- было бы для
него невыносимым. Главное его наслаждение -- одолевать
препятствия, будь то препятствия материальные, как при
физическом труде и в житейских делах,-- или духовные, как в
науке и исследовании--все равно--борьба с ними и победа дают
счастье. Если нет повода к борьбе, человек как-нибудь создаст
его: в зависимости от своей индивидуальности он станет
охотиться, играть в бильбокэ или же, под влиянием
бессознательных свойств своей натуры, будет искать раздоров,
завязывать интриги, а не то ударится в мошенничество и в разные
гадости, лишь бы избавиться от невыносимого покоя. "Трудно при
праздности найти покой".
18) Путеводной звездой нашей деятельности должны быть не
однообразные фантазии, а ясно усвоенные понятия. Обычно бывает
обратное. При ближайшем исследовании мы убеждаемся, что в конце
концов решающий голос во всех наших делах принадлежит не
понятиям, не рассуждению, а именно воображению, облекающему в
красивый образ то, что оно желало бы нам навязать. Не помню, в
каком романе,--у Вольтера или Дидро,-- юному герою, стоявшему,
как Геркулес на распутье, добродетель всегда представлялась в
виде старого наставника, держащего в левой руке табакерку, а в
правой-- понюшку табаку и разглагольствующего о нравственности;
порок же -- в виде камеристки его матери. Особенно в юности
наши грезы о счастье облекаются в форму тех или иных образов,
сохраняющихся иногда в течение половины, а то и всей жизни. В
сущности, это лишь блуждающие огни, ибо как только мы достигаем
их, они тотчас же рассеиваются в ничто, и мы видим, что они не
могут дать нам того, что сулили. В мечтах этих нам рисуются
разные сцены из домашней, общественной, светской или
деревенской жизни, рисуются жилище, обстановка, знаки отличия
или уважения и т. п.-- "у всякого безумца своя фантазия"; к их
числу принадлежит часто и образ любимой женщины. Вполне
понятно, почему это так; все реально существующее, будучи
непосредственно, действует прямее и сильнее на нашу волю, чем
понятие, абстрактная мысль, дающая лишь нечто общее без
частного: а только это последнее и может быть
реально--потому-то чистые понятия и влияют косвенно на нашу
волю. Зато только понятие исполняет то, что обещало; доверие к
нему одному -- признак культуры. Правда, понятие иногда
нуждается в пояснении, в иллюстрации какими-либо образами,
однако cum grano salis.
19) Предыдущее правило следует подчинить более общему:
надо всегда господствовать над впечатлениями настоящего и
вообще всего реально существующего. Впечатления эти
несоразмерно сильнее мыслей и знаний, и не в силу своего
объекта и содержания, часто ничтожного, а благодаря форме,
благодаря своей реальности и непосредственности, влияющей на
наш дух, нарушающей его покой или колеблющей его принципы.
Нетрудно заметить, что все реально существующее действует на
нас сразу со всей своей силой, мысли же и доводы, напротив,
обдумываются по частям и для этого требуют времени и покоя, а
потому мы не во всякую минуту способны справиться с ними.
Вследствие этого, удовольствия, от которых мы по размышлении
отказались, продолжают дразнить нас, пока мы их видим; точно
так же суждение, в состоятельности коего мы убеждены,
оскорбляют нас, обида, заслуживающая на наш же взгляд только
презрения, сердит; точно так же десять доводов против
существования опасности перевешиваются кажущеюся ее
наличностью. Здесь сказывается врожденная неразумность нашего
существования. Женщины особенно часто подпадают влиянию
впечатлений, да и у немногих мужчин окажется такой перевес
разума, который охранял бы их от этого влияния. Если мы не
можем вытравить впечатление путем размышления, то самое лучшее
нейтрализовать одно впечатление другим--противоположным, напр.,
впечатлению обиды противопоставить посещение лиц, уважающих
нас, впечатлению грозящей опасности -- исследование средств к
ее предотвращению. Лейбниц (nouveaux essais, L. I, с.2, +11)
рассказывает, что одному итальянцу удалось вынести пытку
благодаря тому, что он, как решил заранее, ни на минуту, пока
его пытали, не выпускал из воображения вид виселицы, к которой
привело бы его признание; время от времени он восклицал "я вижу
тебя"; впоследствии он объяснил, что это относилось к виселице.
По той же причине очень трудно остаться непоколебимым в своем
мнении, когда все окружающие держатся противоположного мнения,
и действует сообразно этому--даже, если мы твердо убеждены в
своей правоте. Для бежавшего от преследователей и серьезно
хранящего incognito короля церемонные поклоны его верного
спутника -- хотя бы и с глазу на глаз -- составляют почти
необходимое утешение, без которого он мог бы усомниться в самом
себе.
20) Указав еще во II-ой главе на высокую ценность
здоровья, первого и важнейшего условия нашего счастья, я
приведу теперь несколько общих правил его сохранения и
укрепления.
Чтобы закалить себя, человеку необходимо, пока он здоров,
подвергать как все свое тело, так и отдельные его части сильным
напряжениям, утомлять его и приучать себя противостоять всяким
вредным влияниям. Но как только наступает болезненное состояние
всего тела или одного органа, следует немедленно перейти на
противоположный режим и всячески беречь и щадить свое больное
тело или орган; болящее, ослабленное тело непригодно для
закаливания.
