да он снова раскрыл рот, на этот раз чтобы что-то сказать, я уже был далеко и ничего не слышал.
Я аккуратно свернул бумагу чистой стороной вовнутрь. Сунув ее за отворот мантии, я той же дорогой побрел обратно, цепляясь за крепкие кусты.
Выйдя на поляну, я снова остановился, чтобы перевести дыхание. На самом деле я сел на камень и некоторое время смотрел в сторону Серы на монастырь Роуз-Фене. Но, кроме обычного движения, я не видел ничего. Возможно, торговцев было немного больше, чем обычно, но человека, которого я ожидал увидеть, там не было.
Поднявшись на ноги, я продолжил путь наверх. Я вошел в маленькую дверь и принялся искать молодого ламу, который послал меня.
В комнате он был один. Было заметно, что он пытается собраться с мыслями. Я молча протянул ему три листа.
- О! Как долго! Ты что, сам делал эту бумагу? - спросил он.
Он взял листы, не сказав больше ни слова, даже не поблагодарив. Я повернулся и вышел, направившись в класс. Я думал, чем бы занять время, оставшееся до встречи с Наставником.
Глава 9 Приезд Наставника
Я стоял на крыше склада, возвышаясь над окружавшим меня пейзажем. Передо мной простиралась вся долина Лхасы, зеленая и прекрасная, с раскрашенными домами и синеющим Бирюзовым мостом. Вдалеке ярко сияла золотая крыша лхасского собора. Он стоял там уже много столетий. Позади меня сверкала Счастливая Река, а за ней возвышалась цепь гор с многочисленными плато, ведущими еще выше и проваливающимися в огромные ущелья и каньоны. Горы тянулись дальше в сторону Индии, захватывая часть Непала и часть Сиккима, простиравшиеся вдоль их фронта. Все это было привычным и хорошо мне знакомым. Сейчас все мое внимание было привлечено к Лхасе.
Внизу справа, почти прямо подо мной, находились Западные ворота - вход в город. Как всегда, место перед ними было заполнено нищими, выпрашивающими милостыню, путниками, которые надеялись получить благословение лам, и торговцами. Я стоял, прикрывая глаза от резкого света, и мог хорошо все видеть. До меня доносились возбужденные голоса:
- Подайте! Подайте во имя любви Его Святейшества! Подайте, и в минуту горя кто-то поможет и вам! Потом с другой стороны:
- О! Это стоящая сделка, всего десять рупий. Десять индийских рупий, и вы - обладатель этой прекрасной покупки. Вы никогда не увидите ничего подобного - времена меняются. Или знаете, что я вам скажу - вы мне нравитесь, пусть будет девять рупий. Вы даете мне девять рупий, забираете это, и мы расстаемся хорошими друзьями!
Паломники проходили по Кольцевой дороге. Некоторые из них падали ниц, поднимались и снова падали, словно такой особенный способ передвижения мог принести им спасение. Другие шли прямо, разглядывая расцвеченные иззубренные скалы, самую удивительную достопримечательность здешних гор. Когда они подходили ближе, я мог слышать их бормотание:
- Смотри, кто-то выглядывает с крыши. Наверное, это лама.
Это заставляло меня смеяться. Я - маленький мальчик, стоящий наверху в развевающейся мантии - казался им ламой. Нет. Еще нет. Но со временем я стану им.
Произнеся свое извечное: "Ом мани падме хум!", паломники уходили прочь. Торговцы пытались продать им свои амулеты, молитвенные колеса, брелоки и гороскопы. Большинство этих вещей было сделано в Индии и завезено сюда, но паломники не знали об этом, не знали они и того, что все эти предметы никогда не были благословлены в требуемой манере. Но разве не то же самое происходит во всех других странах и со всеми другими религиями? Торговцы повсюду одинаковы.
Я все всматривался со своего высокого насеста, всматривался в направлении Лхасы, стараясь проникнуть взглядом сквозь легкую дымку, вызванную сжиганием навоза. Погода стала заметно ухудшаться. Я посмотрел вверх и увидел над собой огромную снежную тучу. Я дрожал. Иногда в это время суток было слишком жарко, около сорока градусов по Фаренгейту, тогда как ночью температура падала иногда даже ниже нуля. Но в данный момент погода мало интересовала меня.
