агодаря особому способу, которым она активно свертывает целое и, следовательно, все остальные части. Ее фундаментальные качества и деятельность, как внутренняя, так и внешняя, сущностно важны для того, чем она является, и таким образом понимаются как в основе своей определенные во внутреннем отношении, а не в изоляции и внешнем отношении.
Это внутреннее отношение наиболее непосредственно испытывается в сознании. Содержание сознания каждого человеческого существа -- это, очевидно, свертывание всеобщности существования, физического и ментального, внутреннего и внешнего. Это свертывание активно в том смысле, что оно фундаментальным образом входит в ту деятельность, которая сущностно важна для того, чем является человек. В соответствии с содержанием своего сознания он действует, правильно ли это или неправильно. Каждое человеческое существо, следовательно, связано со всеобщностью, включая природу и все человечество. Oнo, следовательно, также внутренне связано с другими человеческими существами. Насколько тесна эта связь, еще предстоит исследовать. Далее я скажу, что квантовая теория подразумевает, что в конечном итоге отношение части и целого -- материи вообще -- понимается сходным образом.
И, вероятно, мне следует здесь добавить, что в каждом под-целом существует опрелеленное качество, которое не появляется из частей, но помогает организовать эти части. Поэтому скрытый порядок не отрицает значения частей или под-целых, но, скорее, относится к ним по-своему как к относительно стабильным, независимым и автономным. Целостность рассматривается как первоначальная, в то время как части -- вторичны в смысле того, чем они являются, и то, что они делают, может быть понято только в свете целого.
Я мог бы подытожить это в таком принципе: Целостность целого и частей.
И в противоположном принципе: Частичность частей и целого.
Оба эти принципа имеют место. Но я сделаю допущение: Необходимость выделить целостность целого и частей.
Допушение это необходимо, поскольку нам следует быть осторожными и не допускать целостности слишком сильно, иначе мы просто создадим оппозицию чему-то, что совершенно действительно, а именно -- механицизму в ограниченной области. Разница не в том, включены ли части, а в том, чему дается первоначальное ударение. Это скорее похоже на музыкальную композицию, где все значение целиком зависит от того, какая тема играет основную или преобладающую роль, а какая -- подчиненную или второстепенную. Это основная черта связи на метафизическом уровне. До некоторой степени это форма искусстра. Вы не можете получить точной связи -- она скрытая или невысказанная, в зависимости от того, что передается. И, следовательно, форма, в которой она осуществляется, имеет первостепенное значение. Форма должна соответствовать содержанию.
Существует опасность в том, чтобы видеть механицизм только разрушительным и говорить, что мы должны обсуждать только целое. Ибо это тоже частичный взгляд и, фактически, просто еше одна форма механицизма. Поэтому мы лишь спрашиваем: Что именно мы, в конце концов, подчеркиваем? Но, конечно, если вы не хотите заниматься метафизикой, которая является воззрением на природу реальности в целом, то вам не нужно подчеркивать ни один из принципов. Вы скажете, что собираетесь просто принять два эти принципа за практические и применять их, где бы вы ни считали это подходящим. Тогда они становятся максимами, могущими применяться тут или там. Вы выбираете свою максиму в соответствии с тем, где она срабатывает. Однако, по мере продвижения мы увидим, что такое отношение не может поддерживаться неопределенно долго, и что в конечном итоге нам придется столкнуться с одним из этих принципов как с основной темой, а со вторым -- как с подчиненной.
Этот подход целостности мог бы помочь завершить далеко заводящую и всепроникающую фрагментацию, возникающую из механистического мировоззрения. Дальнейшее понимание природы такой фрагментации можно получить, спросив, какова разница в значении слов "часть" и "фрагмент". Часть, как я сказал, -- механическая ли, органическая -- внутренне связана с целым, для фрагмента же это не так. Как указывает латинский корень, и как видно из родственного английского слова fragile (хрупкий), "фрагментировать" -- это ломать или разбивать. Ударить по часам молотком -- значит, произвести не части, а фрагменты, разделенные так, что они перестают быть значимо связанными со структурой часов. Если вы разрежете тушу животного, как в мясной лавке, то получатся не части животного, а снова фрагменты. И вот что я пытаюсь сказать: мы обладаем способом мышления, который скорее производит незначимые поломки и фрагменты, а не видит должные части в их связи с целым.
Конечно, существуют области, где должно производить фрагменты. Если вы можете толочь камни, чтобы изготовить бетон, это нормально. Существуют вещи, которые должны быть разломаны на фрагменты. Но здесь мы в самом общем виде обсуждаем недолжный вид фрагментации, который возникает, когда мы расцениваем части, являющиеся в нашей мысли как первоначально и независимо существующие составляющие всей реальности, включая нас самих, -- то есть, что нашим мыслям соответствует нечто в реальности. Тогда такое мировоззрение, как механицизм, в котором все существование рассматривается как созданное из таких вот элементарных частей, будет сильно поддерживать этот фрагментарный способ мышления. А это, в свою очередь, выражает себя в дальнейшем мышлении, которое поддерживает и развивает подобное мировоззрение. В результате этого общего подхода человек, в конечном итоге, прекращает придавать разделениям значение просто удобных способов мышления, указывающих на относительную независимость или автономию вещей, а вместо этого начинает видеть и ощущать самого себя составленным не из чего инoro, как отдельно и независимо существующих компонентов.
Ведомый таким воззрением, человек тогда действует так, чтобы попытаться разломать себя и весь мир, чтобы всё, кажется, соответствовало бы такому способу мышления. Поэтому он получает очевидные доказательства своему фрагментарному самомировоззрению, но не замечает, что это он caм, действуя согласно способу своего мышления, воссоздал ту фрагментацию, которая теперь, кажется, обладает автономным существованием, независимым от его воли и желания.
