к идее достойного и недостойного бытия, или
добра и зла, которая сама становится определяющим основанием или
мотивом человеческой деятельности.
На первоначальных степенях своего развития человек есть духовное
существо более в возможности, чем в действительности, но именно эта
возможность высшего бытия, выражающаяся в самосознании и
самообладании, в противоположность слепой и не владеющей собой
природе,- именно эта самосознательная и самообладающая духовная
потенция и подвергается опасности со стороны плотской похоти. Плоть,
т.е. материя, выходящая из своего страдательного положения, психически
стремящаяся к самостоятельности и безмерности, тем самым пытается
привлечь к себе духовную силу, вовлечь ее в свой процесс, чтобы
разрешить ее в себя и усилиться на ее счет. Это возможно потому, что
хотя по идеальной своей сущности духовное бытие неоднородно с
материальным, но по своему фактическому, проявляемому существованию в
действительном человеке, как сила воплощенная, дух или, точнее, жизнь
духа, есть только видоизменение материального бытия, т.е. ближайшим
образом - животной души. С этой реальной точки зрения это - два вида
энергии, превратимые один в другой,- подобно тому, как механическое
движение превращается в теплоту и обратно. Плоть (т.е. животная душа
как самостоятельная) сильна только слабостью духа, живет только его
смертью. А потому и дух для своего сохранения и усиления требует
ослабления плоти, переведенная ее из действующего состояния в
потенциальное. Таков реальный смысл выставленной нами выше
нравственной нормы, или основоположения, гласящего, что плоть должна
быть подчинена духу. Здесь же основание всякой практики настоящего,
нравственного аскетизма.
Нравственное требование подчинения плоти духу встречается с
обратным фактическим стремлением плоти подчинить себе дух, вследствие
чего аскетический принцип двоится: требуется, во-первых, оградить
духовную жизнь от захватов плотского начала и, во-вторых, покорить
область плоти, сделать животную жизнь лишь потенцией или материей
духа. Существуют три главные момента в борьбе духа с
плотью:
1) внутреннее самаразличение духа и плоти
2) действительное отстаивание духом своей
независимости
3) явное преобладание духа над плотью, или упразднение дурного
плотского начала.
Первый момент, определяющий человека в отличие от животных, есть
нечто данное, именно в чувстве стыда; третий, как следствие духовного
совершенства, когда оно будет уже достигнуто,не может быть прямым
предметом нравственного требования или предписания в настоящем. В
области этики остается, таким образом, лишь второй момент; и наш
нравственный принцип получает следующее ближайшее определение:
ПОДЧИНЯЙ ПЛОТЬ ДУХУ, НАСКОЛЬКО ЭТО НУЖНО ДЛЯ ЕГО ДОСТОИНСТВА И
НЕЗАВИСИМОСТИ. ИМЕЯ ОКОНЧАТЕЛЬНОЮ, УПОВАЕМОЮ ЦЕЛЬЮ БЫТЬ ПОЛНЫМ
ГОСПОДИНОМ ФИЗИЧЕСКИХ СИЛ СВОЕЙ И ОБЩЕЙ ПРИРОДЫ, БЛИЖАЙШЕЮ,
ОБЯЗАТЕЛЬНОЮ СВОЕЮ ЦЕЛЬЮ СТАВЬ: НЕ БЫТЬ ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ ЗАКАБАЛЕННЫМ
СЛУГОЙ БУНТУЮЩЕЙ МАТЕРИИ, ИЛИ ХАОСА.
Так как тело человеческое (в своем анатомическом строении и
физиологических отправлениях) не имеет самостоятельного нравственного
значения, а может служить выражением и орудием как для плоти, так и
для духа, то нравственная борьба между этими двумя сторонами нашего
существа происходит и в области телесной, или органической жизни -
борьба за власть над телом.
