тарше происхождением, чем тяга к Я; и покуда чистая совесть именуется стадом, лишь нечистая совесть говорит: Я.
Поистине, лукавое Я, лишённое любви, ищущее своей пользы в пользе многих, - это не начало стада, а гибель его.
Любящие были всегда и созидающими, они создали добро и зло. Огонь любви и огонь гнева горит на именах всех добродетелей.
Много стран видел Заратустра и много народов; большей власти не нашёл Заратустра на земле, чем дела любящих: "добро" и "зло" - имя их.
Поистине, чудовищем является власть этих похвал и этой хулы. Скажите, братья, кто победит его мне? Скажите, кто набросит этому зверю цепь на тысячу голов?
Тысяча целей существовала до сих пор, ибо существовала тысяча народов. Недостает ещё только цепи для тысячи голов, недостаёт единой цели. Ещё у человечества нет цели.
Но скажите же мне, братья мои: если человечеству недостаёт ещё цели, то, быть может, недостает ещё и его самого? -
Так говорил Заратустра.
О любви к ближнему
Вы жмётесь к ближнему, и для этого есть у вас прекрасные слова. Но я говорю вам: ваша любовь к ближнему есть ваша дурная любовь к самим себе.
Вы бежите к ближнему от самих себя и хотели бы из этого сделать себе добродетель; но я насквозь вижу ваше "бескорыстие".
Ты старше, чем Я; Ты признано священным, но ещё не Я: оттого жмётся человек к ближнему.
Разве я советую вам любовь к ближнему? Скорее я советую вам бежать от ближнего и любить дальнего!
Выше любви к ближнему стоит любовь к дальнему и будущему; выше ещё, чем любовь к человеку, ставлю я любовь к вещам и призракам.
Этот призрак, витающий перед тобою, брат мой, прекраснее тебя; почему же не отдаёшь ты ему свою плоть и свои кости? Но ты страшишься и бежишь к своему ближнему.
Вы не выносите самих себя и недостаточно себя любите; и вот вы хотели бы соблазнить ближнего на любовь и позолотить себя его заблуждением.
Я хотел бы, чтобы все ближние и соседи их стали для вас невыносимы; тогда вы должны бы были из самих себя создать своего друга с переполненным сердцем его.
Вы приглашаете свидетеля, когда хотите хвалить себя; и когда вы склонили его хорошо думать о вас, сами вы хорошо думаете о себе.
Лжёт не только тот, кто говорит вопреки своему знанию, но ещё больше тот, кто говорит вопреки своему незнанию. Именно так говорите вы о себе при общении с другими и обманываете соседа насчёт себя.
Так говорит глупец: "Общение с людьми портит характер, особенно когда нет его".
Один идёт к ближнему, потому что он ищет себя, а другой - потому что он хотел бы потерять себя. Ваша дурная любовь к самим себе делает для вас из одиночества тюрьму.
Дальние оплачивают вашу любовь к ближнему; и если вы соберётесь впятером, шестой должен всегда умереть.
Я не люблю ваших празднеств; слишком много лицедеев находил я там, и даже зрители вели себя часто как лицедеи.
Не о ближнем учу я вас, но о друге. Пусть друг будет для вас праздником земли и предчувствием сверхчеловека.
Я учу вас о друге и переполненном сердце его. Но надо уметь быть губкою, если хочешь быть любимым переполненными сердцами.
Я учу вас о друге, в котором мир предстоит завершённым, как чаша добра, - о созидающем друге, всегда готовом подарить завершённый мир.
И как мир развернулся для него, так опять он свёртывается вместе с ним, подобно становлению добра и зла, подобно становлению цели из случая.
Будущее и самое дальнее пусть будет причиною твоего сегодня: в своём друге ты должен любить сверхчеловека как свою причину.
Братья мои, не любовь к ближнему советую я вам - я советую вам любовь к дальнему.
Так говорил Заратустра.
О пути созидающего
Ты хочешь, брат мой, идти в уединение? Ты хочешь искать дороги к самому себе? Помедли ещё немного и выслушай меня.
"Кто ищет, легко сам теряется. Всякое уединение есть грех" - так говорит стадо. И ты долго принадлежал к стаду.
