биться чего-то реального, необходимы длительная практика и большой труд. Сперва попробуйте выполнить небольшие задачи. Если вы сразу нацелитесь на большие дела, вы никогда ничего не сделаете или ничем не станете. Ваши же действия будут раздражать людей и вызовут у них ненависть к вам».
Примерно в середине января 1924 года я пришел на встречу в студии О'Нила и застал там несколько человек, уже занявших места перед началом беседы. Это были хорошо обеспеченные люди, интересовавшиеся современным искусством, музыкой и идеями. Встреча была назначена на девять, но когда мы увидели Гурджиева, было около десяти. Он вышел из другой комнаты, одетый в серый костюм и пару
старых мягких комнатных туфель, держа в руках большую печеную картофелину. Наступило ледяное молчание. Он уселся на край низкого помоста напротив нас и принялся за еду. Он как будто играл роль добродушного джентльмена средних лет на вечеринке. Он пошутил, и довольно напряженная атмосфера рассеялась от взрыва смеха. После нескольких замечаний он переменил тон и сказал: «Может быть, у кого-нибудь есть вопросы?»
Первый вопрос был такой: «Объясните, пожалуйста, Закон Трех».
Гурджиев ответил: «Возьмите простую вещь - хлеб. У вас есть мука, у вас есть вода. Вы смешиваете. Необходима третья вещь - жар, и тогда у вас будет хлеб. Так и во всем. Необходимы три силы, три принципа. Тогда у вас будет результат».
Другой вопрос: «Это кажется довольно глупым вопросом, но в чем, по-вашему, разница между мужчинами и женщинами?»
Гурджиев: «В общем, у мужчин больше развит ум, у женщины больше развиты чувства. Мужчины логичны, женщины не логичны. Мужчинам следует учиться больше чувствовать, женщинам - больше думать. Вы должны мыслить, чувствовать и ощущать какую-нибудь вещь прежде, чем она станет для вас реальной».
По поводу ощущения: вы не знаете, что такое «ощущение». Вы часто ошибочно принимаете ощущение за чувство и чувство за ощущение. Вы должны научиться распознавать, когда вы думаете, когда вы чувствуете и когда вы ощущаете. Необходимы три процесса, и необходима большая работа для понимания».
Вопрос. «Что такое страдание? Я имею в виду не физическую боль, а страдание, влияющее на чувства и разум. Возможно это эмоциональное и духовное страдание, когда для них часто нет видимой причины».
Гурджиев:. «Есть разные виды страданий. Вообще, каждый страдает. Но большей частью ваше страдание - механическое. Есть две реки жизни. В первой реке страдание пассивное и бессознательное. Во второй реке страдание «произвольное», что отличает его и придает ему большую ценность. Большая часть ваших теперешних страданий проистекает из-за ваших мозолей, или потому, что кто-то наступает на них. Чтобы добраться до второй реки, вы должны все оставить позади».
Вопрос: «Скажите, какое место в вашей системе занимает любовь?»
Гурджиевг. «С обычной любовью идет ненависть. Сегодня я люблю вас, на следующей неделе, или в следующий час, или в следующую минуту я вас ненавижу. Тот, кто действительно может любить, может быть; тот, кто может быть, может делать; тот, кто может делать, есть. В нашем теперешнем состоянии мы не способны любить. Мы любим, потому что что-то в нас сочетается с эманациями другого человека; это запускает приятные ассоциации, - возможно, в силу химико-физических эманации из инстинктивного центра, эмоционального центра или интеллектуального центра; или это может происходить под влиянием внешней формы; или вызвано чувствами, — я вас люблю, поскольку вы любите меня или поскольку вы меня не любите; внушением со стороны других; из жалости; и по многим другим причинам, субъективным и эгоистическим. Мы позволяем на себя влиять. Мы проецируем свои чувства на других. Гнев рождает гнев. Мы получаем то, что даем. Все привлекает или отталкивает. Есть половая любовь, которую обыкновенно и понй'-мают как «любовь» между мужчинами и женщинами, - когда она исчезает, мужчина и женщина больше не «любят» друг друга. Есть любовь чувства, которая вызывает свою противоположность и заставляет людей страдать. Позднее мы поговорим о сознательной любви>>.
