...
Г: Пока я тоже не очень могу это связать. Можно повернуть из этого места в разные стороны.
В: Вот, нашел! Вот эта позиция седьмой чакры - тотальное внимание, где равнозначно все, и все именно случается.
Г: Понимаешь, с позиции семерки не случается. С позиции одношки случается, а с позиции семерки "это все делаю я". Это все я. Я и Шарапов, я и тот, другой. Все, что происходит, делаю я. Это тотальные выборы, это цепочка моих выборов. Это я сотворил. Полная тотальная ответственность присутствует при этом.
В: Здесь все-таки нам нужно определиться с понятием "случается" Я имею в виду ситуацию, когда все происходит одномоментно и со всех точек зрения сразу. То есть мы здесь не можем выбрать акцента.
Г: Кто мы? Мы-то как раз можем, потому что мы-то не Он, мы из семерки смотрим. У нас, как правило, получается, или получается сознательно, из шестерки, осознанно, может быть интеллектуально, рассудочно мы подбираем объяснение для этой ситуации, трактовку, интерпретацию, либо чувственно, начинаем как-то к ней эмоционально относиться, но все равно инстинктивно как-то выбираем эту ситуацию видеть определенным образом. Определяемся.
В: Человек один-два - это действие по фабуле. Так предписано. Когда человек начинает режиссировать ситуацию, выбирать показ как проявление конфликта у Жеглова и Шарапова и так далее - перед ним уже стоит сверхзадача, подразумевается сверхзадача жизни, или кусочка, эпизода. Уже четверка.
Г: Скорее тройка. Распознать, различить какой-то аспект целого.
В: Показать для того, чтобы другие люди научились чему-то на этом.
Г: Выпятить какую-то грань. Продемонстрировать...
В: Это уже самопроявление.
Г: Это уже пятерка получается. Творчество.
В: А вот найти ту сверхзадачу, которая поможет кому-то решить какой-то нравственный конфликт... Ты просмотришь именно такую интерпретацию Шарапова - ты станешь немножко другим человеком.
Г: Мне предпочтительней, как правило, позиция, эгоистическая. То есть все, что я делаю, я делаю прежде всего для личностного роста. И позиция "найти и показать, каким-то особым образом акцентировать этот эпизод" для другого, чтобы ему помочь - я делаю нечто подобное, но при этом я все время осознаю, что я это делаю из своих проблем, из своих комплексов. Это они заставляют меня, мотивируют меня как бы помогать ему. На самом-то деле таким образом я самовыражаюсь и стараюсь помочь себе, проявляю свой комплекс.
В: То есть ты все-таки далек от идеи того, что когда-то человек подходит к ситуации, когда личные комплексы и заморочки перестают им двигать, и двигает уже любовь к людям?
Г: Любовь может двигать, но модуляция этой любви, форма проявления - как она проявится? - влияют еще те хвосты, которые остались. Мне в этом смысле позиция Баха достаточно близка - пока я жив, моя миссия на земле не окончена, мои "хвосты" еще есть. Если я полностью, тотально "просветлен", меня нету, меня не видно. Меня нету. Тогда я ничего не могу сделать. Но если я все-таки умудряюсь что-то делать, значит, во мне есть некая грязь, проблемы, которые, собственно говоря, и акцентируют, и проявляют меня как человека.
В: Мы начали с рассуждений об ответственности и "ведомости"...
Г: Да. А, кстати, тебе вот такая структура "один, два, три" как-то близка, резонирует, или все-таки поменять местами хочется что-то?
Все таки тройку, ответственность, я упорно ставлю выше позиции, где меня "ведут". "Меня Учителя ведут" - это инфантильная позиция. Снять с себя ответственность, не отвечать за то, что получится. Варенье - я его съем, но это не я, это через меня кто-то, я не мог отказаться. Я-то не виноват. Позиция такая детская.
В: Как ни странно, люди, с которыми я встречался, и которые придерживались такой позиции показывали чудеса. Очень эффективное целительство, например, ясновидение...
Г: Да. Сколько хочешь такого есть... Подтверждаю. Я тоже многократно видел...
Давай я проиллюстрирую это на своем собственном примере. Сам я сидел до тридцати четырех лет как "человек номер один". Все делал как должно, не выходил за рамочки никуда. И только попав к Золотову в тот самый "злополучный ноябрьский день", я стал "человеком номер два".
