и, рассмеявшись, добавил: -Я не ищу женщину, которая мне
подошла бы; более того, я даже не боюсь ее встретитьп.
Я спросил г-на де Т*, почему он пренебрегает своим талантом и, по
всей видимости, совершенно равнодушен к славе. Вот дословно его ответ:
"Когда потерпел кораблекрушение мой интерес к людям, вместе с ним
пошло на дно и мое честолюбиеп.
Некоему скромному человеку сказали: оИ в спуде, под которым таится
добродетель, порою бывают щелип.
Когда М* попробовали вызвать на разговор о различных злоупотреб-
лениях в общественной и частной жизни, он холодно отпарировал: оЯ каж-
дый день расширяю список предметов, о которых не говорю. Мудрее чс-?х
тот, у кого такой список особенно обширенп.
оЯ, - говорил г-н Д* - охотно предложил бы клеветникам и людям
злокозненным такой уговор. Первым я сказал бы: _Можете клеветать на
меня, но при одном условии: повод для клеветы (то есть какой-нибудь
незначительный, а порой и похвальный поступок) даю я сам, а клевета
.лишь вышивает по канве, не выдумывая ни фактов, ни обстоятельств.
Короче говоря, ваше дело-форма, а не содержание". Строящим козни
я сказал бы: _Злоумышляйте против меня, сделайте милость, но извле-
кайте из этого хоть какую-нибудь выгоду. Короче говоря, откажитесь от
сбыкновения вредить только ради удовольствия - ведь у вас есть такое
обыкновение" п .
Об одном нею-сном, но трусливом фехтовальщике, человеке остроумном
и обходительном с женщинами, но бессильном в постели, говорили:
оШпага у него острая, в речах он тоже остер, но клинок его всегда
гнется - он боится и дуэли, и любвип.
оВесьма досадно,-сетовал М*,-что мы так уронили значение ро-
гов. Я хочу сказать, что на них никто теперь не обращает внимания.
В былое время они давали их носителю определенное положение в светс-
ка него смотрели, как в наши дни смотрят, например, на игрока. А ныне
рогоносца просто не замечаютп.
Однажды, беседуя со мной о любви к уединению, г-н де Л*, известный
мизантроп, заметил: оНужно черт знает как сильно любить человека,
чтобы выдерживать его общество!п.
М* радуется, когда его называют человеком злым, точно так же как
иезуиты бывали довольны, когда их называли цареубийцами. Гордыня
всегда стремится управлять слабостью с помощью страха.
Один холостяк, которого настоятельно уговаривали жениться, шутливо
возразил: оДа спасет меня господь от женщин - от брака я спасусь и
с ам п .
Некто разглагольствовал о том, что публику следует уважать. оДа, -
согласился М*, - этого требует осторожность. Торговок презирают все.
но разве кто-нибудь рискнет задеть их, проходя через рынок?п.
Я спросил г-на Р*, человека весьма умного и одаренного, почему он
никак не проявил себя в дни революции 1789 года. Он ответил: оЗа трид-
цать лет я столько раз убеждался в порочности людей, взятых поодиночке,
что уже не жду от них ничего хорошего и тогда, когда они собираются
вместеп.
оУчреждение, именуемое полицией,-шутила г-жа де*, - должно быть,
.я в самом деле ужасное место. Недаром англичане боятся ее больше, чем
воров и убийц, а турки-больше, чем чумып.
оВсего несноснее в обществе-это, во-первых, плуты, а, во-вторых,
порядочные люди,-говорил мне г-н де Л* - Чтобы сделать жизнь в нем
сколько-нибудь терпимой, надо истребить первых и отучить от слабо-
душия вторых, а это столь же просто, как разрушить ад и перестроить
райп.
Д* немало удивлялся, видя, что г-н де Л*, человек весьма влиятель-
ный, не в силах помочь своему другу. А дело было только в том, что
слабохарактерность де Л* сводила на нет все выгоды его положения.
Тот, чья сила не подкреплена решительностью, все равно что бессилен.
Г-жа де Ф* считает, что главное во всяком деле-умно и красно-
речиво высказаться о нем, а все остальное приложится само собой.
Если бы какая-нибудь из ее подруг делала то, что она, г-жа де Ф*, со-
ветует, из них двоих вышел бы один отличный философ. Г-н де* метко
.сказал про нее: оОна отлично описывает действие слабительного, а потом
удивляется, почему ее тут же не прослабилоп.