В ответ на другой вопрос он сказал: «Все живое нуждается в любви. Коровы дают больше молока, а куры несут больше яиц, когда их любят хозяева. У разных сеятелей получаются разные результаты. Сильные люди своей ненавистью способны иссушить растения и даже губить других людей. Начните с любви к растениям и животным, и тогда, возможно, вы научитесь любить людей».
«Да, - сказал задавший вопрос, - но что же такое любовь? Мы все время твердили о ней, но когда я спрашиваю себя, то не нахожу ответа. Быть может желать кому-нибудь добра и значит любить его. Но разве я знаю, что для людей хорошо? Даже для своих собственных детей — иной раз, когда я за что-то боролся, как мне казалось, для их блага, выходило совсем наоборот».
Гурджиевг. «Когда вы знаете, что вы не знаете, это уже много. Вы придете в группы, и мы позднее поговорим об этом».
Вопрос: «Почему так происходит, что мужчин столь притягивают женщины, заставляющие их страдать? И, разумеется, то же самое у женщин по отношению к мужчинам?»
Гурджиевг. «Обдумайте то, что я сказал насчет любви чувствовать «
На встречах я всегда испытывал чувство удовольствия, слушая Гурджиева, и у меня было ощущение, словно я был уже «на пути» и в состоянии «делать» что-либо и что с этого момента я совершенно переменюсь; но на следующий день я опять сбивался на старую колею. В глубине души я знал, что он говорил истину, которую я так давно жаждал услышать; но для себя, в жизни, у меня стало складываться некоторое представление о трудности «делания» чего-нибудь. Хотя я «чувствовал», что это истина, я не «понимал».
Я говорил с Орейджем о своих затруднениях при воспоминании сказанного на встречах и о трудности делания чего-нибудь. Он ответил: «Для вас еще не пришло время «делать». Необходимо размышлять обо всем, что говорит Гурджиев,
учиться и Готовиться». Я спросил: «Что такое размышление?» Он ответил: «В одном из аспектов это обдумывание с помощью мыслительной части каждого центра - интеллектуального, эмоционального и двигательного. В Новом Завете сказано: «Мария размышляла обо всем этом в своем сердце». Это означает - повторяла, взвешивала». Когда я попробовал размышлять, то осознал, что никогда ни о чем не «размышлял». Я только перемалывал что-то частью своих эмоций. Так, вспоминая слова Гурджиева обо мне, я стал воскрешать в памяти то, что я слышал о сне; «Спящий, пробудись!» -говорит пророк; «Ныне Христос воскрес из мертвых и стал первыми плодами тех, что спали», - говорил Павел. Согласно суфийской традиции, Христос, воскресший в облике Иисуса, поехал в Иерусалим на Осле Желания. В «Махабхарате» одного из великих героев зовут «Победитель сна». Греки говорили о теле как о могиле души, а в православной церкви на пасху поют: «Христос воскрес из мертвых. Он победил смерть смертию и дал жизнь тем, что были в могиле». Эта идея отразилась в поэзии. Один поэт эпохи Тюдоров писал:
Всю ночь звонкоголосый шантеклер,
Возвещающий день трубач,
Хлопает крыльями и громко кричит:
«Смертные! Смертные! Проснитесь! Встаньте!» Петушиный крик, по мне один из самых сладостных звуков в природе, - часто связывается с пробуждением. Пруденци 'сказал: «По крику петуха Христос восстал из преисподней». А Петр, когда пропел петух, «вспомнил» себя. Эту же идею можно найти в сказках. Она присутствует в «Спящей красавице». В каждом из нас есть нечто спящее, ожидающее пробуждения от поцелуя истинного учения. В некоторых детских стишках также приводится эта мысль: «маленький мальчик голубой, который под стогом сена крепко спал». Суфийский поэт Аттар в «Речи птиц» говорит о «сне, который заполняет вашу жизнь».
В результате бесед и демонстраций я стал постепенно сознавать, насколько глубок был мой сон. Первое указание на какие-то изменения во мне, в моем подсознании, пришло во сне.
Начиная с ноября 1917 года, когда после ранения на Сомме я освободился о.т военной службы по инвалидности, меня неотступно преследовало сновидение, повторявшееся каждые несколько дней.