В: Тогда расскажи, как это произошло.
Г: Это была удивительная история, для меня, по крайней мере. Чудо. Жил-был простой советский инженер, причем работал я в ЖЭКе главным инженером. Такое достойное место. Причем был уникальный, как я сейчас понимаю, инженер. Это был ведомственный ЖЭК Министерства обороны. Я проработал почти десять лет в этом ведомстве. И вот последние лет пять в одном из ЖЭКов московских. За три года я сделал ЖЭК трезвым. Ты можешь представить себе ЖЭК, где сантехники, дворники не пьют на работе? Обычно это с трудом, сложно представить.
В: Вчера я как раз смотрел фильм "Афоня".
Г: Когда я пришел, это был типичный ЖЭК. Только в фильме Афоня один, а у меня таких Афонь было с десяток. И вот удалось сделать их трезвыми, причем почти никого не выгнав. Мне удалось найти какой-то язык с ними...
В: Будучи человеком номер один?
Г: Да. И удалось мне это, как я считаю, потому что мне были вдолблены идеалы коммунистического общества, я был пай-мальчик все время.
В: Настолько ты был пассионарен?
Г: Да. И вот в один прекрасный день - уже был разгар перестройки, где-то восемьдесят седьмой год, я бросился перестраивать, как призвал нас великий Горбачев. Комплексные бригады начал, развил бурную деятельность, начал ремонтировать дома. Мои бывшие пьяницы, слесаря-сантехники начали выполнять работу за две бригады капитальщиков: менять трубы, ремонтировать балконы, чинить крыши с бешеной скоростью. Потребовалось очень много арматуры. А там же лимит, нормы были. И я начал начальство трясти: давайте материалы, трубы, то-сё. И в конце концов так их достал, что меня выгнали по статье. Нашли какой-то повод и выбили. Я совершенно обалдевший: я перестройку делаю, а тут бюрократы. Ну, наверное, думаю, это потому, что они военные. Пошел в гражданский ЖЭК, за год сделал опять карьеру, опять сбил там комплексную бригаду, опять там все это развернул, и через год меня выгнали по статье. Причем за это время мы расстались с женой. Она сказала: "Мне не нужен муж, который не приносит денег, не кормит семью, дочку". Я потерял жену, дочку, квартиру им оставил, работу, совершенно остался непривязанный, очень легкий. Я уфологией интересовался года три, в московские круги уфологические входил. В этом состоянии прослышал о конференции в Москве - первой всесоюзной конференции по биоэнергетике, которую академик Казначеев собирал. Приехал на нее и там увидел Золотова. Был фильм научно-популярный продемонстрирован, снятый Свердловской киностудией. На сцене стоят эти люди, которые в фильме показаны. И меня так это вставило, то, что там показывалось, я тоже побежал - там у них была построена целая цепочка, как записаться, как попасть на семинар, и я записался и поехал. Мальчик, домосед, которого мама до восемнадцати лет боялась одного в булочную выпустить. А тут я ринулся в какой-то Усть-Катам, на Урал, хрен знает куда. Приехал туда в три часа ночи. Сошел с поезда - глухомань, двадцать пять градусов мороза, - и никого, ни души. Поле кругом, там какой-то домик вдалеке светится... Так начался мой поход к себе.
Я много об этом рассказывал, но для меня это одно из самых ярчайших переживаний в жизни, поэтому я с удовольствием повторю еще раз.
