ознательный и может не знать хорошо ведантическую идею о Неведении как о силе позади проявленного мира. Но я не вижу, как я могу познакомить его с этими вещами в одной строке, даже используя самый яркий образ или символ. Он мог бы удивиться, если бы он обладал Джонсоновским складом ума, как это можно надоедать Несознанию или как это можно будить Неведение. Боюсь, если не свершиться чудо вдохновенного поэтического толкования, просверкнувшего бы через мой ум, его придется оставить удивляющимся. Я не против добавить строку, если чудо свершится или какой-то живой символ придет ко мне, но ничего подобного пока не случилось.
Так же и в другом случае, в отношении плаща, я не уступаю своей позиции. Здесь, однако, когда я занялся пассажем, ко мне пришла еще одна строка, и я могу оставить ее:
The darkness failed and slipped like a falling cloak
From the reclining body of a god.
Но эта дополнительная строка не отвечает вашему возражению и была вставлена не в связи с ним. Вы, между прочим, курьезным образом неверно использовали мой образ заботливой домохозяйки; вы отнесли эту строку на счет ее Вдохновения. Заботливая домохозяйка педантично и методически занята обустройством всего в совершенном порядке, чтобы положить каждый предмет на свое место и видеть, что нигде нет никакой дисгармонии; но согласно вам, она сует неправильный предмет на неправильное место, что-то, не согласующееся с остальным окружением, ниже по красоте, чем все, стоящее рядом; если бы это было так, она была бы не заботливой домохозяйкой, а неряхой. У Музы есть заботливая домохозяйка, — поэзия Папы, совершенная в классическом или псевдоклассическом стиле, или Теннисона, написанная в романтической или полу романтической манере, равно как есть и противоположная у Браунинг, с ее резким и беспорядочным порывом и стуком.
Вы спрашиваете, почему в этих и сходных случаях я не смог убедить вас, тогда как смог это сделать в других. Что ж, есть несколько возможных объяснений — быть может, ваша первая реакция на эти строки была очень живой и оставила отметку samskara, которую вы не смогли стереть. Или, возможно, я был прав в других случаях, тогда как ваша критика верна в этом,— мое пристрастие к этим строкам может быть вызвано неоправданной персональной привязанностью, основанной на впечатлении, произведенном ими на меня, когда я писал их. Опять же, всегда существуют различия в поэтической оценке, вызванные либо предвзятыми мнениями, либо разными реакциями темперамента. Наконец, может статься, что мое видение было правильным, но по какой-то причине вы не смогли разделить его. Например, вы могли увидеть в строке о плаще только объективный образ в детальной картине рассвета, где я оставил субъективный намек на фиаско тьмы и соскальзывание плаща, не образ, а переживание. То же могло быть и со строкой:
The strength, the silence of the gods were hers.
Вы, вероятно ощутили ее как ординарную строку с поверхностным значением; вероятно, она сказала вам не больше, чем шаблонная фраза о "сильном безмолвном человеке, приведшей в восторг биографов, тогда как для меня она значит очень многое и выражает с неприкрытой, хотя и поверхностной силой то, что я всегда воспринимал как великую реальность и великое переживание.
- 1946
***
Then through the pallid rift that seemed at first
Hardly enough for a trickle from the suns,
Outpoured the revelation and the flame.
Ваше "barely enough" вместо лучшего и более выразительного "hardly" на мой слух неудачно; нельзя заменять одно слово другим в такого рода поэзии только лишь потому, что интеллектуально оно означает то же самое; "hardly" в этом контексте является mot justs и, повторяется оно или нет, оно должно оставаться, пока слово будет не только justs, но и придет неизбежно заменить его… Здесь я могу добавить, что в определенном контексте "barely" было бы верным словом, как, например, "еды осталось едва ли на два или три приема", где "hardly" было бы адекватно, но гораздо слабее. В отношении же этой строки дела обстоят иначе.
- 1946
***
A lonely splendour from the invisible goal
Almost was flung on the opaque Inane.
Никакое другое слово, кроме "invisible" не подходит. Не думаю, что там слишком много "l" — в действительности, умножение гласного или согласного ассонанса или нескольких вместе, равно как и силлабических ассонансов в одной строке или эпизодически между окончаниями строк (напр. "face-fate") являются характерной чертой техники в Савитри. Преднамеренные повторения тоже, или те, которые служат как эхо или ключевые ноты в теме.
- 1936
***
Air was a vibrant link between earth and heaven.
Нет, потому что "link twixt" слишком тяжело звучащие слоги (тяжелые, потому что заканчиваются на две согласные) с одной и той же гласной образуют неуклюжую комбинацию, которая могла быть оставлена только из-за хорошего управления всей строки — но здесь строка не была написана так, чтобы соответствовать такой комбинации, поэтому она не подошла.
- 1936
***
Мне кажется, что вы сказали в письме, что в строке
Our prostrate soil bore the awakening ray
"soil" было опиской, подменившей "soul". Но "soil" — правильное слово; ибо я описывал раскрывающий свет, падающий на нижние уровни земли, не на душу. Без сомнения, вся вещь — символическая, но символ должен сохраняться впереди, а символизируемое должно быть скрыто или только мельком показаться, оно не может прийти открыто вперед и оттолкнуть назад символ.
- 1946
***
Предыдущий уровень продолжается, насколько я могу видеть, вплоть до Света, затем он начинает спускаться к интуитивизированному Верхнему Разуму, чтобы приспособить изменение темы, но это лишь отдельный случай, что здесь есть чистый Верхний Разум — обычно имеет место смесь интуитивного или освещенного, кроме как в случаях, когда какая-то истина должна быть провозглашена философскому уму в настолько точной манере, насколько это возможно.