Фрагментация, следовательно -- это отношение разума, обрекающее разум на то, чтобы расценивать разделение между вещами как абсолютное и окончательные, а не как способы мышления, обладающие относительным и ограниченным диапазоном полезности и действенности. Это приводит, следовательно, к общей тенденции разламывать вещи незначимым и недолжным образом в соответствии с тем, как мы думаем. Значит, это очевидно и внутренне деструктивно. Например, хотя все части человечества фундаментально взаимозависимы и взаимосвязаны, первоначальное и доминирующее значение, придаваемое различию между людьми, семьями, профессиями, нациями, расами, религиями, идеологиями и так далее, не позволяет человеческим существам работать вместе ради общего блага или, хотя бы, ради выживания.
Когда человек думает о себе таким фрагментарным образом, он неизбежно будет склонен видеть в первую очередь себя -- собственную персону, собственную группу; он не может всерьез думать о себе как о внутренне связанном с целым человечеством и, следовательно, -- со всеми остальными людьми. Если даже он попытается поставить на первое место человечество, то, возможно, о природе он будет думать как о чем-то слишком ином, чтобы исследовать ее ради удовлетворения каких бы там ни было своих желаний в этот момент. Сходным же образом, он будет считать тело и разум независимыми актуальностями -- как мысль и чувство, и так далее -- и он начинает думать, чтобы разделить их, чтобы относиться к ним по отдельности. Физически это неблагоприятно для общего здоровья, что означает целостность, а ментально -- для здравого ума, что означает то же самое. Это видно, я думаю, из постоянно растущей тенденции ломать психику в неврозах, психозах и так далее.
Итак, чтобы подвести этому итог, фрагментарное мышление способствует появлению реальности, которая постоянно разламывается на беспорядочную, дисгармоничную и деструктивную частичную деятельность. Следовательно, представляется разумным исследовать предположение, что способ мышления, который начинается из наиболее возможного всеобъемлюшего целого и спускается до частей как под-целых таким образом, как это свойственно действительной природе вещей, поможет воссоздать иную реальность -- болee гармоничную, упорядоченную и творческую. И здесь, в этой беседе я попытался показать, что физика обеспечивает этому некоторое оправдание. А на самом деле это более оправдано, нежели механистический взгляд -- если вы сильнее углубитесь в физику. Но, конечно, прежде, чем вещи нaчнут от этого на самом деле меняться -- от того, что мы станем думать иначе, -- эта мысль должна глубоко внедриться в наши намерения, действия и так далее, во все наше существо. То есть, нам на самом деле придется иметь в виду то, что мы говорим. Для этого потребуется действие, выходящее далеко за пределы того, что мы только что обсудили. Дело в том, что ваши мировоззрения -- на самом же деле самомировоззрение, поскольку оно включает в себя и вас -- невообразимо влияет на вас. Даже у людей, которые не считают, что у них есть самомировоззрение, оно наличествует невысказанно. И общее преобладание механицизма помогло установиться фрагментации. Однако, факт тот, что даже когда люди придерживались органистической точки зрения в Древней Греции, они тоже фрагментировали, поэтому там тоже не все так просто. Самомировоззрение должно быть осторожно прослежено до самого вопроса о разделении разума и материи целиком, чтобы выяснить, как появляется фрагментация. Такая фрагментация не происходит из одних лишь философских воззрений, но философские воззрения могут либо поддерживать, либо опровергать ее. Но, разумеется, для того, чтобы понять весь этот вопрос, потребуется гораздо больше.
?: Вы слышали о работе Мэри Дуглас, социоантрополога? Она много занималась исследованиями того, насколько трудно нам выбраться из плена собственных категорий. Она утверждает, что всякий раз, когда мы переступаем границы категорий, это высвобождает поллюцию. Звучит нечто вроде сигнала тревоги, как бывает, когда ломаете саму систему. Она утверждает, что всякий раз, когда мы производили те формы, которые составляют наши классификации, они быстры энергией, а когда мы пытаемся идти против них, за этим следует что-то ужасное.
БОМ: Да, так может быть. Видите ли, формы, имеющиеся в нашем мировоззрении, изменяются с громаднейшей энергией, и подразумевается, что когда это мировоззрение ставится под сомнение, скажем, научным мировоззрением или религиозным, может произойти грандиозный взрыв, и люди будут сражаться за него до смерти, правильно? Тем не менее, подвергать сомнению эти мировоззрения может быть необходимо, если они неверны. В этом есть риск, но, возможно, еще больший риск -- в том, чтобы этого не делать, поскольку если мы будем продолжать жить с раз навсегда установленным, негибким миророззрением, то это подведет нас к самому краю бездны, правильно? Как мы приближается к нему ныне.
?: У меня такое впечатление, что то, о чем вы говорите, -- это в значительной степени всепроникающее смятение: мы перемешиваем фрагменты и думаем, что они -- целое, а затем и ведем себя так, будто они -- целое.
БОМ: Да, и это -- потому, что каждая часть в нашей мысли соответствует под-целому; но если брать глубже, поскольку мы принимаем эту мысль за точное представление реальности, то мы навязываем ее реальности, за которую она, в общем, держаться не будет. Поэтому пытаясь навязать эту мысль реальности жестко, мы начинаем пытаться реальность сломать.
Если бы я думал, что вот этот кусочек мела сделан из двух частей, и двигал бы им, то, конечно, обе части двигались бы вместе; но если бы я продолжал настаивать на том, что он сделан из двух частей, мне бы пришлось сломать его, чтобы он и стал двумя частями. Теперь вы видите: если мы говори...
Продолжение на следующей странцие...
