ить иначе. Хотя многие поставили защиту и снова вернулись к нормальной жизни.
В: Ты, я как понял, защиты не ставил, а как-то тебе удалось сделать так, что это тебе на пользу пошло.
А: Безусловно, это пошло на пользу, потому что я был всегда независим от группы. Я приходил, брал, что мне надо, и уходил. И здесь - я пришел уже зрелым человеком, мне было восемнадцать лет, я занимался спортом, я был в сборной. И он открыл мне глаза на духовную сторону жизни. Раньше я был как молодое животное, которое тянется ко всему светлому, но в то же время живет животной жизнью.
В: А все эти переживания, плавание?
А: Они сами по себе были. Они были стихийны, но та система ценностей, которую формировало общество, она бы постепенно меня в эти рамки и загнала. Хотя я не знаю, может быть, и не так. Учитель же сформировал некую духовную составляющую. Я понял, что в этом ключе можно рассматривать жизнь. И мне стала интересна эта сфера, сфера духовности, сфера психологии, сфера человеческих отношений, сфера работы над собой. И в этом плане я сразу сделал выбор быть на этом пути, начал готовиться к поступлению на психфак, там потом, после того, как я ушел от этого Учителя, я начал искать таких людей, которые занимаются этим же, попал в "антоновские группы", и там начал работать над собой. Начал заниматься своим телом, делал различные йоговские упражнения, занимался каратэ, дзюдо, занимался какими-то медитациями, продолжал заниматься спортом.
В: Потом, я как понял, появилась альтернатива...
А: Это было боковым ответвлением. То, на чем мы с тобой сошлись в начале девяностых, - это было усилением некого потенциала у меня. Потенциал состоял в том, что я был с детства такой душевед. Я внимательно относился к людям и понимал, что могу выслушать человека, что-то ему посоветовать. Не был равнодушен в этом плане. Я, может быть, был немножко корыстен, и сейчас остаюсь в этом ключе, потому что мне просто интересна эта область. Но и тогда мне она уже была интересна. И то, чем мы с тобой занимались в плане психотерапии, - особенно гештальт-терапия - позволило раскрыть эту сторону. Я вспоминаю эпизоды еще из ранней юности, когда ко мне обращались люди, чтобы я уладил какой-то конфликт, или поговорил с какой-то бабкой занудной или провел с кем-то беседу, чтобы человеку помочь душевно. И работа с гештальтом и вся остальная психотерапия, которая тогда была и сейчас идет, - просто развивает эту сторону.
В: Что было потом?
А: Потом, после ухода от этого человека был период служения. Я, торкнутый его идеями воспитания нового поколения и привития новых ценностей, двенадцать лет посвятил работе с детьми. Фактически это была его энергетика, замешанная на тех основах, которые были получены еще при работе с экипажами. Я понял, что я сформировался как мощный лидер, и эти лидерские качества во мне остались, и я их использовал, чтобы повлиять на молодежь. Идея была такая благородная, социальная. И вот двенадцать лет было посвящено этому служению. И параллельно шли наши с тобой поиски и происки на почве психологии.
В: Это была не только психология.
А: Да, там было много всего, в том числе ВНЕОшкола, которая тоже явилась продолжением этой линии. Хотя как человек, который приходит и не включается полностью в любую систему, а старается взять из нее полезные какие-то вещи, но не поглощается ей, я тоже старался это сделать, хотя нерегулярно это делал, каким-то образом. И последний разговор с Олей, с Мастером Школы, состоялся в парке, где она сказала мне такие фразы, которые поставили крест на ВНЕОлогии для меня. Она мне сказала: "Зачем ты идешь в группу, у тебя что - проблемы?" Я задумался, есть ли у меня проблемы. Я понял, что у меня проблем нет никаких. Она сказала, что ходят люди в основном с проблемами, чтобы их как-то решать. Я понял, что у меня в основном не проблема, а задача, и начал решать дальше свои задачи. И в недрах работы с детьми зародился новый проект. Он выкристаллизовался. И как новое детище, начал заполнять меня всего.
В: Какой проект?