- 1936
***
["Its passive flower of love and doom it gave."] Великие Небеса! Как Ганди оказался здесь? Страсть-цветок, сэр — страстный, не пассивный.
- 1936
***
Draped in the leaves' vivid emerald monotone
Пять [стоп], первая начинается как дактиль. Время от времени нужно было допускать небольшой скачок, наподобие этого, в правильной в других отношениях метрической структуре.
- 1936
***
Мильтонизм? Конечно нет. У Мильтона был более величавый и растянутый ритм и менее точный и более важный язык. Мильтонически я написал бы не
The Gods above and Nature sole below
Were the spectators of that mighty strife,
а
Only the Sons of Heaven and that executive She
Watched the arbitrament of the high dispute.
- 1936
***
Never a rarer creature bore his shaft
Да, как у Шекспира
… rock his brains
In cradle of the rude imperious surge
Только у меня три звонких "r", остальные не слышны — Шекспир использует 5 на коротком отрезке.
- 1936
***
All in her pointed to a nobler kind
Это — "связующая" строка, которая подготавливает то, что за ней следует. Иногда, думаю я, это хорошая техника, вставлять строки, подобные этой (при условии, что они не опускаются ниже общего стандарта), чтобы дать уму точку опоры для чистого неприкрашенного изложения сути того, что последует, прежде чем пускаться в более высокий полет. Это, конечно, техника для длинных поэм и длинных описаний, не для более коротких вещей и не для лирики.
- 1936
***
Я полностью отказываюсь признавать, что это — бедная поэзия. Это не только эта строка, нужная как прелюдия к тому, что последует, но это — очень хорошая поэзия с силой и заостренной прямизной, не интеллектуализированная, как у папы, а интуитивная, которую мы часто находим у елизаветинцев, например у Марло, поддерживающего адекватно и часто более чем адекватно свои "могучие строки". Но нужно понимать образ, как он писался, в его конкретном смысле, а не как неясную напыщенную фразу, подменяющую ясную формулировку,— она показывает Савитри как предтечу или первого творца новой расы. У всех поэтов есть строки, которые являются неприкрашенными и прямыми заявлениями и таковыми и задуманы, чтобы нести свою полную силу; но к какой категории принадлежит их простота и является строка только проходной или чем-то большим — это зависит от различных обстоятельств. Шекспировское
To be or not to be, that is the questions
мощно вводит один из самых известных монологов, и он входит с великой драматической силой, но сама по себе она является голым заявлением, и кто-то может сказать, что в прозе это и не могло быть написано иначе и сохранилось только благодаря метрическому ритму. Тоже может быть сказано и в отношении хорошо известного пассажа у Китса, который я уже цитировал:
Beauty is Truth, Truth Beauty - that is all
Ye know on earth and all ye need to know.
То же может быть сказано и об известной строке Мильтона:
Fall'n Cherub! to be weak is miserable.
Но очевидно, во всех этих строках есть не только концентрированная сила, мощь или величие мысли, но также и концентрация интенсивного поэтического чувства, которая делает всякую критику невозможной. Затем возьмите строки Мильтона:
Were it not better done, as others use,
To sport with Amaryllis in the shade
Or with the tangles of Neaera 's hair?
Можно сказать, что в первой строке нет ничего, что отличало бы ее, и она является просто проходной или сохранилась из-за очарования последующих; но здесь есть красота ритма и bhava, или чувство, вносимые ритмом, который делает строку прекрасной саму по себе и не просто проходной. Если бы там не было какой-то спасительной грации, как в этом случае, тогда возникала бы опасность вялости. Я не думаю, что в Савитри есть много вещей такого рода. Но я вполне понимаю ваше беспокойство, что все должно быть поднято по крайней мере к уровню Надразума или так близко, чтобы подпадать под его влияние, или хотя бы быть его хорошей заменой. Я не знаю, всегда ли это возможно в такой длинной поэме, как Савитри, имеющей дело со столь разнообразными высотами и уровнями и со столь изменчивой субстанцией мысли, чувства, изобразительного материала и повествования. Но это было моей главной целью на протяжении всего произведения, и именно по этой причине я делал так много последовательных набросков и постоянных изменений — до тех пор, пока не чувствовал, что достиг вещи, которую намеревалась вывести более высокое вдохновение, в каждой строке и пассаже. Также именно по этой причине я оставался открытым для советов со стороны симпатизирующих и непонимающих и как следует их взвешивал, отвергая только после должного рассмотрения и принимая, когда видел их обоснованными. Но для этого критик должен быть тем, кто увидел и почувствовал, что представляет собой написанная вещь, не как ваш друг, который не увидел ничего и понял только слова на поверхности, и даже это не всегда; он должен быть открыт к этого рода поэзии, способен видеть духовным зрением то, что она сообщает, способным также чувствовать касание Надразума, когда оно приходит,— быть пригодным читателем.
- 1947
***
Near to earth's wideness, intimate with heaven,
Exalted and swift her young large-visioned spirit,
Winging through worlds of splendour and of calm,
Overflow the ways of Thought to unborn things.
Ardent was her self-poised unstumbling will,
Her mind, a sea of white sincerity,
Passionate in flow, had not one turbid wave.
As in a mystic and dynamic dance
A priestess of immaculate ecstasies
Inspired and ruled from Truth's revealing vault,
Moves in some prophet cavern of the Gods,
A heart of silence in the hands of Joy
Inhabited with rich creative beats
A body like a parable of dawn
That seemed a niche for veiled divinity
Or golden temple-door to things beyond.
Immortal rhythms swayed in her time-born steps;
Her look, her smile awoke celestial sense
Even in earth-stuff, and their intense delight
Poured a supernal beauty on men's lives.
The great unsatisfied godhead here could dwell:
Vacant of the dwarf self's i...
Продолжение на следующей странцие...
