им ребенком смотрели телевизор в гостиной. Мать с
дочерью мыли на кухне посулу после ужина. Вдруг отец с сыном услышали громкий звон
посуды на кухне. Замерев, они некоторое время молча прислушивались.
- Это мама разбила тарелку.
- Откуда ты знаешь?
- Потому что она ничего не говорит.
Из кухни раздался звук разбитого стакана или чашки. - Вилли, - закричала мать из
гостиной. - Господи, что ты там делаешь на кухне?
- Ничего, уже все сделано.
Торговца из Новой Англии перевели в Калифорнию. Этот переезд уже неделю обсуждался
в доме. За день до отъезда его пятилетняя дочь стала молиться Богу:
- А сейчас, Господи, я вынуждена попрощаться навсегда, потому что завтра мы уезжаем в
Калифорнию.
Как вам удается сохранить детскую ясность видения и не поддаться угрозам взрослых?
Откуда у вас эта смелость?
Невинность - это и смелость, и ясность видения. Невинному нечего бояться. То же
касается и ясности видения, ибо нет ничего более ясного, более чистого, чем невинность.
Вопрос заключается в том, чтобы защитить свою невинность. Ее нельзя достигнуть. Ей
нельзя обучиться. Она - не проявление таланта, как в рисовании, музыке, поэзии,
скульптуре. Она скорее похожа на дыхание, с которым вы рождаетесь.
Невинность присуща природе каждого. Все рождаются невинными. Как можно родиться
иначе, чем невинным? Вы появились на свет как чистая доска, на которой ничего не
написано. У вас нет прошлого, только будущее. Вот что означает невинность. Вначале
попытайтесь понять все качества невинности.
Первое: есть только будущее. Вы приходите в мир невинным наблюдателем. Это касается
каждого, у всех один уровень сознания.
Вы спрашиваете как уберечь свою невинность, ясность видения от коррозии; откуда взять
смелость; как избежать унижений взрослого мира?
Я ничего не делал, очень просто, с самого начала... поэтому для меня этот вопрос ничего
не значит. Это просто произошло, и поэтому я не могу сказать, что заслужил это.
Это происходит с каждым, но вы начинаете интересоваться другими вещами. Вы
начинаете торговаться с миром взрослых. Они вам могут многое дать, а вы им лишь одно -
вашу целостность, самоуважение. У вас всего немного, есть только одно: назовите это
невинностью, разумностью, подлинностью. У вас есть только это.
Ребенок искренне заинтересован во всем, что он видит вокруг. Ему постоянно хочется то
этого, то того, а это - часть природы человека. Посмотрите на ребенка, даже на
новорожденного - и вы увидите, что он тянется ко всему, его руки хотят все пощупать, он
начал путешествие.
В этом путешествии он потеряет себя, потому что в мире за все надо платить. Бедный
ребенок не в состоянии понять, что он отдает такую ценность, что если на одну чашу
весов поставить весь мир, а на другую - его целостность, то она перевесит. Ребенок не
может знать об этом. В этом кроется проблема, ведь он имеет то, что просто имеет. Для
него это само собой разумеется.
Вы спрашиваете, как я сохранил свою невинность, свою ясность видения. А я ничего не
делал, просто с самого начала... я был одиноким ребенком, которого воспитывали
родители матери, рядом не было ни отца, ни матери. Бабушка и дедушка были одиноки и
хотели повозиться с внуком на старости. Родители были согласны: я был в семье старшим,
первенцем, и они отправили меня.
В детстве у меня не было никакой связи с семьей отца. Я помню пожилого дедушку и его
старого помощника, прекрасного человека, и еще бабушку. Вот эти трое... Разница в
возрасте была такая большая, что я чувствовал себя одиноким. Они не могли составить
мне компанию. Они старались изо всех сил подружиться со мной, но это было
невозможно.
Я оставался наедине с собой. Я не мог разговаривать с ними. У меня никого не было,
потому что в той деревне мы были самыми богатыми, а деревня была такая маленькая, не
более двухсот жителей, и такая бедная, что мне запрещали дружить с деревенскими
ребятами. Они были грязными, почти нищими. Невозможно было с кем-нибудь
подружиться. Это оставило большой отпечаток. Во всей моей жизни я никогда не был
кому-то другом. У меня никогда не было друзей. Да, знакомые были.