Голос стада будет звучать ещё и в тебе! И когда ты скажешь: "у меня уже не одна совесть с вами", - это будет жалобой и страданием.
Смотри, само это страдание породила ещё единая совесть: и последнее мерцание этой совести горит ещё на твоей печали.
Но ты хочешь следовать голосу своей печали, который есть путь к самому себе? Покажи же мне на это своё право и свою силу!
Являешь ли ты собой новую силу и новое право? Начальное движение? Самокатящееся колесо? Можешь ли ты заставить звёзды вращаться вокруг себя?
Ах, так много вожделеющих о высоте! Так много видишь судорог честолюбия! Докажи мне, что ты не из вожделеющих и не из честолюбцев!
Ах, как много есть великих мыслей, от которых проку не более, чем от воздуходувки: они надувают и делают ещё более пустым.
Свободным называешь ты себя? Твою господствующую мысль хочу я слышать, а не то, что ты сбросил ярмо с себя.
Из тех ли ты, что имеют право сбросить ярмо с себя? Таких не мало, которые потеряли свою последнюю ценность, когда освободились от рабства.
Свободный от чего? Какое дело до этого Заратустре! Но твой ясный взор должен поведать мне: свободный для чего?
Можешь ли ты дать себе своё добро и своё зло и навесить на себя свою волю, как закон? Можешь ли ты быть сам своим судьёю и мстителем своего закона?
Ужасно быть лицом к лицу с судьёю и мстителем собственного закона. Так бывает брошена звезда в пустое пространство и в ледяное дыхание одиночества.
Сегодня ещё страдаешь ты от множества, ты, одинокий: сегодня ещё есть у тебя всё твоё мужество и твои надежды.
Но когда-нибудь ты устанешь от одиночества, когда-нибудь гордость твоя согнётся и твоё мужество поколеблется. Когда-нибудь ты воскликнешь: "я одинок!"
Когда-нибудь ты не увидишь более своей высоты, а твоё низменное будет слишком близко к тебе; твоё возвышенное будет даже пугать тебя, как призрак. Когда-нибудь ты воскликнешь: "Всё - ложь!"
Есть чувства, которые грозят убить одинокого; если это им не удаётся, они должны сами умереть! Но способен ли ты быть убийцею?
Знаешь ли ты, брат мой, уже слово "презрение"? И муку твоей справедливости - быть справедливым к тем, кто тебя презирает?
Ты принуждаешь многих переменить о тебе мнение - это ставят они тебе в большую вину. Ты близко подходил к ним и всё-таки прошёл мимо - этого они никогда не простят тебе.
Ты стал выше их; но чем выше ты подымаешься, тем меньшим кажешься ты в глазах зависти. Но больше всех ненавидят того, кто летает.
"Каким образом хотели вы быть ко мне справедливыми! - должен ты говорить. - Я избираю для себя вашу несправедливость как предназначенный мне удел".
Несправедливость и грязь бросают они вослед одинокому; но, брат мой, если хочешь ты быть звездою, ты должен светить им, несмотря ни на что!
И остерегайся добрых и праведных! Они любят распинать тех, кто изобретает для себя свою собственную добродетель, - они ненавидят одинокого.
Остерегайся также святой простоты! Всё для неё нечестиво, что не просто; она любит играть с огнём - костров.
И остерегайся также приступов своей любви! Слишком скоро протягивает одинокий руку тому, кто с ним повстречается.
Иному ты должен подать не руку, а только лапу - и я хочу, чтобы у твоей лапы были когти.
Но самым опасным врагом, которого ты можешь встретить, будешь всегда ты сам; ты сам подстерегаешь себя в пещерах и лесах.
Одинокий, ты идёшь дорогою к самому себе! И твоя дорога идёт впереди тебя самого и твоих семи дьяволов!
Ты будешь сам для себя и еретиком, и колдуном, и прорицателем, и глупцом, и скептиком, и нечестивцем, и злодеем.
Надо, чтобы ты сжёг себя в своём собственном пламени: как же мог бы ты обновиться, не сделавшись сперва пеплом!
Одинокий, ты идёшь путём созидающего: Бога хочешь ты себе создать из своих семи дьяволов!