В этом сне я видел себя опять в армии, идущим в бой, казалось, на верную смерть; часто меня убивали и, падая, я просыпался. События всегда сопровождались чувством удивления, смешанного с подавленностью, отчаянием и сожалением, что я позволил еще раз втянуть себя в эту ужасную безвыходную ситуацию. Все чувства страха, безнадежности и отчаяния сжимались в несколько секунд непосредственно перед пробуждением. Сон был настолько реален, что я испытывал чувство огромного облегчения, когда спустя две-три минуты окончательно приходил в себя. Продолжительный и дорогостоящий курс психоанализа не произвел длительного эффекта. Пока я был с психоаналитиком, я освобождался от своих страхов, так как переносил свое страдание на него. Как только я покидал его, страх возвращался. В качестве одного из результатов психоанализа я обнаружил, что сны бывают так же часто обусловлены страхом и предчувствиями, деньгами и желудком, как и половым влечением. Обычный психоанализ подобен выпрямлению куска скрученной стали: если его отпустить, он примет прежнюю форму. Необходим процесс ( отпуска) и закалки. По-видимому, система Гурджиева содержала технику такого отпуска и закалки.
После нескольких недель посещения встреч и демонстраций у меня повторился сон, о котором я говорил. Я был в армии, угнетенный и подавленный, полный упреков к себе за то, что опять попал в ту невыносимую ситуацию, из которой, казалось, не было выхода. Мы шли в сражение, как на бойню.
На войне - да и в нашем бодрствующем состоянии - природой обычно предусмотрены буферы между эмоциями страха и перспективой болезненных ран, страдания и смерти; но во сне буферы устраняются, и я в своих снах страдал от ужасов войны, как она есть на самом деле. Теперь же, во сне, что-то стало меняться, и я оказался вне армии. Я находился на высоком месте: было темно, но в сумраке я мог разглядеть внизу армию, уходящую без меня, и мной овладело чувство огромного облегчения. Позади меня струился свет, в котором я неясно различал фигуры двух людей. Я оглянулся и увидел Гурджиева с Орейджем; один из них сказал: «Путь к бегству?» Затем я проснулся.
Повторяющийся сон никогда не оставлял меня совершенно, но понемногу стал менее мучительным, и в нем всегда находился выход; со временем он сопровождался лишь чувством смутного беспокойства. Возможно, я не хотел забыть его полностью; возможно, я хотел помнить то состояние сна, в котором я пребывал, когда принес себя в жертву Молоху, Кали, Шиве - разрушителю, Марсу или как бы там ни называли люди силу разрушения.
Демонстрации движений и танцев продолжались - в Нейборхуд Плейхауз, в церкви св.Марка в Бауэри и в Карнеджи Холле. В Нейборхуд Плейхауз читался отрывок, ставший предисловием «от автора» в «Рассказах Баалзебу-ба», в котором он говорит о «Веке Жизни»; здесь же, по окончании одной из демонстраций, когда ученики покидали сцену, Гурджиев вызвал одну из девушек, изящную и превосходную танцовщицу, и во всеуслышание сделал ей выговор. Он сказал: «Вы портите мою работу. Вы танцуете для себя, а не для меня». Когда она стала оправдываться, он махнул рукой и удалился. Я был несколько шокирован; но зато это заставило меня почувствовать связь между системой Гурджиева и христианской идеей все делать во славу Божию, идеей работы для собственного внутреннего бытия и для славы Божией.
В феврале я сопровождал Орейджа в Бостон, где ему нужно было произвести необходимые приготовления для демонстрации и возможного образования группы. Я надеялся принести пользу, так как знал влиятельных людей в Бостоне и Кембридже (штат Массачусетс). Когда я в 1919 году оказался в Кембридже, у меня была идея получить степень по английской литературе и психологии; но при моем тогдашнем состоянии разочарования и смятенности, вызванном войной, мне было трудно посвятить себя научным занятиям. Сидя однажды в библиотеке Уайденера, я подумал, что освоение одной школы в психологии займет три года, а таких школ было несколько, причем каждая специализиров...
Продолжение на следующей странцие...