В области телесной жизни наша нравственная задача состоит,
собственно, в том, чтобы не определяться страдательно плотскими
влечениями, особенно в двух главнейших отправлениях нашего организма -
питании и размножении.
Но в качестве предварительного упражнения, впрочем,
самостоятельного нравственного характера, важно, чтобы дух приобрел
власть и над такими отправлениями нашего животного организма, которые
не состоят в прямом отношении к "похотям плоти", каковы ДЫХАНИЕ И
СОН.- Дыхание есть основное условие жизни и постоянный способ общения
нашего тела с окружающей средой. Для власти духа над телом может быть
только желательно, чтобы эта основная функция находилась под
управлением или "контролем" человеческой воли. Некоторый контроль воли
над дыханием требуется уже просто благовоспитанностью. Аскетические
цели побуждают только идти далее по этому пути. Постепенным
упражнением легко достигнуть того, чтобы не дышать ртом ни во время
бодровствования, ни во сне, а затем дальнейшим шагом будет умение
удерживать всякое дыхание на более или менее продолжительное время.
Приобретенная власть над этими органическими отправлениями,
несомненно, укрепляет силы духа и дает ему твердую точку опоры для
дальнейших успехов.
Сон, как временная остановка в деятельности мозга и нервов, т.е.
прямых физиологических орудий духа, есть ослабление связи между
духовною и телесною жизнью, и для духа важно, чтобы он в этом случае
не являлся в исключительно страдательной роли; если сон вызывается
физическими причинами, то нужно, чтобы дух был способен по своим
собственным мотивам не допускать наступления сна или прерывать сон уже
наступивший. Самая склонность к чрезмерному сну показавает уже перевес
материального, страдательного начала; уступка же этой склонности и
действительное злоупотребление сном, несомненно, расслабляет дух и
усиливает плотские похоти. Поэтому в исторических проявлениях
аскетизма, например в христианском монашестве,борьба со сном имеет
значительную роль. Разумеется, выражающееся во сне ослабление связи
между духовною и телесною жизнью (точнее: между сознательною и
инстинктивною областями жизни) может совершаться и в ту и в другую
сторону: сонливцев следует отличать от сновидцев; но как общее правило
можно принять, что особая способность к значительным и вещим
сновидениям показывает силу духа, уже достигнутую аскетической
практикой (следовательно, между прочим, и борьбою с наслаждением
плотского сна).
У животных перевес материи над формой происходит от избытка
питания. У человека та же причина обусловливает перевес животной
жизни, или плоти, над духом. Вот почему воздержание в пище и питье -
пост - всегда и везде составляло одно из осносных требований
нравственности. Причина этого состоит в том, что мясо, легче и полнее
претворяемое в кровь, скорее и сильнее повышает энергию плотской
жизни. Воздержание от мясной пищи, без сомнения, может утверждаться
как всеобщее требование. С точки зрения аскетической воздержание от
мяса вдвойне полезно: во-1-х, поскольку этим ослабляется энергия
плотской жизни, во-2-х, так как наследственная привычка развила
естественную потребность в этой пище, то воздержание от нее, упражняя
силу воли насчет материального влечения, повышает тем самым духовную
энергию.
Что касается ло пития, то самое простое благоразумие запрещает
употребление крепких напитков, доводящее до потери разума. Всеобщим и
безусловным правилом остается одно: СОХРАНЯТЬ ДУХОВНУЮ ТРЕЗВОСТЬ И
ЯСНОСТЬ СОЗНАНИЯ.
Самое важное и решающее значение при борьбе духа с плотью в
физиологической области имеет половая функция. Преобладание плоти над
духом всего сильнее, ярче и прочнее выражается в плотском соединении
двух лиц.
Плотское условие размножения для человека есть зло; в нем
выражается перевес бессмысленного материального процесса над
самообладанием духа, это есть дело, противное достоинству человека,
гибель человеческой любви к жизни; нравственное отношение наше к этому
факту должно быть решительно отрицательное: мы должны стать на путь
его ограничения и упразднения.
