е, для чего ты пришел? - только и спросил Полновский у Александра; он понимал, что мастер такой величины, который сейчас пишет его портрет приходит в мир раз за сто лет, и приходит для великих деяний.
- Неважно, что человек делает в своей жизни, чем он внешне занят, в чем его труд и дело. Это может быть дворник, рыбак, ученый. Я, например, пишу картины: нет никакой зависимости в том, что мы делаем. Любой человек может просто выращивать овощи или цветы в своем саду. Важна лишь та внутренняя работа по переправлению "временного хозяина" в "постоянного хозяина", по переплытию с берега машин на берег людей, по покорению своего Эвереста, по пробуждению, наконец. Это все. Больше нет ничего ценного в работе над собой; вступить во внутренний круг и быть там, созерцая разницу между реальным и воображаемым. Каждый видящий передает Знание своим способом. Я - художник, это все, что я могу. Мне незачем уметь что-то другое, потому что есть определенная цель, достигнуть которую возможно определенным методом. Мой метод - объективное искусство. Ваш, отец, - может быть совершенно иным. И сейчас моей работы достаточно, но это еще не все. Знание дает ключи, но не для всякой двери. Многие ключи возможно получить лишь меняясь в реальном времени. Меняя свое бытие, свои привычки, свое мироощущение. Только так. Измените что-то реальное в себе, вокруг себя и вы увидите многие ответы, недоступные обычному исканию. Я тот, кто пришел сказать об этом вам и через вас.
Работа Александра над портретом своего отца была начата и продолжалась без перерывов на сон и пищу трое суток. Сам собою сучился пост, так естественно и так вовремя. И пост требовал молитвы. Князь чувствовал, что молитва назрела в нем; он ждал, когда не молиться уже не сможет, ждал её произвольного истечения из своих уст, из своего Духа.
Александр же работал все время молча, неторопливо, будто бы намеренно истязал князя. Он забыл обо всем на свете. Забыл, что живой человек сидит напротив него. Забыл, что солнце трижды заходило и рождалось в окнах. Ему было достаточно запомнить солнце, достаточно, чтобы работа была, продолжалась. Саша был полон энергии, он и не мог устать, потому что питался тем, что делает. Его сущность вырабатывала энергию такого высокого порядка, что он практически неделю мог обходиться без еды. А пространство в мастерской сплошь было пропитано и пронизано эманациями высоких колебаний творца. Это несколько поддерживало князя. Никто не спал. Они оба, а также Машенька, которая все-таки не решалась войти, пока сотворялось таинство, ждали разрешения событий.
И вот на третье утро, Александр, после необычно глубокого вдоха, выронил кисть на пол, посмотрел в глаза Полновского, его ноги подкосились и он, словно отдал всю свою живость и могучесть этому портрету, упал, со словами: "ты умер, чтобы быть". Александр уснул в мгновение. А в это время, князь с трудом поднялся из кресла, на неверных ногах подошел к портрету и замер.
Это случилось. Это случилось с ним, глядя на свой портрет. Полновский потерял свое лицо, свою правоту в чем бы ни было, свою убежденность; человек отрешился от прошлого во имя настоящего. Полновский стал никем, чтобы все возможности вошли в него. Стал никем, чтобы быть легким и свободным от лживой вчерашней маски "князь". Это привело его к мысли взять новое имя. Имя это было простым: Рыбак. Рыбак без суждений. Рыбак, принимающий и благодарящий свой Океан. Рыбак, ставший сам для себя рассветом.
Все это пролетело в его сердце за одно мгновение. Рыбак пережил свое присутствие в новом качестве. И момент, когда молитва полилась из него, настал. Он закрыл глаза и стал шепотом читать осознанную молитву, рожденную в его существе спонтанно в тот же миг:
"Разум, подчиняющий всё и вся!
Да придет понимание чрез тебя,
Да родится новый человек с тобой,
И да будет наш Дом под хозяйством твоим.
Ниспошли на нас милость Родителя
И волю брать себе и давать твоё свободно,
Пробуждай, пробуждай сонных!
Упаси нас свернуть с Тропы.
Ибо то, что я молю свершилось,
Как царство, сила и слава в Вечном!".
