о, чего сам хотел бы от других.
Короче и проще: никого не обижай и всем, насколько можешь, помогай.
Первое, отрицательное, правило называется правилом справедливости,
второе - милосердия. Но такое различие не совсем точно. Милосердие
предполагает справедливость, а справедливость требует милосердия, это
только различные стороны, различные способы проявления одного и того
же.
Между этими двумя сторонами или степенями альтруизма есть
действительное различие, но нет и не может быть противуположности и
противоречия. Не помогать другим - значит уже обижать их; человек
последовательно справедливый непременно будет исполнять и обязанности
милосердия, а человек истинно-милосердный не может быть в то же время
несправедливым. Эта НЕРАЗДЕЛЬНОСТЬ двух альтруистических правил очень
важна как основание для внутренней связи права и нравственности,
политики и духовной жизни общества.
Логические требования альтруизма всеобъемлющи, разум не знает
пристрастий и перегородок; и в этом он совпадает с тем чувством, на
котором психологически опирается альтруизм. Жалость, как мы видели,
также универсальна и беспристрастна, и в ней человек доходит до
"уподобления Богу", потому что обнимает одинаковым участием всех без
различия: и добрых, и "врагов истины", и людей, и демонов, и даже
"естество пресмыкающихся".
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.
РЕЛИГИОЗНОЕ НАЧАЛО В НРАВСТВЕННОСТИ.
Нравственные правила справедливости и милосердия, психологически
опирающиеся на чувство жалости, хотя включают в свой объем всю область
живых существ, но содержание этих правил не покрывает всех
нравственных отношений даже между человеческими лицами. Прежде всего:
каким должно быть нормальное отношение малолетних детей, но уже
способных понимать нравственные требования детей, к их родителям ?
Ребенок непосредственно признает ПРЕВОСХОДСТВО родителей над собою,
свою ЗАВИСИМОСТЬ от них, он чувствует к ним БЛАГОГОВЕНИЕ, и отсюда
вытекает практическая обязанность ПОСЛУШАНИЯ. Нравственное отношение
детей к родителям не определяется равенством и имеет прямо обратное
значение - оно основывается на признании того, в чем эти существа
НЕРАВНЫ между собою. И психологическою основой нравственного отношения
здесь первоначально не может быть участие в чужом страдании, так как
родители непосредственно являются для ребенка не со стороны их нужды в
чужой помощи, а со стороны их собственной помогающей силы в его
нуждах.
Общий принцип справедливости требует, чтобы мы относились к другим
так, как мы желаем, чтобы они относолись к нам самим. Пол это можно
логически подвести и нравственное отношение детей к их родителям: любя
свою мать, или отца, ребенок хочет чтобы и они любили его. Но эти две
формы любви имеют между собою существенное отличие, не вытекающее из
общего начала: в первом отношении господствует чувство преклонения
перед высшим и долг послушания ему, причем вовсе не предполагается,
что ребенок требует к себе от родителей такого же подчинения и
повиновения. Можно утверждать, что дети, почитая и слушаясь своих
родителей, желают такого же отношения к себе со стороны своих будущих
детей. Помимо всякой проблематической мысли о будущих детях
нравственное чувство НАСТОЯЩЕГО ребенка к его родителям имеет вполне
достаточное основание в действительном взаимоотношении между этим
ребенком о его родителями, именно в его ВСЕЦЕЛОЙ ЗАВИСИМОСТИ ОТ НИХ
КАК ОТ СВОЕГО ПРОВИДЕНИЯ - с этим неизбежно связывается признание их
существенного превосходства, а отсюда логически вытекает обязанность
послушания; таким образом, сыновняя любовь получает свой совершенно
особый характер почтения или благоговения, выводящий ее за общие рамки
простого альтруизма.
Можно заметить, что и родительская любовь, или жалость,
представляющая первое коренное проявление альтруистических отношений,
предполагает тоже неравенство, только в обратную сторону. Родители
жалеют детей ПО ПОДОБИЮ с собою, как однородных, хотя фактически
неравных с собою, - это неравенство здесь лишь привходящее; тогда как
специфическое чувство детей к родителям по существу определяется
превосходством последних, следовательно, прямо основано на
неравенстве.
Если внимательно наблюдать ребенка, старающегося защитить свою
мать от действительной или мнимой обиды, то легко заметить, что в его
чувствах преобладает гнев и негодование на оскорбителя святыни. Он не
столько жалеет обиженную, сколько сердится на обидчика. Чувства этого
ребенка существенно сходны с теми, которые одушевляют толпу,
защищающую своего идола.
Все проявления жалости и вытекающего из нее альтруизма существенно
обусловлены равенством, а неравенство является в них лишь случайным и
превосходящим моментом. Жалея другого, я во всяком случак уподобляюсь
ему, мысленно ставлю себя на его место, вхожу, так сказать, в его
кожу; этим уже предполагается мое равенство с ним как с однородным.
Признавая другого равным себе, сострадающий сравнивает его состояние с
таким же своим и из их одинаковости выводит нравственную обязанность
участия и помощи.
Чтобы жалеть другого, нужно ПРИРАВНИВАТЬ его к себе или себя к
нему, тогда как предполагаемое существенное неравенство, или
инородность, исключая мысль об ОДИНАКОВЫХ состояниях, в корне
подрывает жалость и всякое альтруистическое отношение. "Дважды
рожденный" индус безжалостен к судрам; основывая свое отношение к ним
на неравенстве, т.е. именно на невозможности приравнять себя к ним, он
не может ставить себя на их место, уподоблять их состояния своим,-
не может принимать в них участие.