Преобладание духа над плотью необходимо для сохранения
нравственного достоинства человека. Принцип истинного аскетизма есть
принцип духовного самосохранения.
Всякий согласен, что неспособность к сопротовлению животным
инстинктам есть бессилие духа - нечто для человека ПОСТЫДНОЕ,
следовательно дурное. Значит, способность к такому сопротивлению, или
к воздержанию, есть добро и должна быть принята как норма, из которой
могут вытекать определенные правила жизни.
Сам принцип аскетизма имеет нравственное значение только условно,
именно ПОД УСЛОВИЕМ своего соединения с принципом АЛЬТРУИЗМА,
коренящимся в жалости. Рассмотрим этот второй нравственный принцип.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
ЖАЛОСТЬ И АЛЬТРУИЗМ.
Что естественный корень нашего нравственного отношения к другим
заключается не в участии, или чувстве солидарности вообще, а именно в
жалости, или сострадании,- это есть истина, вовсе не связанная с
какою-нибудь метафизическою системой. Мы находим, что основанием
нравственного отношения к другим существам может быть принципиально
только жалость, или сострадание, а никак не со-радование или
со-наслаждение.
Человеческие наслаждения, удовольствия и радости бывают, конечно,
невинными и прямо добрыми, и тогда сочувствие им имеет положительно-
нравственный характер; но рядом с этим человеческие наслаждения могут
иметь и весьма часто имеют безнравственный характер. Злой и
мстительный человек находит удовольствие в оскорблении и мучении своих
ближних, он наслаждается их унижением, радуется причиненному им вреду;
пьяница полагает главную радость жизни в одурении, и т.д. Несомненно,
что безнравственный характер пьянства состоит вовсе не во внешнем
действии глотания напитков, а только во внутреннем УДОВОЛЬСТВИИ,
которое находит человек в том, чтобы искусственно одурять себя.
Но если известное удовольствие само по себе безнравственно, то и
сочувствие со стороны другого лица (сорадование, сонаслаждение)
получает такой же безнравственный характер. Дело в том, что
положительное сочувствие какому-нибудь удовольствию заключает в себе
ОДОБРЕНИЕ этого удовольствия; а так как удовольсввие - есть нечто
дурное, то сочувствующий ему одобряет дурное и, следовательно, впадает
сам в безнравственность. Сочувствие какому-нибудь дурному наслаждению
кроме одобрения его предполагает еще в самом сочувствующем такую же
дурную склонность; только пьяница сорадуется чужому пьянству. Значит,
участие в чужом удовольствии или радости бывает хорошо или дурно,
СМОТРЯ ПО ПРЕДМЕТУ, и, следовательно оно САМО ПО СЕБЕ никак не есть
ОСНОВАНИЕ нравственных отношений, так как может быть и
безнравственным.
Нельзя сказать того же о страдании и сострадании. Страдание есть
такое состояние, в котором воля страдающего не принимает прямого и
положительного участия. Когда говорится о "вольном страдании", то
разумеется, что предмет воли не есть само страдание, а то, что делает
его необходимым, или то благо, которое достигается посредством
страдания. Мученик соглашается на мучения не ради их самих, а как на
необходимое при данных условиях следствие своей веры и как на путь,
ведущий к высшей славе и царству небесному. С другой стороны,
страдания могут быть заслуженными, т.е. причинами их могут быть дурные
поступки, но само по себе страдание отделяется от своей причины и не
заключает в себе нравственной вины, а напротив, признается ее
обличением и искуплением.
Сострадание, или жалость, не может иметь своекорыстных мотивов, и
есть чувство ЧИСТО-альтруистическое, в противоположность СО-РАДОВАНИЮ,
или со-наслаждению, которое есть чувство смешанного и неопределенного
(в нравственном смысле) характера.
В ОСНОВУ нра...
Продолжение на следующей странцие...