***
Маша, дочь Полновского вбежала в комнату и обняла отца без слов. Так они стояли, обнявшись, и каждый из них - и Маша и Рыбак - понимали, что произошло. Прижавшись к груди отца, Маша почувствовала голос около сердца. Это был голос ее отца. Он говорил мыслью, а она могла понимать его мысль! И Рыбак рассказал ей все, что видел сам:
- Любимая дочь, я увидел жизнь, как она есть. Выслушай мое слово отчее.
Человек рождается на одном берегу, а умереть должен на другом. В этом суть колеса мира. Мы как лосось - плывем на нерест против течения. Вся жизнь уходит на то, чтобы переплыть реку бытия: с левого берега - на правый. На одном берегу есть полное подчинение порядку вещей, бесконечному космосу. Левый берег - это цепи несознательности, это рабство. Правый же берег - сплошь воля и свобода выбирать свое лицо, свой быт. Все мы плывем отсюда - туда, и каждый из нас заплыл на свое расстояние, потому мы такие разные по внутренней силе, и так по-разному связаны.
Мой приемный сын стал для меня плотом, не дал потонуть, спаси его Господь. Его мастер был плотом для него. Но мало кто из живых доплывает до правого берега, потому что прекрасный голос, вылетающий из уст, не в силах взять с собой ни уста свои, ни язык свой окрыляющий, но должен быть одинок и величественен в своем одиночестве, а люди стремятся взять с собой то, что должно остаться и развеяться в прах.
Мастер своею любовью мог бы помочь, объять крылами сострадания, открыть секреты твоего сердца... но где ищем его? Мы уже в разлуке с теми, кто мог бы нас направить. А любовь не знает своей глубины до часа разлуки. Кто соединит нас и покажет все глубины?
Пробудись, Машенька! Открой в себе энергию "второго дыхания", строй свой ковчег! Этот ковчег срублен из трений между "да" и "нет", соткан из любви, отречения от временных ценностей, понимания себя и сверхусилий. Не бойся работы, строй свой ковчег денно и нощно. Кто борется, тот получает свою любовь, а значит и шанс доплыть до "берега свободы". Я буду молиться за тебя.
- Папа, что будет с тобой, ты так изменился, - мысленно спросила Маша.
- Я пришел туда, куда стремился уже давно. Мой дом ждет меня. Рыбак это что? Это море, лодочка, чайки, солнце... Долго ли человек плывет или недолго, только он сначала не видит - куда. Будто выплыл рано-рано, все туман кругом, солнышко спит еще, а он уже в воде, вот и плывет наугад. Потом, ближе к зоре, света чуть совсем, а сна-то и нет, вишь - пробуждается мал помалу. Будто кажется, что-ли, что пробуждается, а сам все еще дремлет. Ну, а там, как дело-то к рассвету ужо пойдет, протрет человек глаза ладонями, да и видеть начинает: что это он натворил с собою. Все вдруг поймет, все. А тут, где на воде палка какая проплывет или бревно перегородит, так он его веслом да сдвинет: все во власти теперь, нет сна-то. Вот оно что со мною... вот оно как теперь.
Потом, помолчав, отец добавил еще:
- Мы рождены, чтобы стать во главе причин. Пройдет день, пройдет жизнь - всяк вернется на круги своя, но то память уж не удержит. А нам и незачем помнить. Иди себе, иди к началу, так ко всякой причине и придешь. Вот и выходит, что дело мое - стать причинным.
- Папа, мне страшно. Ты странно говоришь об этом... мой ковчег - любовь моя. И ты видишь её, потому что сам любишь и сам есть любовь.
- Твой ковчег и есть великая Причина - тот, чей любовью все заполонилося. Понимание истинной любви есть полная реализация. Вот к чему я направлен. Уже недалеко... не думай о любви, но люби. Не думай о Боге, но стань божественна. Не растрачивай себя, но иди и иди неустанно. Пусть бытие дышит в тебе легкими, пусть движет твою кровь по венам, пусть рождает поэзию, стуча сердцем. Нет другой музыки, кроме музыки сердца, когда оно наполнено Причиной. Он приходит к нам тем же самым путем, что и мы приходим к Нему. И это не может быть иначе, ведь Бог - это просто возвращение к истоку. Если мы достигаем его в танце, то и Он танцует, если - в слезах, то и Он плачет. Это ответ на нашу сущность. Он - эхо... Ты спасешься. Я буду молиться за тебя, моя дочь.