Мускулы крепнут от усиленных упражнений, нервы, наоборот,
слабеют от этого. Следовательно, упражняя мускулы, отнюдь
нельзя делать того же с нервами. Точно так же глаза следует
оберегать от слишком сильного, особенно отраженного света, от
напряжения в потемках, и от продолжительного рассматривания
мелких предметов; уши -- от слишком громкого шума, особенно же,
мозг -- от вынужденного, слишком длительного или
несвоевременного напряжения; во время пищеварения он должен
отдыхать, так как тогда та самая жизненная сила, которая
созидает мысли в мозгу, напряженно перерабатывает пищу и
вырабатывает желудочные соки; точно так же мозгу необходимо
отдыхать при или после тяжелой мускульной работы. Двигательные
и воспринимающие нервы подчинены одним и тем же законам и, как
боль, ощущаемая в пораженном месте, гнездится, в сущности, в
мозгу, так и ходьба, и работа совершаются не ногами и руками, а
опять-таки мозгом, той его частью, которая через мозжечок и
спинной мозг возбуждает нервы этих органов и приводит их в
движение. Утомление, ощущаемое в ногах или в руках, так же
коренится, в сущности, в мозгу, почему и устают лишь те
мускулы, движение коих произвольное, т. е. исходит от мозга, и
не устают те, которые, как сердце, сокращаются непроизвольно.
Очевидно, что мозг должен страдать, если требовать от него
одновременно -- или со слишком малым промежутком времени -- и
мускульной деятельности, и умственного напряжения. Этому не
противоречит то, что в начале прогулки, или вообще при недолгой
ходьбе, умственная деятельность обычно повышается; дело в том,
что здесь еще не наступило утомление упомянутых частей мозга, а
с другой стороны легкая мускульная работа и ускоренное
благодаря ей дыхание, способствуют приливу к мозгу
артериальной, к тому же лучше окисленной крови. -- Особенно же
следует уделять должное время сну, необходимому для освежения
мозга; для человека сон -- то же самое, что для часов -- завод
(см. Мир как воля и представление, II). Это необходимое
количество сна тем больше, чем более развит и деятелен мозг; но
превышать эту норму -- значит даром терять время, так как сон
потеряет в интенсивности то, что он выигрывает в
продолжительности (см. Мир как воля и представление, II26).
Вообще надо хорошенько усвоить, что мышление есть органическая
функция мозга и потому, в отношении работы и покоя, аналогично
всякой другой деятельности. Как глаза, так и мозг портятся от
чрезмерного напряжения. Правильно замечено: мозг мыслит так же,
как желудок варит. Ошибочное представление о нематериальном,
обособленном и постоянно, в силу своего существа мыслящем, а
потому никогда не устающем духе, помещающемся в мозгу и ни в
чем решительно не нуждающемся -- вовлекло многих в неразумную
жизнь, притупившую их душевные силы; Фридрих Великий пробовал,
напр., вовсе отвыкнуть от сна. Профессора философии отлично
сделали бы, если бы перестали поощрять это практически пагубное
безумие своей философией, притязающей на абсолютную
непогрешимость. Надо отвыкнуть видеть в душевных актах одни
лишь физиологические функции и сообразно с этим и обращаться с
психическими силами -- щадить или напрягать их; надо помнить,
что всякое телесное страдание, недомогание, расстройство, где
бы оно ни случилось, отражается на психике. Особенно убеждает в
этом труд Кабаниса: "Des rapports du physique et du inoral de
l'homme".
Невыполнение этого совета -- это и есть та причина, по
которой многие выдающиеся умы и ученые впадали к старости в
слабоумие, в детство, а то и сходили с ума. То, напр., что
знаменитые английские писатели XIX века как Вальтер Скотт,
Водсворт, Southy и др. к старости, уже к шестому десятку
тупели, теряли умственные способности, впадали в слабоумие, --
это, без сомнения обусловлено тем, что все они, соблазненные
высоким гонораром, стали смотреть на свое творчество, как на
ремесло, т. е. писать ради денег, а это влекло за собой
чрезмерное напряжение; тот, кто запрягает своего Пегаса в ярмо
или подгоняет свою музу кнутом, тот столь же дорого заплатит за
это, как тот, что чрез силу будет поклоняться Венере. По-моему,
и Кант в преклонном возрасте, уже после того, как он стал
знаменитым, переутомил себя и благодаря этому за 4 года до
смерти впал во второе детство.
Каждый месяц в году оказывает особенное и
непосредственное. т. е. независящее от погоды влияние на наше
здоровье и вообще на все самочувствие, как физическое, так и
духовное.
В. О нашем поведении по отношению к другим
21) Чтобы хорошо прожить свой век, полезно запастись
изрядной мерой осторожности и снисходительности; первая
охраняет от вреда и потерь, вторая--от споров и ссор.
Кому приходится жить с людьми, тот не имеет права
отворачиваться от той или иной индивидуальности, раз она
определена и дана природой, какой бы жалкой, дурной или смешно"
она ни была. Надо признать ее за нечто непреложное, нечто
такое, что в силу вечных, метафизических законов должно быть
таким, каким оно есть; в худшем случае надо сказать себе: "и
такие чудаки необходимы". Действуя иначе, человек поступает
несправедливо и вызывает противную сторону на смертный бой. Ибо
никто не может изменить своей индивидуальности -- своего
нравственного характера, умственных сил, темперамента,
физиономии и т. д. Если мы осудим решительно все существо
данного человека, то понятно, ему придется начать с нами
безжалостную борьбу; ведь мы готовы признать за ним право на
существование лишь под тем условием, чтобы он стал другим,--а
измениться он не может. Поэтому, живя с людьми, мы должны
признавать каждого, считаться с его индивидуальностью, какова
бы она ни была, и думать лишь о том, как использовать ее,
сообразуясь с ее свойствами и характером,--отнюдь не надеясь на
ее изменение и не осуждая ее за то, что она такова27. Именно
таков смысл слов: "leben und leben lassen" (жить и давать жить
другим). Однако, это не так легко, ...
Продолжение на следующей странцие...