Одиночество в раннем детстве привело к тому, что я стал получать удовольствие от него.
Это не было проклятием для меня, наоборот, это стало счастьем. Мне нравилось быть
одному, я чувствовал самодостаточность, я был независим.
Я никогда не интересовался играми по той простой причине, что с детства мне не с кем и
не во что было играть. До сих пор вижу себя в детстве просто сидящим.
Наш дом стоял в красивом месте, прямо перед озером. На многие мили тянулось это
озеро, такое молчаливое, такое прекрасное. Лишь иногда тишину тревожили любовные
крики парящих белых журавлей: это было идеальное место для медитаций. А когда крик
нарушал тишину - любовный крик птицы, - то мне казалось, что после него тишина еще
больше усиливалась.
В озере было много лотосов, и я часами сидел в полном удовлетворении, как будто
окружающий мир меня совершенно не касался: лотосы, белые журавли, тишина...
Мои прародители хорошо знали, что я любил одиночество. Они видели, что у меня не
было никакого желания пойти в деревню, чтобы встретиться или поговорить с кем-то. Я
даже не хотел разговаривать: на их вопросы я отвечал односложно - да или нет. Итак, они
хорошо поняли, что я люблю тишину и очень старались не мешать мне.
Обычно ребенку говорят: "Не шуми, папа думает, папа отдыхает. Посиди тихонько". А у
меня в детстве все было наоборот. Поэтому я не могу ответить как и почему - просто так
случилось. Поэтому я отвечаю - так произошло, в том не моя заслуга.
Эти три пожилых человека постоянно обменивались между собой сигналами: не мешай
ему, ему так нравится. В конце концов они полюбили мою тишину.
У тишины свои вибрации, она заразительна, особенно не навязываемая ребенку тишина,
не та тишина, когда вы угрожаете: "Если будешь шуметь, я тебя проучу". Нет, это не
тишина. Она не сможет породить те веселые вибрации, о которых я говорю, когда ребенок
сам погружается в тишину, наслаждается ею без причин, его радость тоже не имеет
причин; такая тишина вызывает повсюду особые волны.
Необходимо, чтобы каждая семья училась у детей. Вы очень спешите обучать их. Никто у
них не учится, но им есть чему вас поучить. Вам же их учить нечему. Из-за того что вы
старше и сильнее, вы начинаете их подгонять под себя, не задумываясь о том, кто вы есть
на самом деле, чего вы достигли, каков ваш статус в мире духа. Вы бедны - и вы хотите
того же для ваших детей?
Никто не утруждает себя размышлением, иначе учились бы у детей. Дети несут в себе
очень многое из другого мира, ведь они только что появились. Они по-прежнему несут
тишину матки, тишину самого существования.
Совершенно случайно меня не тревожили целых семь лет, никто не приставал ко мне, не
готовил меня к миру бизнеса, политики, дипломатии. Мои близкие были заинтересованы
сохранить во мне мою собственную природу, особенно бабушка. Она является причиной
того - а какие-то мелочи влияют на все жизненные установки, - что я всегда с уважением
относился к женщинам.
Она была простой необразованной женщиной, но чрезвычайно чувствительной. Она четко
сказала дедушке и его слуге: "Наша жизнь нас никуда не привела. Мы по-прежнему
пусты, а смерть уже рядом. Давайте не будем давить или принуждать ребенка. Мы только
сделаем его таким, как мы. Пусть уж лучше остается самим собой".
Я чрезвычайно благодарен этой пожилой женщине. Дедушка начал проявлять
беспокойство о том, что рано или поздно его спросят: "Мы оставили вам ребенка, а вы его
ничему не научили".
Бабушка не допускала и мысли об этом, хотя в деревне был человек, который мог дать
мне основы арифметики, языка, географии. У него было четырехлетнее образование,
самое низкое в так называемом индийском начальном образовании. В деревне он был
самым образованным.
Дедушка пытался настаивать: "Он мог бы приходить и учить его. Он мог бы хотя бы
выучить алфавит, арифметику; и чтобы потом родители не говорили, что мы полностью
виноваты в том, что потеряны целых семь лет".
