им трапезу. Епископ ответил отказом. Императору
пришлось ужинать с одним из епископских капелланов, для которого не
нашлось места за общим столом. Он спросил священника, зачем они едут
в Рим. оЕго преосвященство намерен исхлопотать себе бенефиций, прино-
сящий пятьдесят тысяч гульденов дохода, благо император еще не знает,
что этот бенефиций освободилсяп,-ответил капеллан и переменил раз-
говор. Вечером император написал два письма: одно-кардиналу-дата-
рию, другое-своему послу, и попросил нового знакомца по приезде
в Рим передать их по адресу. Капеллан сдержал слово и, к великому
своему изумлению, получил от кардинала-датария жалованную грамоту
на вышеназванный бенефиций. Он сообщил об этом своему епископу,
и тот немедленно уехал восвояси. Капеллан же задержался в Риме и
позднее рассказал прелату, что история с бенефицием явилась следствием
писем, адресованных имперскому послу и кардиналу-датарию тем самым
иностранцем, с которым его преосвященство не пожелал поделиться ужи-
ном в Триесте: иностранец оказался императором
Граф де* и маркиз де* спросили меня, усматриваю ли я какое-либо
различие в их житейских правилах. оРазличие действительно есть, - от-
ветил я: - один из вас готов лишь облизывать уполовник, а второй спо-
собен еще и проглотить егоп.
В 1788 году, получив отставку, барон де Бретейль всячески порицал
поведение архиепископа Санского. Он называл его деспотом и пригова-
ривал: оА вот я хотел, чтобы королевская власть не выродилась в деспо-
тию и не выходила за пределы, которыми была ограничена при -Людо-
вике XIVп. Он полагал, что такие речи-признак гражданского му-
жества и могут даже погубить его во мнении двора.
Однажды, когда у г-жи д'Эпарбе было любовное свидание с Людо-
виком XV, король сказал ей:
- Ты жила со всеми моими подданными.
- Ах, государь!..
- Ты спала с герцогом Шуазелем.
- Но он так влиятелен!
- С маршалом Ришелье.
- Но он так остроумен!
- С Монвилем.
- У него такие красивые ноги!
- В добрый час!.. Ну, а герцог д'Омон? У него-то ведь нет ни
одного из этих достоинств.
- Ах, государь, он так предан вашему величеству!
Г-жа де Ментенон гуляла с г-жой де Келюс у пруда в Марли.
Вода была так прозрачна, что дамы разглядели плававших в ней карпов.
Рыбы были тощими и невеселыми, двигались медленно. Г-жа де Келюс
обратила на это внимание своей спутницы, и та ответила: оОни, как и я,
скучают по тон мутной луже, откуда их извлеклип.
Колле положил на срочный вклад изрядную сумму, поместив ее
из десяти годовых у некоего финансиста, который за два года не выпла-
тил ему ни одного су. оСударь,-заявил банкиру Колле,-я обратил свои
деньги в пожизненную ренту именно затем, чтобы получать ее при
жизнип.
Английский посол в Неаполе устроил однажды очаровательный празд-
ник, стоивший ему, однако, не слишком дорого. Это стало известно, и
в свете принялись злословить, хотя сначала праздник был сочтен очень
удачным. Посол расквитался с хулителями как истый англичанин и чело-
век, умеющий презирать деньги. Он объявил, что намерен устроить новый
прием. Все решили, что британец собирается взять реванш и праздник
будет поэтому чем-то из ряда вон выходящим. В назначенный день гости
толпой съехались в посольство, но никаких приготовлений к приему не
обнаружили. Наконец, слуга вынес жаровню. Собравшиеся замерли в ожи-
ланип чуда. оГоспода,-сказал им посол,-вам не важно, весело у меня
или скучно; вас интересует одно - во сколько мне встал прием. Смот-
Рите же! (u, распахнув свой фрак, он показал приглашенным его под-
кладку). На нее пошло полотно Доменикино ценой в пять тысяч гиней.
Но это не все. Вот десять векселей на предъявителя по тысяче гиней
каждый. Они выписаны на амстердамский банк (с этимы словами посол
скомкал бумаги и бросил их на жаровню). Не сомневаюсь, что сегодня
вы разъедетесь по домам, довольные и праздником, и мною. До свиданья,
господа! Прием оконченп.
оПотомство, - говариолл г-н де Б*,-это всего-навсего новая публика
в театре, приходящая на смену старой. Ну, а что такое нынешняя пуб-
лика-нам известноп.
