так называемыми религиозными предписаниями. В каждом монастыре есть и усердные труженики и бездельники-трутни. В больших монастырях, как и в крупных городах, имеется множество зданий и парков, которые иногда занимают немалую площадь. Можно сказать, что за высокими стенами таких монастырей живет своей жизнью целое общество.
Другие монастыри малы и в них насчитывается не более сотни монахов, живущих в одном здании. В удаленных местностях можно встретить монастырь, в котором обитает не больше десяти монахов. Таким образом, число живущих в монастыре может изменяться в широких пределах: от десяти до десяти тысяч. Монахи могут быть долговязыми и коротышками, толстыми и худыми, хорошими и плохими, вялыми и энергичными. Кроме того, монастырская дисциплина иногда походит на военную - это зависит от конкретного настоятеля. Он может быть добрым, рассудительным человеком, а может быть и тираном.
Я зевнул и вышел в коридор. Мое внимание привлек шелест, доносившийся из ниши. В тот же момент я увидел черный хвост, показавшийся между кожаными мешками с зерном. Это был кот, "охранявший зерно" и ловивший по ходу дела себе на ужин мышей. Через некоторое время я увидел его сидящим на мешке. С довольным видом он вытирал лапой усы и, казалось, улыбался от удовольствия.
Запели фанфары. Их звук раскатывался по гулким коридорам и эхом возвращался обратно. Под звуки множества шаркающих сандалий и шлепающих босых ног я направился во внутренний храм.
В этом помещении царили сумерки раннего вечера. Пурпурные тени метались по полу, освещая эбонитовые колонны. Окна были окаймлены золотом, и создавалось впечатление, что заходящее солнце своими лучами, словно длинными пальцами, пытается в последний раз приласкать нашу обитель. Клубящиеся облака фимиама распространялись повсюду, и когда солнечный луч, словно копьем, пронизывал их, казалось, что в один миг оживали мириады разноцветных пылинок.
Монахи, ламы и робкие послушники вошли в храм и заняли свои места. При этом, пересекая луч света, каждый из них становился причиной своеобразной цветной вспышки, отражавшейся в трепещущем воздухе. Здесь были золотые мантии лам из Поталы, шафранные и красные мантии остальных монахов, а также наши темно-коричневые одеяния и выцветшие одежды подсобных работников. Все сидели в одном ряду в традиционных позах. В связи с тем, что поврежденные ноги не давали мне возможности занять нужную позу, я расположился так, как мне было удобно. Чтобы не нарушать "общий порядок", я спрятался в тени рядом с колонной, утопающей в дыму от благовоний.
Оглядываясь по сторонам, я рассматривал собравшихся - среди них были и мальчики, и седовласые старцы. Эти люди пришли сюда, каждый руководствуясь своим пониманием преданности. Я думал о своей матери, которая не успела даже попрощаться со мной, когда - ах, как давно это было! - я уходил из дома, направляясь в Чакпори. Меня окружали одни мужчины. Интересно, как выглядят женщины? Я знал, что в других районах Тибета есть монастыри, в которых монахи обоих полов живут вместе, женятся и растят детей.
Клубился фимиам. Служба продолжалась. Сумерки сгущались, превращаясь в темноту, едва оживляемую мерцанием масляных ламп и тусклым тлением благовоний. Мужчины! Правильно ли то, что мужчины живут в монастыре без женщин? Интересно, какого мнения об этом сами женщины? Мне казалось, что у них одно любимое занятие - болтать о моде, прическах и прочих глупостях. Правда, иногда они могли еще становиться пугалами, намазывая себе на лицо какие-то краски.
Служба окончилась. Превозмогая боль, я поднялся на непослушные ноги и, держась за стены, чтобы не упасть, направился к выходу. Я вышел в коридор и пошел в спальню.
В открытое окно дул студеный ветер с Гималаев. Звезды ярко и холодно сияли в чистом ночном небе. Из окна подо мной доносился дрожащий голос:
- Вот Первая Благородная Истина о происхождении страданий: лишь страстное желание порождает новые перевоплощения...