Один острослов следующим образом описал Версаль: оЭто такое
место, где, даже опускаясь, надо делать вид, что поднимаешься; иными
словами, где надо гордиться тем, что вы знаетесь с людьми, знаться с ко-
торыми зазорноп.
М* говорил мне, что в общении с женщинами ему неизменно помогали
такие правила: оВсегда хорошо отзывайся о женщинах вообще, хвали тех,
кто тебе нравится, а об остальных не говори вовсе; водись с ними по-
меньше, остерегайся им доверять и не допускай, чтобы твое счастье за-
висело от одной из них, пусть даже самой лучшейп.
Некий философ признался мне, что, познакомившись с государствен-
ным устройством и порядками у различных народов, он сохранил интерес
лишь к дикарям и детям. Первых он изучает по книгам путешественников,
за вторыми наблюдает в повседневной жизни.
Г-жа де* говорила о г-не де Б*: оЭто человек порядочный, но неумный
и неуживчивый. Он - точь-в-точь окунь: безвреден для здоровья, но без-
вкусен и костистп.
М* не столько обуздывает свои страсти, сколько подавляет их. Он
сам признавался мне: оЯ вроде наездника, не умеющего сладить с ло-
шадью, которая понесла. Он убивает ее из пистолета и валится наземь
вместе с неюп.
Я спросил у М*, почему он отказался от многих предложенных ему
мест. оХочу быть человеком, а не действующим лицомп,-ответил он.
оРазве вы сами не видите,-говорил М*,-что я был бы ничем,
если бы не моя добрая слава? Стоит мне поскользнуться, как я слабеют
стоит мне оступиться, как я падаюп.
Весьма примечательно, что Кребильон и Бернар, пламенно воспе-
вавшие-один в прозе, другой в стихах-безнравственность и распут-
ство, умерли, страстно влюбленные в потаскушек. Трудно придумать
большую нелепость-разве что платоническое чувство, которое
г-жа де Вуайе до последнего своего вздоха питала к виконту де Ноайлю,
.ча еще сентиментальные любовные письма, дважды переписанные рукой
г -на Вуайе и найденные поем его смерти. Ими были набиты две шка-
тулки. И оба писателя, и чета Вуайе напоминают мне трусов, распеваю-
щих во весь голос, чтобы заглушить страх.
оДопускаю, что умный человек может сомневаться в верности любов-
ницы, - смеясь, говаривал г-н де*-Но сомневаться в неверности жены
может только дуракп.
Г-н Л* - прелюбопытный человек: ум у него насмешливый и глубо-
кий, сердце гордое и неколебимое, воображение беззлобное, живое и даже-
пылкое.
оВ свете,-говорил М*, - встречаются три сорта друзей: первые вас
любят, вторым нет до вас дела, третьи вас ненавидятп.
оНе понимаю,-удивлялся М*, - почему г-же де Л* так хочется,
чтобы я у нее бывал? Я почти перестаю презирать эту даму, когда н?
вижу ееп. Эти слова можно отнести и к светскому обществу в целом.
Д*, мизантроп и насмешник, говоря со мной о порочности людей,
сказал: оБог не насылает на нас второй потоп лишь потому, что первый
оказался бесполезенп.
Услышав, как некто обвиняет современную философию в том, что из-за
нее умножилось число холостяков, М* отпарировал: оПока мне не докажут,
что именно философы, сделав складчину, собрали те деньги, на которые
открыла свое заведение мадмуазель Бортей,*й' я по-прежнему буду счи-
тать, что нежелание мужчин жениться объясняется иной причинойп.
Н* говорил, что, вдумываясь в отношения людей, надо всегда прини-
мать во внимание, что их связывает: сердце или плоть-если это мужчина
и женщина; дружба или выгода-если это частное лицо и сановник или
придворный, и т. д.
Г-н де П* считал, что на публичных заседаниях Французской акаде-
мии следует читать лишь предписанное ее уставом, и подкреплял свое
мнение такими словами: оДелая что-нибудь бесполезное, следует ограничи-
ваться лишь самым необходимымп.
М* говаривал, что быть ниже принцев-прискорбно, зато быть вдали
от них-приятно. Второе с лихвой искупает первое.
Когда М* посоветовали вступить в брак, он ответил: оУ меня всегда
были две страсти - к женщинам и к холостой жизни. Первая уже угасла;
значит, надо лелеять хотя бы вторуюп.
