ЭТИКА ВЛ. COЛОВЬЕВА.
( по работе Вл. Соловьева " Оправдание добра.
Нравственная философия").
ГЛАВА ПЕРВАЯ.
Первичные данные нравственности
I. Всякое нравственное учение, какова бы не была его
внутренняя убедительность или внешняя авторитетность, оставалось бы
бессильным и бесплодным, если бы не находило для себя твердых точек
опоры в самой нравственной природе человека. Несмотря на все
разнообразие степеней духовного развития в прошедшем и настоящем
человечества, все-таки существует неразложимая основа
общечеловеческой нравственности, и на ней должно утверждаться
всякое значительное построение в области этики. Признание этой
истины нисколько не зависит от того или другого метафизического или
научного взгляда на происхождение человека. Так или иначе,
человеческая природа во всяком случае существует со всеми своими
отличительными чертами, между которыми важнейшее место занимают черты
нравственные.
"Различие между человеком и всеми другими животными,- говорит
Ч.Дарвин,- без сомнения огромно, если даже мы будем сравнивать, с
одной стороны, душу самого низшего дикаря, не умеющего считать больше
четырех; а с другой стороны - душу самой высокоорганизованной
обезьяны".
Далее Дарвин обьявляет, что он вполне подписывается под суждением,
что изо всех различий между человеком и другими животными самое
значительное состоит в нравственном чувстве, которое он считает не
приобретаемым, а прирожденным человеку. Однако далее Дарвин впадает
в одну основную ошибку. Всей первоначальной нравственности
человека он приписывает характер исключительно общественный,
сближая ее таким образом с социальными инстинктами животных. Личная
же нравственность имеет, по Дарвину, лишь производное значение, как
позднейший результат исторического развития. Однако такой взгляд
можно опровергнуть.
Есть одно чувство, которое не служит никакой общественной пользе,
совершенно отсутствует у самых высших животных и, однако же, ясно
обнаруживается у самых низших человеческих рас. В силу этого чувства
самый дикий человек СТЫДИТСЯ, т.е. признает недолжным и скрывает такой
физиологический акт, который не только удовлетворяет его собственному
влечению и потребности, но сверх того полезен и необходим для
поддержания рода.
Этот нравственный факт резче всего отличает человека от всех
других животных, у которых мы не находим ни малейшего намека на
что-нибудь подобное. Сам Дарвин, рассуждающий о религиозности собак,
не пытался искать у какого бы то ни было животного каких-нибудь
зачатков стыдливости.
Не имея никакой возможности утверждать стыдливость у животных,
Дарвин принужден отрицать ее у человека. Не найдя стыдливых животных,
он говорит о бесстыдстве диких народов.
В пользу своего тезиса о первоначальном бесстыдстве человека
Дарвин ссылается на религиозные обычаи древних, т.е. на фаллический
культ. Но этот факт говорит скорее против него. Намеренное,
возведенное в религиозный принцип бесстыдство, очевидно, предполагает
существование стыда. Подобным образом принесение родителями в жертву
богам своих детей никак не доказывает отсутствия жалости или
родительслой любви, а, напротив, предполагает это чувство; ведь
главный смысл этих жертв состоял именно в том, что убивались любимые
дети; если бы то, что жертвовалось, не было дорого жертвующему, то
сама жертва не имела бы никакой цены,т.е. не была бы жертвой.
Очевидно, Дарвину незачем было прибегать к столь неудачным
косвенным доказательствам своего взгляда на связь человеческой
нравственности с животною, если б он мог сослаться на какие-нибудь
достоверные факты, показывающие хотя бы лишь зачаточное присутствие
стыдливости у животных. Таких фактов нет вовсе, и стыд, несомненно,
останется отличительным признаком человека даже с внешней,
эмпирической точки зрения.
Чувство стыда есть уже фактически безусловное отличие человека от
низшей природы, так как ни у каких других животных его нет ни в
какой степени, а у человека оно появляется с незапамятных времен
и затем подлежит дальнейшему развитию.
Самостоятельное и первоначальное значение чувства стыда было
бы устранено, если бы удалось связать этот нравственный факт с
какою нибудь материальною пользою для особи или рода в
борьбе за существование. В таком случае стыд можно было бы
объяснить как одно из проявлений инстинкта животного самосохранения -
индивидуального или общественного. Но именно такой связи и не возможно
найти.
У животных, покорных инстинктам, не бывает никаких вредных
для самосохранения излишеств, но человек, вследствие большей
силы индивидуального сознания и воли, получает возможность
таких злоупотреблений, и вот против самых пагубных из них -
половых - развивается у него на общих основаниях естественного подбора
полезный противовес - чувство стыда. Но здесь есть внутреннее
противоречие. Когда против пагубных излишеств оказывается у
человека бессильным основной и могущественный инстинкт
самосохранения, то откуда же возьмет силу новый производный
инстинкт стыда ? А если инстинктивные внушения этого чувства не
имеют над человеком достаточной власти, то, значит, никакой
специальной полезности у стыда не оказывается. Вместо того,
чтобы быть противовесом для человеческих злоупотреблений
или нарушения естественных норм, он является только лишним
предметом такого нарушения, т.е. совершенно ненужным осложнением.