Тут я вспомнил, что завтра и, возможно, в течение нескольких последующих дней известный индийский Учитель собирается прочесть нам несколько лекций по буддизму. Буддизм, который мы исповедуем в Тибете, - то есть ламаизм - отделился много веков назад от ортодоксального индийского буддизма почти так же, как единая христианская вера распалась на множество конфессий, среди которых можно назвать католицизм, лютеранство, православие и другие.
Подумав обо всем этом, я решил, что уже слишком поздно, и отошел от холодного окна.
Послушники вокруг меня уже спали. Некоторые из них храпели. Несколько человек без умолку болтали, наверное, о своем доме - эта тема была мне очень близка, и я тоже часто мысленно возвращался к ней. Несколько настойчивых юношей пытались практиковать "правильный" ламаистский сон и спали прямо в позе лотоса. Конечно же, у нас не было ни кроватей, ни матрасов. Пол был для нас и столом, и кроватью.
Дрожа от холодного ночного воздуха, я снял с себя мантию и закутался в одеяло, которое все тибетские монахи носят перекинутым через плечо и привязанным к талии. Осторожно, чтобы никого не потревожить, я опустился на пол. Свернутая мантия заменила мне по душку, и я крепко уснул.
Глава 2 Урок индийского буддизма
Эй, парень, слышишь меня, сядь правильно. Сядь как полагается!
Голос был похож на грохочущий гром. Две тяжелые руки шлепнули меня по ушам: по левому и по правому. На мгновение мне показалось, что зазвонили все гонги храма. В глазах зажглось столько звезд, сколько не увидишь и в самую ясную ночь. Рука схватила меня за отворот мантии, подняла в воздух и встряхнула с такой силой, с какой обычно в стряхивают пыльный коврик.
- Отвечай мне! Отвечай! - гремел сердитый голос.
Однако он не давал мне возможности ответить. Он только тряс меня, пока у меня не застучали зубы, а из складок мантии не вылетела и не покатилась по полу чашка для тсампы. И лишь тогда, когда на пол упала сумка с ячменем, а ее ремешок развязался и зерно рассыпалось по полу, этот свирепый человек отпустил меня. Он бросил меня на место, как тряпичную куклу.
Неожиданно меня окутала тишина, напряженная атмосфера ожидания. Осторожно приподняв мантию, я обнажил левую ногу: кровь тонкой струйкой текла из открывшейся раны. Тишина? Я поднял глаза. В дверях стоял Настоятель и смотрел на Свирепого Человека.
- Этот мальчик серьезно травмирован, - сказал он. - У него есть разрешение Высочайшего спать в удобной для него позе. Ему разрешено также отвечать на вопросы, не вставая.
Настоятель подошел ко мне, посмотрел на мои окровавленные пальцы и сказал:
- Кровотечение скоро остановится. Если этого не случится, сходишь в лазарет.
С этими словами он кивнул Свирепому Человеку и вышел.
- Я, - начал Свирепый Человек, - пришел из далекой матери-Индии, чтобы поведать вам правду о буддизме. Вы, живущие в этой стране, оторвались от наших принципов и образовали свое собственное течение - ламаизм. Я пришел рассказать вам настоящую Истину.
Он взглянул на меня так, словно я был его смертельным врагом. Затем он приказал, чтобы мне вернули мою чашку и пустой мешочек для ячменя. Пока другие выполняли его поручения и сметали рассыпанный ячмень, он все время ходил по комнате, высматривая очередную жертву. Он был высокий и худой, с очень темной кожей и огромным клювообразным носом. Он носил мантию старого индийского ордена и, казалось, презирал всех нас!
Индийский Учитель прошествовал в конец комнаты и поднялся на возвышающуюся платформу. Он аккуратно привел кафедру в соответствие со своими требованиями. Пошарив в жесткой кожаной сумке прямоугольной формы, он вытащил оттуда несколько красивых листов бумаги. Тонкая, размером в одну ладонь шириной и в две - длиной, она совсем не походила на толстые листы, которыми пользовались мы. Эта бумага была тонкой и почти такой же гибкой, как ткань. Его странная кожаная сумка очаровала меня. Она была невероятно гладкой, а в центре ее узкой части сверкал металлический предмет, который со щелканьем открывался, стоило только нажать на него. Кусочек кожи сверху служил удобной ручкой. Я решил, что когда-нибудь у меня будет точно такая же кожаная сумка.