Отец и его дочь говорили в мастерской художника еще долго, но ветер относил их слова все дальше и дальше, перебивал голоса своей песней все сильнее, так что скоро из открытых окон мансарды слышалось только пение, похожее на детскую молитву. Потом ветер стих. Вместе с ним и все стихло. Смеркалось. В доме погас свет.
9 Пятьдесят солнц
Полновский, переутомленный небесными переживаниями, лег спать. В ту ночь, равно как и во все последующие ночи, ему не снились сны. До того, как он обрел свое новое имя ему являлись последние сны. Теперь он имел покой. Настоящий покой. И уму ребёнка нечего прятать в свою кладовую - бессознательное. Уму Рыбака нечего вытеснять, вот почему снов не было. Лист был чист.
Александр молча лежал на своей кровати, в комнате, которая располагалась под мастерской. Он слушал, Машины шаги в библиотеке, слушал ее дыхание, шорох платья. И как ему казалось, он слышал каждое движение прекрасной юной девушки. В эти минуты Саша мысленно разговаривал с ней, а она отвечала ему - так ему казалось. Но это так и было на самом деле. Между молодыми людьми возникла невидимая и нерушимая связь. Что бы ни подумал один из них, - другой чувствовал и понимал эту мысль.
В библиотеке уже давно погасили лампадку, но Маша не выпускала книгу из рук. Она мысленно спросила его:
- Милый, куда лежит твой путь? Не уходи...
- Машенька, моя дорога привела в твой дом, спасибо ей. Я сделал, что должно, а теперь новые двери ждут, когда их откроют. На небе моих холстов взошло пятьдесят солнц...
- В последний год ты писал только солнца. Солнца на рассвете и на закате дня. Солнца в зените и за облаками, отраженные в синеве озера и преломленные в радуге. Много, очень много солнц...
- Друг сердечный, я написал все, что хотел написать. Все солнца взошли, и ничего не открыть моим кистям нового. Чувствую я, что нет ничего на свете, что я могу теперь написать. Я исполнился. Вот почему я должен уйти.
- Любовь пронзила моё сердце, в её ангельских крылах был спрятан меч! Но как мне быть?! Уходишь ты, бросая часть себя, застывшую в картинах на память горькую...
- Не будет память горькой, потому что нет меня в картинах этих. Там - только Свет, что я хотел до мира донести. И Свет готов войти в мои сосуды.
И Маша не выдержала этой муки. Бессловесный разговор повлек ее к художнику, руки отворили дверь. На цыпочках она вошла в комнату, легла возле Саши и обняла его грудь. Сверчок за окном играл прощальную песнь.
- Я люблю тебя, хоть это невозможно. Так не должно было случиться... Ах, злая, злая судьба! - и две соленые бусинки выкатились из-под девичьих ресниц, - возьми меня с собой, молю тебя, возьми.
- Ты так молода и прекрасна собой. Жизнь у ног твоих... Но что ты просишь? Этот путь, который познают мои стопы, закрыт для тебя. Делай свое дело, моя любовь. Я уйду, чтобы войти в твое сердечко навеки.
- Но почему, почему ты покидаешь меня? Так жестоко!.. - ломая пальцы от безысходности, тихо выла Мария.
- Мы не в силах менять природу вещей. Мне было дано право приблизиться к Хозяину. Покинув Луну, я обрел Солнце - то, которое писал. Я достиг своего берега свободы. Пойми меня, влияния планет непреодолимо. В иных мирах, в древнем космосе, среди звезд, среди всех причин и последствий не избежать человеку предназначения, но есть лишь малый выбор: быть или не быть в божественном разуме Солнца. Я выбрал быть. Я должен уйти к нему.
Тело Машино, ее глаза, кожа и дыхание горели. Она сотрясалась в безмолвных рыданиях. Александр оставался спокойным и несколько холодным как лед. Он не думал ни о чем, но нежно обнимал её и целовал в лоб и глаза. Сострадание заполнило его существо, и из груди оно подступило к горлу, - только там он чувствовал что-то теплое. И когда девушка отвечала на его поцелуи своими страстными и горячими поцелуями, он оттаивал, принимал её тепло, впускал его в себя и растворялся в пустоте ума. Так они про...
Продолжение на следующей странцие...