Чувство стыда сильнее всего проявляется до наступления
половых отношений, следовательно, если бы стыд имел практическое
значение, то он не только был бы не полезен, но и пагубен и для особи,
и для рода. Когда является стыд, ещё не может быть речи о
злоупотреблениях, а когда является злоупотребление, тогда уже
нечего говорить о стыде. Итак, там, где стыд мог бы быть полезен,
его нет, а там, где он есть, он вовсе не нужен.
Ясно, таким образом, что все указания на отсутствие стыда у
отдельных людей или у целых племён, если бы даже эти
указания и были совершенно точны, вовсе не имеют того
значения, которое им приписывается. Несомненное бесстыдство
единичных лиц, как и сомнительное бесстыдство целых народов,
может означать только, что в этих частных случаях духовное
начало человека, которым он выделяется из материальной природы,
или еще не раскрылось, или уже потеряно, что этот человек или
эта группа людей еще не возвысились актуально над скотским
состоянием или снова к нему вернулись.
II. Независимо от всяких соображений об эмпирическом происхождении
чувства стыда в человечестве это чувство имеет то принципиальное
значение, что им определяется этическое отношение человека к
материальной природе. Человек стыдится её господства в себе или своего
подчинения ей и тем самым признает, относительно ее, свою внутреннюю
самостоятельность и высшее достоинство, в силу чего он должен
обладать, а не быть обладаемым ею.
Рядом с этим основным нравственным чувством находится в природе
человеческой другое, составляющее корень этического отношения уже не к
низшему, материальному началу жизни в каждом чеолвеке, а к другим
человеческим и вообще живым существам, ему подобным,- именно чувство
ЖАЛОСТИ. Оно состоит вообще в том, что данный субъект соответственным
образом ощущает чужое страдание или потребность, т.е. отзывается на
них более или менее болезненно, проявляя, таким образом, в большей или
меньшей степени свою солидарность с другими. Чувство жалости или
сострадания - в отличие от стыда - свойственно (в зачаточной степени)
многим животным и, следовательно, ни с какой точки зрения не может
рассматриваться как позднейший продукт человеческого прогресса. Таким
образом. если человек бесстыдный представляет собою возвращение к
скотскому состоянию, то человек безжалостный падает ниже животного
уровня.
Тесная связь чувства жалости с общественными инстинктами у
животных и человека не подлежит сомнению по самому существу этого
чувства; однако оно в корне своем есть всё-таки
индивидуально-нравственное состояние, не покрываемое всецело
социальными отношениями даже у животных, не только у человека.Если бы
единственным основанием симпатии была потребность общественного
организма, то каждое существо могло бы испытывать это чувство лишь по
отношению к тем, которые принадлежат с ним к одному и тому же
социальному целому. Так оно обыкновенно и бывает, однако далеко не
всегда, по крайней мере у высших животных. Общеизвестны многочисленные
факты самой нежной любви (любовь в смысле чисто психологическом)
различных животных к особям других,иногда весьма далеких зоологических
групп.Поэтому очень странно утверждение Дарвина, будто у диких народов
симпатические чувства ограничиваются сочленами одного и того же
тесного общества. Конечно и у культурных народов большинство людей
обнаруживают настоящую симпатию главным образом относительно своей
семьи и ближайшего кружка, но индивидуально-нравственное чувство во
всех народах может переступать - и действительно издревле переступает
- не только эти тесные, но и всякие другие эмпирические пределы.
Принять утверждение Дарвина как безусловное, хотя бы только для диких
племен,- значит допустить, что для дикого человека недоступна та
нравственная высота, которой иногда достигают собаки, обезьяны и даже
львы.
III. В присущих нам чувствах стыда и жалости основным
образом определяется наше нравственное отношение, во-первых, с
собственно материальной природе и,во-вторых, ко всем другим живым
существам. Поскольку человек стыдлив и жалостлив, он относится
нравственно "к самому себе и ближнему"; бесстыдство и
безжалостность, напротив, в корне подрывают его нравственный
характер. Кроме этих двух основных чувств есть в нас ещё одно,
третье, несводимое на них, столь же первичное, как они, и
определяющее нравственное отношение человека не к низшей стороне его
собственной природы, а также не к миру подобных ему существ, а к
чему-то особому, что признается им как ВЫСШЕЕ, чего он ни
стыдиться, ни жалеть не может, а перед чем он должен
приклоняться Это чувство БЛАГОГОВЕНИЯ или преклонения перед ВЫСШИМ
составляет у человека нравственную основу религии и религиозного
порядка жизни; будучи отвлечено философским мышлением от своих
исторических проявлений, оно образует так называемую "естественную
религию". Первичный или прирожденный характер этого чувства не может
быть отрицаем по той же причине, по которой не отрицается серьезно
прирожденность нам жалости или симпатии ; как это последнее, так и
чувство благоговения в зачаточных степенях и формах уже находится у
животных. Нелепо искать у них религии в нашем смысле, но то общее
элементарное чувство, на котором изначала держится религия в душе
всякого человека, - именно чувство благоговейного преклонения перед
чем-то высшим - зарождается безотчетно и у других тварей, ...
Продолжение на следующей странцие... 