Н* говорил: оКак в нравственном, так и в физическом отношении, как
в прямом, так и в переносном смысле мне ненавистны три вещи: шум,
опьянение и похмельеп.
Узнав, что некая особа легкого поведения вышла за человека, слыв-
шего до тех пор вполне добропорядочным, г-жа де Л* заметила: оДаже
будучи потаскушкой, я все равно осталась бы честной женщиной: мне
в голову бы не пришло взять в любовники того, кто способен на мне
женитьсяп.
оГоспожа де Ж*, - утверждал М*, - слишком умна и ловка, чтобы ее
презирали столь же глубоко, как многих других женщин, гораздо меньше
достойных презренияп.
На первых порах своей брачной жизни покойная герцогиня Орлеан-
ская была сильно влюблена в мужа-свидетели тому почти все за-
коулки Пало-Рояля. Однажды супруги отправились навестить вдов-
ствующую герцогиню, которой тогда нездоровилось. Во время беседы
она задремала, и герцог с молодой женой решили немного позабавиться,
предавшись утехам прямо у постели больной. Та заметила это и упрек-
нула невестку: оСударыня, вы первая заставляете меня краснеть за за-
мужних женщинп.
Маршал де Дюрае, разгневавшись на одного из своих сыновей, вос-
кликнул: оУймись, негодник, или поедешь ужинать к королю!п. Дело
в том, что молодой человек дважды ужинал в Марли и чуть не умер там
со скуки.
Дюкло то и дело оскорблял аббата д*Оливе, о котором отзывался
так: оОн настолько подл, что, несмотря на все мои грубости, ненавидит
меня не больше, чем всех остальныхп.
Однажды, когда Дюкло рассуждал о том, что каждый представляет
себе рай на свой манер, г-жа де Рошфор заметила: оЧто до вас, Дюкло,
то вам для райского блаженства нужны только хлеб, сыр, вино и первая
встречнаяп.
Некто осмелился сказать: оХочу дожить до того дня, когда послед.
него короля удавят кишками последнего попап.
В доме г-жи Делюше был заведен такой обычай: когда кто-нибудь
развлекал гостей за6авнои историей, хозяйка тотчас покупала ее у рас-
сказчика. оСколько вы за нее хотите?п.-оСтолько-то...п. Как-то paз
г-жа Делюше стала проверять счет своей служанки, истратившей сто экю
та назвала все расходы, но долго не могла вспомнить, на что ушла сумме
в тридцать шесть ливров. оАх, сударыням-вскричала она наконец. -
Мы же забыли историю, купленную вами у господина Кокле. Вы тогда
еще позвонили, я прибежала и заплатила ему тридцать шесть ливровп
Г-н де Внеси решил было порвать связь с президентшей д'Алигр,
но как раз в это время нашел у нее на камине письмо, адресованное чело
веку, с которым она завела новую интрижку. Президентша писала, что
щадя самолюбие Внеси, постарается все устроить так, чтобы он сам бра
сил ее. С этой целью она, вероятно, и оставила письмо на видном месте
Внеси, однако, притворился, что ничего не знает, и прожил с президент-
шей еще полгода, неотступно докучая ей своими нежностями.
Г-н де Р* очень умен, но в его уме столько глупости, что порою его
можно принять за дурака.
Г-н д'Эпременнль с давних пор состоял в связи с г-жой Тилорье.
Ей хотелось выйти за него замуж, и она прибегла к помощи Калиостро.
Как известно, тот, играя на фанатизме и суеверии людей и дурача их
алхимическими благоглупостями, вселил во многих надежду найти фило-
софский камень. Когда д'Эпремениль стал сетовать на то, что он никак
не может получить этот камень, ибо какая-то формула Калиостро оказа-
лась неверной, шарлатан ответил, что причина неудачи д'Эпремениля -
его греховная связь с г-жой Тилорье. оУспеха вы добьетесь лишь тогда,
когда научитесь жить в согласии с незримыми силами, и особенно с глав-
ной среди них-Верховным существом. Женитесь на госпоже Тилорье
или порвите с неюп. После этого г-жа Тилорье принялась кокетничать
еще пуще, и д'Эпремениль женился на ней; таким образом, философский
камень принес ей немалую пользу.
Людовику XV доложили, что один из его гвардейцев вот-вот отдаст
богу душу-дурачась, он проглотил экю в шесть ливров.