Но бабушка не сдавалась: "Пусть через семь лет делают что хотят. Семь лет пусть он
остается самим собой, и мы не будем вмешиваться". Ее аргумент был такой: "Ты знаешь
алфавит, и что из этого? Ты знаешь математику, и что? Ты заработал совсем немного, и ты
хочешь, чтобы он тоже так зарабатывал и жил как ты?"
На это старик ничего не мог возразить. Что же делать? Он был в затруднении, потому что
не мог спорить, но знал, что отвечать придется ему, а не ей, так как мой отец спросит:
"Что ты наделал?" Так бы оно и было, но, к счастью, он умер перед тем, как появилась
необходимость объяснять все отцу.
Мой отец часто говорил: "Старик виноват, он испортил сына". Но я уже подрос и твердо
отвечал: "Никогда не говори мне ничего плохого о моем дедушке. Он спас меня от твоего
воспитания - вот почему ты так злишься. Но у тебя есть другие дети - порть их. В конце
концов ты сам скажешь, кто испорчен, а кто нет".
У него были другие дети и их становилось больше. Я часто дразнил его: "Еще один - и
будет дюжина. Одиннадцать детей? Люди спросят: "Сколько детей?" Одиннадцать
выглядит несерьезно, а вот двенадцать впечатляет".
И в последующие годы я говорил ему: "Давай, давай, продолжай портить своих детей, а я
- дикарь, и им останусь".
Невинность - это то же самое, что и необузданность. Ясное видение - это то же самое, что
и необузданность. Каким-то образом я вырвался из тисков цивилизации.
А когда я вырос... На этом и настаивают люди: "Поскорее подчини себе ребенка, не теряй
времени, потому что потом будет поздно". Когда ребенок подрастет, подогнать его под
свои идеалы будет очень трудно.
Жизнь состоит из семилетних циклов. К седьмому году жизни ребенок уже достаточно
окрепнет, с ним уже ничего не поделаешь. Он уже сам знает, что ему делать и куда идти.
Он может уже и возразить. Он уже в состоянии отличить ложь от правды. В семилетнем
возрасте его ясное видение приобретает максимальную силу. Если не мешать ему эти семь
лет, то в этом возрасте он имеет такое четкое представление о жизни, что проживет ее без
тени раскаяния.
Я жил без раскаяния. Я пробовал вспомнить - не делал ли я когда-нибудь что-либо
постыдное. Я не имею в виду мнения людей, которые думают, что я делал только
хорошее. Не об этом речь: я никогда бы сам не смог назвать свои поступки плохими. Весь
мир может назвать что-то недостойным, а у меня есть все основания считать это
правильным, так и надо было поступать.
Беременность, рождение ребенка, младенчество
Если у просветленных нет детей, а неврастеники не годятся в родители, то когда же
можно заводить детей?
У просветленных людей нет детей, у неврастеников их не должно быть. Между ними и
располагается умственное здоровье: вы и не неврастеник, и не просветленный, а просто
умственно здоровый человек. Именно посередине - вот верное время для отцовства или
материнства.
Проблема в том, что неврастеники, как правило, многодетны. В своем неврозе они
стремятся создать вокруг себя атмосферу постоянной занятости. Делать этого нельзя, ибо
так они пытаются скрыть истинное положение вещей, а нужно смело встречать невроз и
преодолевать его.
Просветленному не нужно иметь детей. Он сам себя породил. Сейчас у него нет
необходимости давать жизнь еще кому-нибудь. Он сам себе и мать, и отец. Он сам себе
матка, и сам заново родился.
Однако между этими двумя состояниями, когда невроза нет, медитируя, вы становитесь
немного осознающими. Ваша жизнь - это не сплошной мрак. Свет не такой яркий, как
когда рождается Будда, но появляется слабый огонек свечи. В это время и надо заводить
детей, так как в этом случае вы сможете передать детям частицу своего осознания. В
противном случае чем вы их наградите? Своим неврозом.
Я слышал:
Отец привел своих восемнадцать детей на ежегодную выставку. Среди прочего там
экспонировался бык стоимостью восемь тысяч фунтов. Для того что...
Продолжение на следующей странцие...