Здесь признание неравенства есть чисто отрицательное, разрывающее
связь существ, порождающее или оправдывающее всякие безнравственные
отношения. Другой характер имеет то положительное неравенство,
которым определяется сыновняя любовь ил благочестие. Неравенство
плантатора с негром упраздняет солидарность чувств и интересов
между ними; преимущество родителей перед детьми обусловливает,
напротив, их солидарность, служит основанием особого рода
нравственных отношений. Здесь естественный корень РЕЛИГИОЗНОЙ
НРАВСТВЕННОСТИ, которая представляет особую, важную область в духовной
природе человека, независимо от положительных религий и метафизических
систем.
С прошлого столетия, когда появилась книга Де-Бросса о
"богах-фетишах", стало распространяться мнение, получившее большую
популярность под влиянием позитивной философии О. Конта.
Первоначальною формой религии, согласно этому мнению, признается
ФЕТИШИЗМ, т.е. обоготворение случайно обративших на себя внимание или
произвольно выбранных вещественных предметов, частию натуральных,
частию даже искуственных. Зачатки или же остатки такого вещественного
культа, несомненно, замечаются всегда и во всех религиях, но признание
этого фетишизма за основную и первоначальную религию человечества
помимо несогласия с историческими свидетельствами и показателями о
верованиях дикарей заключает в себе логическую нецелесообразность.
Чтобы признать камень, кусок дерева или раковину за бога, т.е. за
существо высшего значения и могущества, необходимо уже в своем
сознании иметь понятие о высшем существе. Откуда же получается понятие
божества, Те вещественные предметы, которые делаются фетишами и
идолами, сами по себе - в своей наличной, чувственной действительности
- не имеют признаков высшего существа. Значит, это понятие взято не от
них. Несомненно, что человек по природе своей способен иметь понятие о
высшем существе. Всякое понятие, хотя бы и присущее потенциально
человеческому разуму и в этом смысле врожденное, для своего перехода в
ДЕЙСТВИТЕЛЬНОЕ сознание требует известных ощутительных впечатлений и
восприятий, которые вызывают это потенциальное понятие к проявлению и
дают ему его живую, конкретную форму, подвергающуюся затем дальнейшему
умственному процессу расширенияи углубления, осложнения и очищения. Но
действительное впечатление от куска дерева не представляет
достаточного основания, чтобы впервые вызвать в уме понятие о высшем
существе или служить к его первоначальному образованию. Более
подходящими в этом отношении можно признать впечатления от солнца и
луны, рек моря и т.д. Когда дело идет о первоначальном образовании
какого-нибудь основного понятия в человеческом сознании, нужно иметь в
виду не взрослого человека, а ребенка. Но совершенно несомненно, что
для ребенка гораздо ощутительнее его зависимость от его матери (а
потом отца), чем от солнца, реки, грозы. Впечатления, изначала
получаемые им от родителей, содержат в себе достаточное основание,
чтобы вызвать в нем понятие о высшем существе и те чувства б л
агоговейной любви, а также страха перед несоизмеримой силой, которые
связаны с этим понятием и составля ют основу религиозного отношения.
Фактически несомненно и совершенно понятно, что дети до известного
возраста ВОВСЕ НЕ ОБРАЩАЮТ ВНИМАНИЯ НА САМЫЕ КРУПНЫЕ ЯВЛЕНИЯ ПРИРОДЫ:
солнце для них не ьолее замечательно, чем простая лампа, и гром
небесный производит на них не больше впечатления, чем стук домашней
посуды.
Не в виде случайных фетишей и рукодельных идолов, а также не в
виде величественных или грозных явлений природы, а в живом образе
родителей впервые воплощается для младенствующегочеловека идея
Божества. Поэтому, вопреки господствующему мнению, с самого начала в
религии нравственный элемент имеет хотя не исключительное, но весьма
важное значение. По своей первоначальной природе божество имеет
преобладающий характер ПРОВИДЕНИЯ.
Сперва Провидение воплощается в матери. При беспорядке брачных
отношений на низших ступенях общественного развития значение матери и
культ материнства остается преобладающим; различные народы, как и
отдельный человек, пережили эпоху матриархальную, следы которой
сохраняются и доселе в исторических свидетельствах, в переживших
обычаях, а также и в современном быту некоторых дикарей. Но с
установлением патриархального родового быта роль Провидения
сохраняется для матери лишь во время материальной зависимости детей от
нее как от своей кормилицы и первой воспитательницы. Тут для ребенка
мать есть единственное высшее существо; но, достигая сознательного
возраста, он видит, что сама мать находится в зависимости от другого
высшего существа - его отца, кормителя и защитника всей семьи; он есть
настоящее провидение, и на него естественно переносится религиозное
почитание.
Религиозное отношение детей к родителям как к своему живому
Провидению, естественно возникающее в первобытном человечестве,
проявляется с полной ясностью и силою, когда дети становятся
взрослыми, а родители УМИРАЮТ. Почитание умерших отцов и предков
занимает, бесспорно, первостепенное место в развитии
религиозно-нравственных и общественных отношений человечества.
Огромная китайская нация до сих пор живет этою религией предков, на
которой основан весь социальный, государственный строй (19 век).
Отношение к живым родителям, хотя и есть первое основание религии, не
может, однако, сохранять чисто религиозный характер: этому мешает
повседневная близость и взаимодействие. К тому же, когда ребенок
подрастает, он от своего живого отца узнает об умершем предке и
предках как о предмете уже установившегося религиозного почитания, и,
таким образом, религия наличных родителей естественно пог...
Продолжение на следующей странцие...