А: О кругосветном путешествии. Хотя, как я помню, еще классе в восьмом я, начитавшись книг о кругосветке, создавал себе этот образ достижения. Я был им очень торкнут, рисовал почему-то катамараны и тримараны, которые тогда были экзотическими существами.
В: Это, наверное, мечта многих мальчишек, по крайней мере, нашего поколения. Я знаю очень многих из нашего поколения, кто мальчишкой был вдохновлен идеями, например, Жюля Верна и других писателей о путешествиях и приключениях. Я был вдохновлен идеями о Земле Санникова, даже готовил одноклассников к побегу в Мурманск или Архангельск. Мы даже сбежали из дому втроем, но были пойманы родителями уже в пути. Идеи эти у нашего поколения у каждого второго или третьего мальчишки были. Но, годам к шестнадцати эти идеи потихоньку пропадали. Немногие остаются верными идеалу детства. Как-то в тебе это произошло. Почему, как ты считаешь?
А: Это достаточно сложный вопрос, фактически фундаментальный. Мне кажется, что был очень мощный, сильный образ, во-первых. Во-вторых, я верю в какую-то кармическую задачу, которую я должен сделать, в миссию. Она меня толкает это сделать. По-другому сделать я не могу. И, видимо, она тогда - в детстве начала проявляться. И с этим связана и некая психологическая область, в которой я нашел себя. Область, связанная с прорисовкой будущего и наполнения образа будущего у людей, которые споткнулись, остановились, потеряли себя. Я могу делать это для себя, это получается, - то, что я задумываю, это случается.
В: А можно поподробнее, если возможно, или это какая-то закрытая наработка? Или ты хотя бы в общих чертах можешь поделиться, как это делается?
А: Я в общих чертах могу поделиться, но как это делается, я не понимаю. Я понимаю, что что-то происходит, когда генерируется некий поток. Сначала, естественно, идет создание этого образа зрительного, насыщение его.
В: То есть ты в себе это делаешь?
А: Да, я в себе делаю, естественно.
В: Предположим, что я - тот человек, который споткнулся. И я к тебе пришел. Я потерял веру в себя. Что мне делать?
А: Это говорится уже о психотерапии. Я сейчас говорю о том, как я это делаю. Точно так же я и предлагаю это делать другим людям.
В: Одно дело, когда это ты делаешь, - у тебя уже этот поток есть.
А: Он у меня тоже не всегда бывает. Я просто понимаю, что именно эта схема действует у меня. И у других людей, я верю, тоже будет действовать. Потому что я вижу их слом, - вижу, где они сломались. Но это схема классическая. Создание образа достижения на мечтании, как это было в детском возрасте. Очень мощный зрительный образ. Помещение в эту ситуацию себя, ощущение кинестетически, аудиально. И последний момент - эта вера в то, что это случится.
В: Это тот момент, который в психологии и психотерапии тоже есть. Вообще понятие веры - здесь немного другое. Вера в то, что случится это, - одно. Это - психология. А вера в то, что случится то, что "да будет воля Твоя", - это немножко другое. Для тебя здесь есть разница?
А: Нет. Когда ты понимаешь, что то, что ты делаешь, это и есть Его воля, тут это противоречие снимается. Ты веришь в то, что ты призван это делать. И для чего-то это нужно делать. Не только для себя. Для мира, для Бога. Ты с этим работаешь и просто молишься...
В: Что значить молишься? Это что: "...дашь нам хлеб наш насущный..."?
А: И это тоже.
В: Или это некое действо внутри молитвы, потому что молитва может быть механична, а может включать в себя какое-то душевное действие...
А: Тут неразрывно. Это образ, - то, что должно произойти. У меня ментальное усилие состоит в том, что я пытаюсь не просто представить этот образ, а увидеть, что будет в будущем. Я как бы заглядываю туда, за этот горизонт, и всеми силами пытаюсь посмотреть, будет это или нет, и пытаюсь вероятность события с помощью молитвы, с помощью жара желания увеличить.
В: Жар желания ты откуда берешь?