Индиец шелестел своей бумагой и, строго хмурясь, рассказывал нам историю, которую все мы давно уже знали. С нескрываемым интересом я наблюдал, как его нос покачивался в такт словам, а брови образовывали дугу всякий раз, когда он косился на листок с записями. Что он нам рассказывал? О! Это старая, давно знакомая история.
"Две с половиной тысячи лет назад люди Индии были разочарованы своей религией. Индуистские жрецы были развращены и думали лишь о земных удовольствиях и личной выгоде. Пророки и предсказатели бродили по стране, предвещая несчастья и смерть.
Почитатели животных, убедившись в том, что животные лучше людей, стали поклоняться им как богам.
Более культурные индийцы - рассудительные люди, которых заботила судьба страны, - обратились к религии своих предков и глубоко задумались над жалким состоянием человеческой души. Одним из таких людей был индийский раджа, невероятно богатый и воинственный король. Он был обеспокоен и взволнован будущим своего единственного сына Гаутамы, который имел несчастье родиться в таком ужасном мире.
И отец, и семья - все желали, чтобы Гаутама был воспитан как принц-воин, а затем унаследовал королевство. Однако старый пророк, которого однажды пригласили во дворец, предсказал, что мальчик станет прославленным проповедником. Отца это поразило, потому что такая судьба казалась ему хуже чем смерть. В те времена было много случаев, когда молодые люди из высших слоев общества отказывались от комфорта и уходили - босыми, одетыми в лохмотья странниками - на поиски новой духовной жизни. Отец решил сделать все возможное, чтобы не дать сбыться пророчеству.
Гаутама был очень проницательным, чутким юношей, который, несмотря на все уловки отца, смог добраться до сути вещей. Аристократ по рождению и воспитанию, он тем не менее проявлял искреннее участие к подданным. Благодаря своему тонкому восприятию он скоро стал осознавать, что его неявно направляют, позволяя встречаться только со слугами и людьми его касты.
После предсказания отец отдал строжайшие распоряжения о том, чтобы его сын был постоянно огражден от зла и горя, которые царили в мире за пределами стен его замка. Мальчику было запрещено ходить на прогулку одному. Во время прогулок он находился под неусыпным присмотром нескольких человек, следивших, чтобы он не мог встретиться с тем, кто беден или страдает. Роскошь и только роскошь - таков был его удел. Все, что можно было купить за деньги, у него было. Все неприятное исключалось из его жизни.
Однако так не могло долго продолжаться. Гаутама был человеком духа, которого не могла удовлетворить отведенная роль. Однажды втайне от родителей и попечителей он улизнул из дворца и вместе с верным слугой выбрался за пределы стен замка. Первый раз в жизни он увидел, как живут люди других каст. Четыре события ввергли его в глубокие размышления, итогом которых впоследствии стало создание новой религии.
Сначала он увидел дряхлого старика, дрожащего от немощи и болезней. Опираясь на две палки, он едва мог передвигать свое тело.
Беззубый, ослепший от катаракты, старик отсутствующим взглядом уставился на принца. Первый раз в жизни Гаутама осознал, что старость приходит к каждому, что годы рано или поздно возьмут свое, и он тоже станет дряхлым и немощным.
Пораженный юный принц продолжил свой путь. Его ум посетили совершенно незнакомые и ужасные мысли. Однако тут произошло еще одно событие. Лошади замедлили ход, и смятенный взгляд Гаутамы случайно упал на фигуру человека, сидевшего у дороги, который стонал и раскачивался из стороны в сторону. Этот человек был весь покрыт гноящимися ранами. Измученный болезнью, он со стонами отрывал желтые струпья от своего тела.
Юный Гаутама был потрясен до глубины души. С болью в сердце - возможно, что и физической - он продолжал путь, задавая себе множество вопросов. Должен ли человек страдать? Приходит ли страдание ко всем? Неизбежно ли оно? Он посмотрел на слугу. Тот как ни в чем не бывало правил лошадью. "Почему он так спокоен?" -удивленн...
Продолжение на следующей странцие...