оНеподдельное чувство встречается так редко,-заметил г-н де*,-
что порой, идя по улице, я останавливаюсь, чтобы полюбоваться собакой,
которая с аппетитом гложет кость. Это зрелище пробуждает во мне осо-
бенно острый интерес, когда я возвращаюсь из Версаля, Марли, Фон-
тенеблоп.
Г-н Тома-он был очень честолюбив-сказал мне однажды: оЯду-
маю не о современниках, но о потомкахп. оМного же вы почерпнули
в философии, если можете обходиться без живых людей, но нуждаетесь
в тех, что еще не родились!п,-ответил я.
Н* сказал г-ну Барту: оВсе десять лет нашего знакомства я полагал,
что с вами нельзя подружиться. Но я ошибался: это возможноп. - оКа-
ким же образом?п.-оПолностью отказаться от самого себя и непрестанно
боготворить вашу особуп.
Г-н де Р* стал с годами особенно суров и злоязычен: он растратил
почти всю свою снисходительность, а то, что осталось, приберегает для
себя .
Одному холостяку посоветовали жениться. Он отшутился и притом
так остроумно, что ему сказали: оЖене такого человека, как вы, не при-
шлось бы скучатьп.-оЕсли б она была хорошенькой, конечно, нет-
она развлекалась бы тем же, чем и остальныеп,-подхватил он.
М* обвиняли в мизантропии. оНет,-возразил он, - я не мизантроп,
но когда-то боялся, что стану им, и потому, на свое счастье, принял
нужные мерып.-оКакие же?п. - оСтал жить вдали от людейп.
оПора уже философии,-говорил М*-по примеру римской и мад-
ридской инквизиции завести свой собственный индекс._ Пусть и она
составит список запрещенных книг. Он у нее получится длиннее, чем у ее
соперницы: ведь даже в книгах, в общем одобренных ею, найдется до-
вольно мыслей, которые заслуживают осуждения, ибо противоречат тре-
бованиям нравственности, а порой и здравого смыслап.
оСегодня я был воплощенной любезностью и не позволил себе ни
одной грубостип,-сказал мне как-то г-н С*. В нем действительно ужива-
лись оба эти качества.
Однажды, шутя над женщинами и недостатками их пола, М* сказал
мне: оЖенщин надо или любить, или знать, третьего не даноп.
М* написал книгу, имевшую шумный успех, и друзья его настаивали,
чтобы он поскорей опубликовал следующее свое произведение-оно
очень им нравилось. оНет,-ответил он. - Надо дать зависти время
утереться - ее слюна ядовитап.
Молодой человек по имени М* спросил меня, почему г-жа де Б* от-
вергла его домогательства, а сама гоняется за г-ном де Л* которому ее
авансы явно не по сердцу. оМилый друг,-ответил я, - сильная и бога-
тая Генуя просила многих королей принять ее в подданство, но все отка-
зались, хотя воевали из-за Корсики,*й* обильной только каштанами, но
зато гордой и независимойп.
Кто-то из родственников г-на де Верженна спросил его,, почему он
позволил назначить министром по делам Парижа г-на де Бретейля, в ко-
тором все видели его, де Верженна, преемника. оЭтого человека,-
объяснил де Верженн, - знают у нас плохо: он долго жил за границей,
Он пользуется незаслуженно хорошем репутацией, и многие считают его-
достойным поста министра. Подобное заблуждение нужно рассеять, а для
этого он должен сесть на такое место, где все увидят, что представляет
собой барон де Бретейльп.
Г-на Л*, литератора, упрекнули за то, что он уже давно ничем не
радует публику. оА что можно печатать в стране, где время от времени
запрещают даже _Льежский альманах?п,-ответил он.
К г-ну де Ла Реньеру ездят все: у него отличный стол, хотя сам он -
человек смертельно скучный. М* не зря сказал о нем: оЕго объедают, но
не перевариваютп.
Г-н де Ф*, зная, что у его жены есть любовники, тем не менее вспо-
минал порой о своих супружеских правах. Однажды вечером он вознаме-
рился ими воспользоваться, но жена ответила ему отказом.
- Разве вам не известно о моей связи с М*? - возмутилась она.
- Велика важность!-возразил де Ф*.-Вы же были близки с Л*.
С*. Б*. Т*?
- Это совсем другое дело. Я не любила их, а лишь ...
Продолжение на следующей странцие...