Так вот, полустанок уральский, Усть-Катам, морозище... Я иду наощупь. Лампочка горит. Вроде бы это вокзальный какой-то домик. Захожу - там три с половиной человека на меня настороженно смотрят. Куда идти, неизвестно. Приехал на семинар. Подхожу к кассе, поворачиваюсь и вижу, что на двери на входной с внутренней стороны объявление: "Те, кто приехал на семинар, - вот туда-то". И как раз входит еще один человек, который приехал на семинар. И через какое-то время еще один появился. То есть три человечка встретились на этом полустанке. Один мужичок, психолог из Минска, и какая-то девушка из Москвы. И вот мы по этим стрелочкам наощупь пошли-пошли, в какие-то дома заходили спрашивали, потому что это на другом краю этого поселка, километра два еще от станции, по этому морозу мы прочапали в три часа ночи. Люди такие ошарашенные: "какое там, чего там". Наконец нашли мы эту гостиницу: тут нам выбегают навстречу сияющие люди такие, молодые ребята. Один из них был Саша Клейн. Они встречали, оказывается, бегали чуть ни к каждому поезду, но холодно, поэтому они возвращались погреться, и пропустили нас. Встретили, чаем напоили, разместили. И на следующее утро еще кто-то подъехал. Нас погрузили в автобус и увезли в пионерский лагерь в горах, невдалеке, километрах в двадцати от поселка. И на следующий день, после того как нас привезли, должны были заехать еще люди, и стал начинаться семинар. При этом мое инженерное сознание никак не могло понять, что здесь происходит, совершенно. Сейчас ты и я, мы понимаем, что это типичное восприятие новичка, когда он попадает на выездной семинар. А тогда это новое что-то было, - восемьдесят девятый год, - тогда таких семинаров было немного.
В: Состояние снесенной "крыши"...
Г: Может быть, "крыши" у меня еще снесенной не было, но такая настороженность - что-то здесь происходит... что-то не в порядке. Но при этом я уже тогда, видимо, за счет своей легкости, достаточно легко включался. Вечером должна приехать группа. Среди тех, кто приехал пораньше, - нас было человек двадцать, - проходит слух, что надо бы как-то организовать встречу, капустник устроить. Ну мы так намечаем: давайте за полчасика до их приезда соберемся и что-нибудь придумаем. Встречаемся за полчасика, рождается - как ты говорил - "бац, бац" - роли раздавали, так и здесь, за полчаса родился какой-то сценарий встречи. Маршруты, движения разных групп, какие-то засады...
В: Золотова не было?
Г: Золотова не было все две недели. Семинар проводили Клейн и Чистяков. Но это золотовский семинар. Потому что Чистяков очень педантичен. Он как получил когда-то от Золотова модель, так все годы он делает одно и то же. На каждом семинаре. С вариациями какими-то, но очень жестко держит технологию. Золотов сам уже давно-давно ушел дальше и делает что-то совсем другое. А Чистяков до сих пор делает то же самое. Но тогда Чистяков еще не подъехал, был Клеин. И вот организовывали встречу. Приезжает автобус, а мы с какими-то трубами, нападаем и куда-то приехавших в баню затаскиваем, имитируя, что какие-то пытки происходят. Люди, приехавшие впервые, как и я, совершенно не понимают, что там. Мы командуем: "Сумки оставить в автобусе, строиться по одному в баню". А из бани в это время вытаскивают голого окровавленного мужика, кидают в снег, он там лежит. "Следующий", - говорят. Что-то такое, мистерия какая-то. Приехавшие уже все действительно "без крыши" стоят. Им завязывают глаза, ведут через лес. Там идти-то триста метров. Их водят два часа по этому лесу, по буеракам. Горные барабаны со всех сторон, кто-то с дерева падает. Что-то такое устроено. И при этом я все это устраиваю вместе с первой группой, и у меня все время свербит: "зачем это, что за ерунда? Пионерский лагерь какой-то, детский сад, честное слово". Наконец там вечером начинается вступление, лекция, как бы научная. Очень много двигательных практик, типа танцев, называлось это "Белая птичка". Начинают какие-то вещи давать золотовские, что-то демонстрируется, потом мы сами пробуем, ни хрена не получается. Начинается какой-то процесс, и он начинает течь, и очень много практики "паровоз". Тебе знакома эта практика со времен, когда Егор привез меня в вашу тогда Школу. "Паровоза" очень много. Уже к концу первой недели я поймал себя на том, что ночью встал по нужде. Туалет на улице, метров через тридцать. Проснулся оттого, что я замечаю, что я иду паровозом. Не просто иду, а иду паровозом, хотя иду один. То есть со всякими притоптываниями, с ритмами, ноги определенным образом ставлю, дыхание - то есть уже паровоз. На тот момент я им объелся. Но это уже через неделю. А тут первый день - все это начинается, второй день, все продолжается. Очень много цепочек непрерывных каких-то практик, лекций, упражнений. Общен...
Продолжение на следующей странцие...