Я успокаивал себя, стараясь удержаться на локтях, положив их перед собой на стену. Я вглядывался до боли в глазах. Наконец мне показалось, что я увидел то, что желал. Я стал смотреть с еще большим воодушевлением и увидел приближающегося ламу в шафранной мантии. В ту же секунду я подскочил с такой энергией, что мои предательски слабые ноги подвели меня. Я шлепнулся на спину, опрокинутый ветром. Несколько секунд я не мог вздохнуть, затем опять поднялся на ноги и выглянул из-за стены. Но нет, обладатель шафранной мантии был не тем, кто мне нужен. Я смотрел на него, стремительно идущего в окружении своих спутников. Он вышел на Кольцевую дорогу, и я увидел, как путники расступаются перед ним и провожают его поклонами. Затем где-то через полчаса, проходя мимо, он взглянул вверх, увидел меня и сделал движения руками, которые я сразу понял. Это означало, что мой Наставник прибудет очень скоро.
Это было мило с его стороны, и я высоко оценил его доброту. Высокопоставленные ламы обычно не имеют привычки обращать внимание на малышей. У меня было много возможностей убедиться, что среди священников существуют разные люди, одни - холодные, совершенно аскетичные, отбросившие все человеческие эмоции; другие - веселые, всегда готовые прийти на помощь другому вне зависимости от его звания, возраста или положения в жизни, и, стоит сказать, они-то и были по-настоящему лучшими, по-настоящему аскетичными и праведными. Мне нравились люди, которые могли понять горести и страдания маленького мальчика.
Из высокого окна, до которого я еще никогда не добирался, потому что был всего лишь послушником, высунулась голова и посмотрела вниз. Лицо было усатым. Я почтительно склонил голову. Когда я поднял глаза, лицо исчезло. Некоторое время я стоял в раздумьях, я надеялся, что не доставил никому неудобства, забравшись на эту крышу. И, насколько я знал, не нарушил никаких правил. В последнее время я отчаянно старался вести себя так, чтобы ничто не могло отсрочить встречу с моим Наставником.
Вдали, у величественно высокого Чакпори, я видел монахов, занимающихся своими делами. Они шли вереницей вдоль стен, и я подумал, что, без сомнения, они воздают благодарность за очередной сноп трав, принесенных с высокогорья. Я понял: группа монахов недавно вернулась из удаленных уголков гор, где ежегодно проводится сбор целебных трав. Я надеялся, что вскоре смогу стать членом такой группы.
Вдалеке показался стелющийся шлейф дыма. Я увидел копошащуюся группу людей, по-видимому они заваривали чай, чтобы приготовить тсампу. Было видно, что это торговцы, среди них не было никого, одетого в цветную мантию, все - в серых скучных одеждах, и все - в своих меховых шапках.
Опять поднялся пронизывающий ветер. Внизу торговцы собирали свои пожитки и уходили в укрытие. Паломники для защиты от ветра прижимались к скалам. Нищие демонстрировали чудеса проворства, забывая о всех своих недугах, и разбегались прочь от приближающейся пыльной бури.
Долина Лхасы была чисто выметена бурями, которые, налетая crop, уносили за собой все. Только огромные камни оставались на месте. Пыль, песок, гравий - все улетало прочь. Но каждый горный ветер приносил сюда новую пыль и песок, порожденные огромными валунами, которые, раскачиваясь и опрокидываясь в горах, сталкивались друг с другом и разбивались, образуя мелкую пыль, разносимую потом ветром.
Внезапно поднявшийся ветер давил мне в спину, заставляя мою мантию прилипнуть к ней. Он давил так сильно, что я не мог пошевелиться. Я с трудом цеплялся за стену, пытаясь отыскать поручень и спуститься вниз. Я был словно бумажный ком. Ветру ничего не стоило поднять меня. Превозмогая боль, я подогнул колени и с большой осторожностью опустился, свернувшись клубком, защищая лицо и голову от каменной пыли.
С минуту ветер пронзительно выл, словно угрожая снести сами горы. Звук был даже громче наших фанфар. Вдруг в одно мгновение воцарилась удивительная, странная, абсолютная тишина - мертвое спокойствие. В этой тишине я внезапно услышал девичий смех, доносившийся откуда-то снизу, из кустов.
