ной формы в другую, или, в конце концов, от формы к бесформенной жизни, окружающей землю.
Религиозный человек не только живет, но и умирает религиозно.
Человек искусства живет искусно, и не только живет искусно, но и умирает с великим искусством.
Один Мастер дзен спрашивал своих учеников - ему пришло время умирать, и он спросил:
- Прежде чем уйти, я хочу изобрести какой-нибудь необычный способ умереть. Вы знаете меня. Я не хочу ничего повторять, быть просто чьим-то последователем. Расскажите, есть ли какой-нибудь необычный способ смерти?
Один человек предложил:
- Может быть, вы умрете сидя в позе лотоса? Но другие сказали:
- Многие мудрецы умирали в позе лотоса, это не ново. Кто-то сказал:
- Вы можете умереть стоя.
Они обсуждали это так, как будто это просто игра - это и должно быть игрой - и кто-то стал возражать:
- Я слышал о мудреце, который умер стоя. Тогда кто-то еще предложил:
- Тогда остается только одно. Встаньте на голову! Умрите стоя на голове, я не думаю, что кто-нибудь еще делал это раньше.
Мастер сказал:
- Это мне нравится; ну, друзья, прощайте. Он встал на голову и умер.
Ученики растерялись. Они знали, что делать с мертвым телом, когда оно лежит на кровати, но они никогда не сталкивались с человеком, который встал на голову и умер. "Что нам с ним делать? Раз уж этот старик такой чудак, он мог бы нам сказать, что нам потом делать". Кто-то предложил:
- Его старшая сестра тоже великий Мастер. Она монахиня, живет возле монастыря. Лучше позвать ее, а то мы можем сделать что-нибудь не то, и нехорошо, если мы сделаем что-нибудь не то с нашим Мастером, когда он умер.
Один ученик побежал; сестра Мастера, еще старше, чем он, пришла в великом гневе и закричала от самых дверей:
- Он всю жизнь был хулиганом, он никогда не вел себя так, как должен вести себя человек. Но я никогда не думала, что он и умрет по-хулигански. Где он?
Толпа расступилась перед нею, и она сказал ему:
- Бокудзю, ты идиот! Ты стал просветленным, но не забыл свои проделки. Спускайся из этой позы и ложись на кровать, как положено!
Пришлось Бокудзю подчиниться; нельзя не послушаться старшей сестры. Люди не могли в это поверить. Они все проверили - он не дышал, сердце остановилось. Он вернулся, лег на кровать и сказал своей сестре:
- Ну, хорошо, можешь идти. Я умру, как положено.
Сестра ушла, и он умер, как положено.
Они снова проверили. Все было по-прежнему: ни дыхания, ни пульса. Этот человек, должно быть, ждал в четвертом состоянии, зная или наблюдая из глубины, что теперь будут делать его ученики. И наблюдая их в этом большом затруднении, он, наверное, был чрезвычайно доволен.
Умереть таким прекрасным образом, как будто вы играете, должно быть просто для всех тех, кто жил совершенно и тотально. Бокудзю и из смерти сделал прекрасный опыт, не только для себя, но также и для других.
... Так говорил Заратустра.
О ДАРЯЩЕЙ ДОБРОДЕТЕЛИ
Часть 1
4 апреля 1987 года
Возлюбленный Ошо,
О ДАРЯЩЕЙ ДОБРОДЕТЕЛИ часть 1
Скажите мне: как сделалось золото высшей ценностью? - Потому оно стало ей, что редкостно и бесполезно, и нежен блеск его; оно всегда дарит само себя.
Только как символ высшей добродетели стало золото представлять высшую ценность. Как золото светится взор у дарящего. ...
Редкостна высшая добродетель и бесполезна, она сияет и нежна в блеске своем: дарящая добродетель есть наивысшая.
Поистине, я разгадал вас, ученики мои: вы стремитесъ, подобно мне, к дарящей добродетели. ...
Жажда ваша в том, чтобы самим стать и даром, и жертвой: потому и алчет душа ваша вобрать в себя все сокровища.
Ненасытно стремится душа ваша к богатствам и драгоценностям, ибо ненасытна и добродетель ваша в своем желании дарить.
