррупцию слов. Знание больше не является результатом бытия-опыта», а является лишь кристаллизованными понятиями».
«В Вавилоне было две школы морали - дуалистическая и идеалистическая, и материалистическая или атеистическая. Первая предполагала, что в мире существуют два принципа - добра и зла. В самом себе мы обнаруживаем тенденцию классифицировать вещи подобным образом не только в отношении самих себя, но абсолютно. Для каждого вида естественно классифицировать вещи по отношению к своим нуждам и потребностям. «Эта трава хороша для меня», -говорит лошадь; «Это бренди хорошо», - говорит человек; но это не подразумевает характеристику объекта самого по себе. Если я скажу: «Это хорошо в самом себе (само по себе)», я выражу свое личное отношение. Это двойное использование слова «добро» (как хорошо) есть причина большинства наших конфузов (путаниц, неразберихи); и это ложное применение личностных ценностей мы называем моралью. Хотя Гурджи-ев сказал, что во Вселенной имеется объективное зло, ничто, что мы знаем не может быть универсально хорошим или плохим. Несмотря на то, что нам это известно, никто из нас не может удержаться от использования слов «добро» и «зло» (хорошо и плохо), и от чувства, что мы имеем на это некоторое право; это результат образовательной системы, возникшей еще во времена Вавилона. Субъективная мораль приходит тогда, когда начинает разрушаться объективная мораль
«Вторая школа, материалистическая, пришла к заключению, что нет духа, нет бытия, нет «души». Для современного бихевиориста, социалиста, интеллектуала человек - это только разновидность животного, воспринимающего впечатления и выделяющего поведение; они заняты внешним поче-деш ем, утонченной психологией. Система Гурджиева соглас-
на с тем, что человек есть машина; но эта система начинается там, где кончают бихевиористы. Человек имеет возможность стать живой душой, способен достичь объективного рассудка (разума)».
«В Баалзебубе одним из намеков является концепция нормального человеческого существа. Мы не можем мыслить нормальным человеческим существом среднего человеческого индивидуума. Это различие между средним и человеческим очень важно. В книге дается определение нормального человека, но для того, чтобы понять это, необходимо долгое время размышлять. Гурджиев часто говорил: «То, что я говорю сейчас, вы поймете через год или два, а может быть, и через десять лет», хотя его утверждение и было ясным.
«В нормальном мире молодой человек (или девушка) в возрасте примерно двадцати одного года начали ...
Продолжение на следующей странцие...