- О! - донесся до меня нежный голос, - не здесь, не в этом святом месте, это кощунство.
Опять смех - юноша и девушка вместе выпорхнули из кустов и направились к Западным воротам. Некоторое время я лениво наблюдал за ними, затем они скрылись с моих глаз, и я их больше никогда не видел.
Я стоял и опять всматривался поверх вершин деревьев в направлении Лхасы. Буря, оставив нас, перебралась туда. Ничего нельзя было разглядеть; я видел лишь большую тучу, которая накрывала все серым одеялом. Облако было бесформенным, оно быстро перемещалось, и создавалось впечатление, что там бежали два бога, держа за края серое одеяло.
Я продолжал смотреть. Стали показываться здания. Облако быстро отступало в долину, становясь меньше и меньше. Ветер терял силу и был уже не в состоянии тащить за собой пыль и тяжелые куски гравия.
Вскоре не стало видно ни малейшего облачка. Я протер глаза и продолжал наблюдение. Я так старался, словно мог увидеть то, чего не было на самом деле. В конце концов я увидел группу людей, появившихся из-за какого-то здания. Некоторые из них были одеты в шафранные мантии. Они были слишком далеко от меня, чтобы я мог разглядеть, кто это, но я знал - я знал!
Я смотрел, как зачарованный, мое сердце забилось быстрее, чем обычно. Маленькая группа людей приближалась, двигаясь медленно, величественно. Они приблизились ко входу на Бирюзовый мост и были укрыты от моего взора этим сооружением, пока снова не появились у другого конца.
Я старался разобрать, кто из них был кто. С невыносимой медлительностью они подходили все ближе. Мое сердце готово было выскочить из груди, когда я распознал в одном из них человека, которого ждал. Я попытался даже заплясать от радости прямо на крыше, но ноги не позволили мне сделать это. Я снова обхватил руками стену и тщетно пытался унять дрожь в своих конечностях, вызванную не столько слабостью, сколько возбуждением от происходящего.
Небольшая кавалькада приближалась, пока наконец не скрылась за высокими зданиями деревни Шо. Я слышал цоканье лошадиных копыт, шелест и трение упряжи и случайные скрипы кожаной сумки, зажатой, возможно, между лошадью и седоком.
Я стоял на цыпочках, стараясь быть выше и больше видеть. Вглядываясь поверх домов, я мог различить лишь головы всадников, медленно двигавшихся по тропинке в направлении главного входа. Внезапно один из путников посмотрел вверх, улыбнулся и помахал рукой. Я был слишком смятен, чтобы помахать в ответ. Я просто стоял, смотрел и дрожал, предвкушая радость будущей встречи.
Ламы обменялись несколькими словами, и вот уже второй взглянул вверх и улыбнулся. На этот раз я заставил себя изобразить дрожащее подобие улыбки - я был слишком охвачен эмоциями, бурлящими во мне, и отчаянно боролся с приступами плача.
Небольшая кавалькада поднималась все выше, приближаясь к главному входу в Поталу, как и было положено таким высокопоставленным людям. Я знал, что время встречи еще не пришло, потому что Наставник сначала отправится с докладом к Высочайшему. Затем, освободившись, он пойдет в свои комнаты в самой высокой части Поталы и после положенного перерыва обязательно пошлет кого-то на поиски меня.
Я соскользнул вниз со своего "насеста", отряхивая руки и колени, и оглядел себя, чтобы убедиться, что моя мантия достаточно чиста. Потом я подошел к маленькому чердаку на крыше, вошел внутрь и очень осторожно спустился по лестнице, ведущей вниз. Я должен быть полностью готов к тому, чтобы встретить посланника, ищущего меня. В первую очередь я хотел выглядеть настолько опрятно, насколько мог.
Наши лестницы были опасным приспособлением для того, у кого были повреждены ноги. Лестница представляла собой крепкое, хорошо отполированное бревно. С обеих сторон бревна были выемки. Тот, кто хотел подняться вверх, ставил левую ногу в выемку на левой стороне, затем правую - в выемку повыше на правой стороне и так продолжал подъем, обняв бревно коленями. Если человек был неосторожен, либо бревно установлено плохо, он просто скользил по нему, часто сопровождаемый бурным ликованием мальчишек.
Еще одна неприятнос...
Продолжение на следующей странцие...