Вы притягиваете все вещи к себе и в себя, чтобы изливались они из родника вашего дарами любви.
Поистине, грабителем, стяжающим все ценности, должна стать дарящая добродетель; но здоровым и священным, называю я это себялюбие. ...
Вверх устремляется наш ум: он есть символ нашего тела, символ возвышения. Символы таких возвышений суть имена добродетелей.
Так проходит тело через историю - в становлении и в борьбе. А дух - что он для тела? Он - глашатай его битв и побед, товарищ и отголосок его.
Все наименования добра и зла суть символы: они не говорят, а только намекают, молча указывая. Глупец тот, кто в названиях ищет знания.
Будьте же внимательны, братья мои, в те часы, когда дух ваш заговорит притчами и символами: ибо тогда зарождается добродетель ваша.
Тогда тело возвышается и воскресает; своей радостью окрыляет оно дух ваш, и становится он творцом и ценителем, несущим любовь и благо всем вещам.
Когда переполненное сердце ваше волнуется и разливается, подобно потоку, и это - благо и вместе с тем опасность для живущих на берегу: тогда зарождается добродетель ваша.
Когда вы возвысились над похвалой и порицанием и воля ваша желает повелевать всеми вещами как воля любящего: тогда зарождается добродетель ваша. ...
Когда вы, начинаете желать одной волей и этот поворот от всего, что заботит вас, называете необходимостью: тогда зарождается добродетель ваша.
Поистине, она - новое добро и новое зло! Голос нового родника, доносящийся из глубин!
В ней могущество, в этой новой добродетели; она - господствующая мысль, осененная тонкой душой: золотое солнце, и вокруг него - змей познания.
...Так говорил Заратустра.
Люди всегда думали о значении добродетели, но ни один человек не вносил в мир добродетели такое измерение, как Заратустра. Добродетель всегда проповедовалась религиями как средство получить награду, как путь в рай, как способ стать любимчиком Бога, существования.
Но все эти религии придавали добродетели внешний смысл, наружный, а не тот, что растет изнутри. Заратустра открывает в слове "добродетель" внутренний смысл, точно так же, как распускаются цветы, и они глубоко связаны с корнями, с землей. Они неотделимы; у земли, может быть, и нет таких оттенков и ароматов, красоты; но все это скрыто в ней и выражается через цветы. Зерно добродетели внутри вас, оно не имеет ничего общего с какими-то наградами. Она сама по себе награда. Это не средство для достижения чего-то, она кончается сама в себе.
Заратустру нужно понять очень глубоко, потому что это понимание полностью изменит ваше представление о религиозной жизни, о духовной революции, о новом человеке, который будет религиозен без всяких религий; который будет религиозен без всяких целей; чья религиозность будет просто ароматом его внутреннего существа. И его добродетель будет делиться, раздаривать себя всему существованию.
Заратустра спрашивает учеников: Скажите мне: как сделалось золото высшей ценностью? - Потому оно стало ей, что редкостно и бесполезно, и нежен блеск его; оно всегда дарит само себя.
То, что он говорит о золоте, верно для высочайших добродетелей истины, красоты, добра, любви,
Размышляйте над каждым признаком, который он называет: оно редкостно, оно не общественно, оно уникально. В тот момент, когда добродетель становится общественной, она перестает быть добродетелью. Редкость, уникальность и то, что она не является общим достоянием - в самой ее природе. Если все в мире правдивы, правдивость больше не может быть добродетелью. Кто скажет, что это добродетель? Если сострадательность станет общим качеством всех людей, сострадание исчезнет из списка великих добродетелей. Другими словами, добродетели - это добродетели индивидуальностей, а не добродетели толпы.
А во-вторых, она бесполезна. Заратустра видит вещи так ясно, так прозрачно, так бескомпромиссно, что у него хватает смелости сказать, что добродетель бесполезна. Ибо все, что полезно - всего лишь средство достижения чего-нибудь еще. Полезное - всегда средство, никогда не цель.
Любовь не может быть средством. В тот миг, когда вы делаете из своей любви средство достижения чего-нибудь еще, это больше не любовь. Чтобы сохранить свою красоту, радость, аромат, любовь должна оставаться бесполезной. В тот момент, когда она становится средством, лестницей, чтобы подняться куда-то, чтобы достичь некоего конца, важным становится этот конец; любовь по сравнению с ним не важна.