Одинокий, ты идёшь путём любящего: самого себя любишь ты и потому презираешь ты себя, как презирают только любящие.
Созидать хочет любящий, ибо он презирает! Что знает о любви тот, кто не должен был презирать именно то, что любил он!
Со своей любовью и своим созиданием иди в своё уединение, брат мой, и только позднее, прихрамывая, последует за тобой справедливость.
С моими слезами иди в своё уединение, брат мой. Я люблю того, кто хочет созидать дальше самого себя и так погибает. -
Так говорил Заратустра.
О старых и молодых бабёнках
"Отчего крадёшься ты так робко в сумерках, о Заратустра? И что прячешь ты бережно под своим плащом?
Не сокровище ли, подаренное тебе? Или новорождённое дитя твоё? Или теперь ты сам идёшь по пути воров, ты, друг злых?" -
- Поистине, брат мой! - отвечал Заратустра. - Это - сокровище, подаренное мне: это маленькая истина, что несу я.
Но она беспокойна, как малое дитя; и если бы я не зажимал ей рта, она кричала бы во всё горло.
Когда сегодня я шёл один своею дорогой, в час, когда солнце садится, мне повстречалась старушка и так говорила к душе моей:
"О многом уже говорил Заратустра даже нам, женщинам, но никогда не говорил он нам о женщине".
И я возразил ей: "О женщине надо говорить только мужчинам".
"И мне также ты можешь говорить о женщине, - сказала она, - я достаточно стара, чтобы тотчас всё позабыть".
И я внял просьбе старушки и так говорил ей:
Всё в женщине - загадка, и всё в женщине имеет одну разгадку: она называется беременностью.
Мужчина для женщины средство; целью бывает всегда ребёнок. Но что же женщина для мужчины?
Двух вещей хочет настоящий мужчина: опасности и игры. Поэтому хочет он женщины как самой опасной игрушки.
Мужчина должен быть воспитан для войны, а женщина - для отдохновения воина; всё остальное - глупость.
Слишком сладких плодов не любит воин. Поэтому любит он женщину; в самой сладкой женщине есть ещё горькое.
Лучше мужчины понимает женщина детей, но мужчина больше ребёнок, чем женщина.
В настоящем мужчине сокрыто дитя, которое хочет играть. Ну-ка, женщины, найдите дитя в мужчине!
Пусть женщина будет игрушкой, чистой и лучистой, как алмаз, сияющей добродетелями ещё не существующего мира.
Пусть луч звезды сияет в вашей любви! Пусть вашей надеждой будет: "о, если бы мне родить сверхчеловека!"
Пусть в вашей любви будет храбрость! Своею любовью должны вы наступать на того, кто внушает вам страх.
Пусть в вашей любви будет ваша честь! Вообще женщина мало понимает в чести. Но пусть будет ваша честь в том, чтобы всегда больше любить, чем быть любимой, и никогда не быть второй.
Пусть мужчина боится женщины, когда она любит: ибо она приносит любую жертву и всякая другая вещь не имеет для неё цены.
Пусть мужчина боится женщины, когда она ненавидит: ибо мужчина в глубине души только зол, а женщина ещё дурна.
Кого ненавидит женщина больше всего? - Так говорило железо магниту: "я ненавижу тебя больше всего, потому что ты притягиваешь, но недостаточно силён, чтобы перетянуть к себе".
Счастье мужчины называется: я хочу. Счастье женщины называется: он хочет.
"Смотри, теперь только стал мир совершенен!" - так думает каждая женщина, когда она повинуется от всей любви.
И повиноваться должна женщина, и найти глубину к своей поверхности. Поверхность - душа женщины, подвижная, бурливая плёнка на мелкой воде.
Но душа мужчины глубока, её бурный поток шумит в подземных пещерах; женщина чует его силу, но не понимает её. -
Тогда возразила мне старушка: "Много любезного сказал Заратустра, и особенно для тех, кто достаточно молод для этого.
Странно, Заратустра знает мало женщин, и, однако, он прав относительно их. Не потому ли это происходит, что у женщины нет ничего невозможного?
А теперь в благодарность прими маленькую истину! Я достаточно стара для неё!
Завер...
Продолжение на следующей странцие...