А: Это просто образ такой, некая энергия. Из груди, из этого места. Интересный момент. Из этого места возникает в трудной ситуации энергия, которую я отношу к лидерской энергии. Эта энергия возникает как мощный позыв, и она держит ситуацию под контролем. Я понимаю, что пока эта энергия есть, она не дает случиться ничему действительно опасному.
В: Мне это прекрасно знакомо на примере Магического Театра, который я провожу. Есть там грань достаточно опасных вещей. Пока во мне есть некая штука, - не обязательно локализованная в груди, - для меня это ощущение, разлитое по пространству, - то действительно ничего опасного не случится. Она есть, и я могу позволить себе любую провокацию, какое-то нестандартное, рискованное, внешне вроде бы опасное действие, потому что я знаю, что оно есть, - это состояние и пока оно есть, все под контролем. Если его, этого состояния нет, или оно вдруг пропадает, то я просто не берусь.
А: Да, похожее состояние. И оно позволяет рисковать в любых ситуациях. И знать, что ситуация находится под контролем.
В: Контролем не внешним, а контролем некой силы. Так?
А: Это какой-то ситуативный контроль, который позволяет быть лидером. Ты знаешь, что это состоится, и все люди, которые задействованы в этой ситуации, просто обязаны подчиниться. Если они не подчиняются...
В: Что значит подчиниться?
А: Это знание или контроль дает мне понимание, что эта ситуация единственная в своем роде. Если кто-то...
В: Кто-то вываливается из ситуации. Ты создаешь некую реальность. Она становится коллективной. Ты вводишь в нее коллектив. Если кто-то вываливается из коллективной реальности, он ставит себя на опасную черту. А пока он в коллективной реальности, которую держит эта энергия, там все в этой коллективной реальности, как говориться, - схвачено.
А: Да, можно сказать и так. И я очень мощно борюсь против оппозиции в этой ситуации, потому что понимаю, что человек не видит просто тех опасностей, к которым может в этом случае привести его оппозиця...
В: Оппозиция смерти подобна.
А: Да, смерти подобна.
В: Это не потому что ты жесткий тиран, а потому, что ты "держишь ситуацию".
А: Да и такие случаи возникают очень редко. Предельно редко. Их было несколько за жизнь, когда жизнь группы оказывалась в опасности. А в других вещах я наоборот стараюсь предельно принижать свои лидерские качества, подчиняться другому лидеру, руководителю, работаю именно над этим. Потому что в один момент я понял, что эти качества лидера могут привести к гордынности. И если не начать работать над этим (мне Максим это очень хорошо показал в свое время), ты зарываешься и начинаешь нарушать этические вещи. Поэтому я стараюсь работать над этим сейчас. Но понимаю, что я в любой ситуации остаюсь серым кардиналом сейчас, который эту ситуацию сложными путями держит под контролем.
В: По поводу образа...
А: Такое небольшое отступление относительно этой энергии контроля над ситуацией. Образ плюс эта молитва и отдавание себя на волю Творца - они парадоксально совместимы в этом ключе. Существует определенное подтверждение из среды. Когда вещи начинают случаться совершенно невообразимые, ты понимаешь, что правильно это делаешь, в нужном направлении. Приходят люди, какие-то ресурсы, причем они приходят всегда на минимуме, когда нужно, и те, которые нужно. Они, наверное, как бы общие для многих людей. И психотерапия моя строится в последнее время на обучении этому алгоритму. Я понимаю, что многие вещи у людей связаны именно с невидением, неправильным построением образа в будущем, неправильной верой в него. И, соответственно, неправильного выбора жизненной активности.
В: Ты затронул несколько ситуаций, когда группа твоя нырнула в какой-то кризис. Если это было связано с мистическим, глубоким каким-то переживанием, может быть, ты расскажешь?
А: Мистического опыта, кроме опыта, связанного с управлением таким образом событиями и предотвращением опасности, я не замечал. Все такие проявления были в походах.
В: Я, наверное, даже неправильно сказал. Мистический опыт не прямого взаимодействия с Творцом. Измененных состояний, глубоких изменений состояния. В походах, в разных местах, там возникали разные состояния, достаточно отличные о...
Продолжение на следующей странцие...