Следовательно, у любви не может быть никакого конца - как и у истины, добра. Если сказать, что они бесполезны, это многих шокирует, ведь вы думаете, что в любви есть величайшая, наибольшая польза. Истина должна приносить самую большую пользу. Но вы не понимаете механику жизни: все полезное скатывается в более низкую категорию средств. Конечное всегда бесполезно.
Религии обсуждали это веками, но как ни странно, ни один человек за всю историю не спросил: "В чем польза Бога?" Если любовь должна быть полезной, если истина должна быть полезной, если добро должно быть полезным, если красота должна быть полезной, то в чем польза Бога? Бог должен быть самой бесполезной вещью в мире.
Это заденет так называемых религиозных людей; но, к счастью, Бога нет, и обижаться некому. Но если бы Бог существовал, Он бы обязательно был бесполезным, абсолютно бесполезным, ни на что не годным - потому что Он есть конец всего, но не средство для чего бы то ни было. Для человека, подобного Заратустре, добродетель заменяет Бога: быть добродетельным - значит быть религиозным. Но для обычных религий добродетель - средство, которым вы пользуетесь, чтобы достичь Бога, достичь самореализации, попасть в рай.
Но для Заратустры бесполезность - не предосудительное слово. В чем польза розы? Вы скажете: "Она красива", но какая польза в красоте? Какая польза в прекрасном закате, когда облака в небе становятся такими психоделичыми, такими разноцветными - как будто бы весь горизонт стал поэзией? Птицы возвращаются домой... какая может быть польза от такого заката? Он совершенно бесполезен. И художники знают об этом многие века. Поэтому они говорят: "Искусство для искусства". Оно заканчивается в себе самом.
И, в-третьих, нежен блеск его; оно всегда дарит само себя. Оно сияет, ему не нужны никакие украшения, оно абсолютно самодостаточно, оно расточает радость, рдея от счастья по одной только причине - что оно является само собой.
Заратустра начинает с того, что спрашивает учеников: почему золото стало высшей ценностью? И называет три причины: оно редкостно, бесполезно и сияюще.
Только как символ высшей добродетели стало золото представлять высшую ценность.
Это просто символ. Люди, познавшие высшую добродетель, искали символ, чтобы выразить ее. Золото в некотором смысле подошло как выражение, как обозначение высшей ценности.
Как золото, светится взор у дарящего.
И человек, который дарит свои добродетели другим, который раздает свои внутренние богатства, делится собой с другими - его глаза светятся, как золото. Их сияние, их блеск несравненны.
Редкостна высшая добродетель и бесполезна, она сияет и нежна в блеске своем: дарящая добродетель есть наивысшая.
Поистине, я разгадал вас, ученики мои: вы стремитесь подобно мне, к дарящей добродетели... Жажда ваша в том, чтобы самим стать и даром, и жертвой: потому и алчет душа ваша вобрать в себя все сокровища.
Наверное, никто другой не объяснял это так, как Заратустра - почему люди постоянно ищут истину или себя. Все великие учителя человечества звали людей на поиск: кто вы? Познайте себя. Но зачем?
Заратустра знает ответ. Познайте свои богатства, познайте свои сокровища, чтобы вы могли поделиться, чтобы вы могли подарить их другим. Найдите себя, чтобы отдать, ибо в момент, когда вы делитесь, вы превосходите обычную человечность, вы становитесь сверхчеловеком.
Обычный человек жаден, он нищий. Он все время копит, он никогда не отдает; он не знает языка отдачи - или радости отдачи. Он очень беден - ему известно лишь обыденное удовольствие получать. Получая - даже если вы получите весь мир - ваше удовольствие будет тривиальным; а если вы отдаете, вы можете отдать всего лишь розу, но радость ваша будет радостью императора.
Возможно, это самое блаженное переживание в мире - отдавать; а когда вы отдаете себя, когда вы отдаете нечто из своей сокровенной сущности, вы поистине отдаете.
Жажда ваша в том, чтобы самим стать и даром, и жертвой: потому и алчет душа ваша ...
Продолжение на следующей странцие...