- Боже мой!-вскричал король.-Бегите же скорей за АндугЧе,
Ламартиньером, Лассоном!
- Звать надо не их, государь,-возразил герцог де Ноайль.
- Кого же тогда?
- Аббата Терре.
- Аббата Терре? Почему именно его?
- Он немедленно обложит эту крупную монету десятиной, повторной
десятиной, двадцатиной и повторной двадцатиной, после чего экю в шесть
ливров станет обычным экю в тридцать шесть су, выйдет естественным
путем, и больной выздоровеет.
Это-единственная шутка, когда-либо задевшая аббата Терре; он
запомнил ее и впоследствии сам пересказал маркизу де Семезону.
В бытность свою генеральным контролером финансов г-н д'Ормес-
сон при двух десятках свидетелей заявил: оЯ долго старался понять,
на что нужны такие люди, как Корнель, Буало, Лафонтен, но так и не
понялп. Это ему сошло: генеральному контролеру все сходит. Только
г-н Пельтье де Морфонтен, его тесть, кротко упрекнул зятя: оЯ знаю,
вы денствительно так думаете. Но старайтесь, хотя бы ради меня, в этом
не сознаваться: я очень не люблю, когда вы бахвалитесь своими недо-
статками. Не забывайте: вы занимаете то же место, что и человек,
который подолгу беседоцал с глазу на глаз с Расином и Буало и при-
нимал их у себя в поместье, а когда одновременно с ними туда наезжало
несколько епископов, приказывал слугам: _Покажите этим духовным осо-
бам замен, сады, все что угодно, только не пускайте ко мне - я занят"п.
Враждебность кардинала Флери к супруге Людовика XV объяс-
няется тем, что королева не пожелала внять его галантным домогатель-
ствам. Известно это стало лишь после ее смерти, когда отыскалось письмо
короля Станислава к дочери, которое он написал в ответ на ее просьбу
посоветовать ей, как держать себя с кардиналом. Правда, Флери было
в то время уже семьдесят шесть лет, но всего несколькими месяцами
раньше он ухитрился изнасиловать двух женщин. Письмо Станислава
видели своими глазами жена маршала де Муши и еще одна дама.
Говоря о беззакониях, запятнавших последние годы царствования Лю-
довика XIV, мы вспоминаем обычно драгонады, гонения на гугенотов.
которым запрещалось покидать Францию, где их травили, и приказы
о заключении без суда, дождем сыпавшиеся на отшельников Пор-
Рояля-янсенистов, молинистов и квиетистов. Этого, разумеется,
довольно; однако не следует забывать о секретном, а подчас и явном над-
зоре, под который король-ханжа отдавал тех, кто не соблюдал пост, и
о слежке, которую интенданты и епископы в Париже и провинции вели
за мужчинами и женщинами, заподозренными в сожительстве. Такая
слежка не раз вынуждала людей предавать гласности свой тайный брак:
лучше уж было сознаться в нем раньше времени и претерпеть все свя-
занные с этим неприятности, чем подвергаться преследованиям со сто-
роны светских и духовных властей. Быть может, подобные меры были
просто хитроумным маневром г-жи де Ментенон, надеявшейся таким спо-
собом дать понять, что она-законная королева.
Когда знаменитого акушера Левре вызвали ко двору принимать
роды у дофины, ныне покойной, ее супруг сказал ему: оНадеюсь, вы рады,
что принимаете роды у дофины, господин Левре? Это упрочит вашу репута-
циюп. - оМеня бы не было здесь, не будь она уже упроченап, - невоз-
мутимо ответил акушер.
Однажды Дюкло стал жаловаться г-жап де Рошфор и де Мирлуа
на ханжество нынешних куртизанок-они не желают слушать даже мало-
мальски вольные речи. оОни теперь стыдливее порядочных женщин!п, -
воскликнул он и тут же рассказал весьма пикантную историю, затем дру-
гую, посолоисе, и, наконец, третью, с самого начала оказавшуюся еще
более игривой. Тогда г-жа де Рошфор прервала его: оПолегче, Дюкло1
Вы считаете нас слишком уж порядочнымип.
Как-то раз король прусский страшно разгневался на своего кучера,
по неловкости опрокинувшего коляску. оВелика беда!-ответил тот. -
С кем такого не бывает! Разве вам не случалось проигрывать сражения?п.
Г-н де Шуазель-Гуффье решил з...
Продолжение на следующей странцие...
