дущегося голодного гепарда, или нечаянно наступлю в темноте на кобру, которая свернулась кольцами на земле, или мои сандалии наткнутся на скорпиона, смертоносное маленькое белое чудище. Но сразу же я стыжусь таких мыслей рядом с бесстрашным йогом, покоряясь его защищающей ауре, которая, по моим ощущениям, окутывает меня.
Странный хор природы, который начинается в Индии с рассветом, соперничает с еще более странным хором при наступлении ночи. Шакал тявкает в отдалении, эхом приходит ужасный рык дикого зверя, а когда мы приближаемся к озеру между нашими домами и нам пора расходиться, кваканье лягушек, шорохи ящериц и летучих мышей достигают наших ушей.
Утром я открываю глаза навстречу солнечной вселенной, а сердце - ее солнечному посланию.
***
Мое перо может бесконечно рассказывать и о живописной жизни вокруг меня, и о беседах с Махарши, но пора заканчивать эту хронику.
Я внимательно изучал мудреца и неизменно видел в нем дитя далекого прошлого, когда открытие духовной истины считалось не менее ценным, чем открытие золотого рудника сегодня. Во мне все сильнее крепнет чувство, что в тихом укромном уголке Южной Индии я следую за одним из последних духовных сверхлюдей Индии. Спокойная фигура мудреца как бы приближает легендарные фигуры древних Риши этой страны. Чувствуется, что самая удивительная часть этого человека скрыта. Ускользают самые глубины его души, которые, как подсказывает мне инстинкт, отягощены грузом великой мудрости.
Время от времени он по-прежнему странно отстранен, в другой раз доброе благословение его внутреннего великодушия привязывает меня к нему стальными обручами. Я научился покоряться загадке его личности и принимать его таким, какой он есть. Но хотя он хорошо защищен от внешних соприкосновений, любой найдет нить Ариадны, если пойдет по его внутренней тропе, ведущей к духовному соприкосновению. Он нравится мне. Ибо он прост и скромен, хотя атмосфера подлинного величия ощутимо окружает его. Ибо он не намекает на оккультные силы и иерофантическое знание, дабы поразить склонную к мистике натуру его соотечественников. И он начисто лишен любых следов претенциозности, твердо отвергая все усилия канонизировать его при жизни.
Мне кажется, что присутствие такого человека, как Махарши, обеспечивает историческую преемственность в получении божественного послания, недоступного всем нам. И необходимо признать, что такой мудрец приходит открыть нечто, ничего не доказывая нам. В любом случае, его учения сильно притягивают меня, ибо его личное отношение и практические методы абсолютно научны на свой манер. Он не ссылается на сверхъестественную власть и отрицает слепую религиозную веру. Высокая духовность Махарши и рациональный подход его философии отзываются лишь слабым эхом в вон том храме. Даже слово "Бог" редко слетает с его губ. Он избегает темных и спорных вод волшебства, где столько многообещающих путешествий закончились кораблекрушениями. Он просто ведет путем самоанализа, которым можно заниматься безотносительно любых древних и современных теорий и верований, и этот путь в конце концов приведет человека к истинному самопознанию.
В процессе этого самораскрытия я стараюсь стать простым цельным существом. Снова и снова я сознаю вторжение ума Махарши в мой ум, хотя мы ни слова не говорим друг другу. Тень скорого отъезда висит над моими стараниями, и я оттягиваю его, пока плохое здоровье вновь не вступит в игру, ускоряя бесповоротное решение уйти. Глубокая внутренняя потребность привела меня сюда, и она достаточно крепка, чтобы ниспровергнуть жалобы больного тела и усталого мозга, заставляя меня поддерживать пылкую настойчивость. Но нельзя долго отвергать Природу, и вскоре мне неминуемо угрожает физический упадок сил. Духовно моя жизнь приближается к наивысшему пику, но - странный парадокс! - физически она соскальзывает до самой низкой точки. За несколько часов до последней встречи с Махарши меня колотит крупной дрожью, а лоб покрывается испариной с ненормальным обилием пота - это первые предвестники лихорадки.
Я поспешно возвращаюсь с осмотра потайных святилищ великого храма и вхожу в зал, когда вечерняя медитация уже наполовину прошла. Я тихо опускаюсь на пол и сразу принимаю обычную медитативную позу. Несколько секунд я собираюсь и с закрытыми глазами привожу сумятицу мыслей к устойчивому центру, упорно направляя сознание внутрь.
Образ сидящего Махарши ярко плывет перед моим мысленным взором. Следуя его постоянным советам, я пытаюсь прорваться сквозь картинку ума в нечто бесформенное, его реальное существо и внутреннюю природу, его душу. К моему удивлению, стремление увенчалось почти мгновенным успехом, и картинка исчезла, оставив меня просто с ощущением его близости.
Вопросы ума, которые отмечали большинство моих первых медитаций, в последнее время исчезают. Я неоднократно, по очереди, спрашиваю сознание о физических, эмоциональных и умственных чувствах, но не удовлетворенный в поиске себя, оставляю их. Теперь я посылаю сознание к его центру, стремясь познать начала. И наступает наивысший момент. В неподвижной концентрации мой ум тянется внутрь себя, а границы реального мира начинают размываться. Я окружен на время полной пустотой и прихожу в уме к пустой стене. И всеми силами поддерживаю сосредоточенное внимание. Но как трудно оставить ленивое безделье нашей поверхностной жизни и привести ум к высшей точке концентрации!
Нынче ночью я быстро взлетаю к этой точке, едва столкнувшись с постоянной последовательностью мыслей - обычной прелюдией к этому достижению. Новая и властная сила динамично действует в моем внутреннем мире и ведет внутрь с неослабной скоростью. Первая великая битва закончена почти без удара, приятная счастливая легкость достигает высшего напряжения.
Потом я отстраняюсь от рассудка, сознающего, что он думает, ибо интуиция предупреждает меня, что это просто инструмент. Я наблюдаю за этими мыслями со странным отчуждением. Доселе я обычно гордился мыслительным процессом, но теперь бегу от него, ибо понимаю с изумительной ясностью, каким его бессознательным пленником был. Приходит внезапное желание стать вне интеллекта - и только быть. Я хочу проникнуть куда-то глубже мысли. Я хочу узнать чувство освобожденного от постоянного рабства ума, но сделать это с ясным пониманием и сознанием.
Очень любопытно стоять в стороне и наблюдать за мыслительным процессом, словно есть что-то еще; видеть, как возникают и исчезают мысли; а еще необычнее интуитивно понимать, что собираешься проникнуть в скрытые мистерии самых глубоких тайников души человека. Я чувствую себя Колумбом, открывающим неизвестные земли на карте континента. Полностью подвластное ожидание тихо трепещет во мне.
Но как отстраниться от вековой тирании мыслей? Я вспоминаю постоянные советы Махарши - не стараться силой остановить мысль. "Ведите мысль к ее первоисточнику, - говорил он неизменно. - Следите в самораскрытии за собой истинным, и ваши мысли умрут сами". И, чувствуя, что нашел источник начала мышления, я отдаюсь состоянию, которое приводит мое внимание к этой точке, окружая меня полной пассивностью, но продолжаю напряженное наблюдение, как змея за жертвой.
Это уравновешенное состояние царит, пока я не открываю истину предсказания мудреца. Волны мысли начинают естественно пропадать. Работа логики и рационализма нисходит к нулю. Я захвачен странным ощущением. Время головокружительно несется, а антенна моей интуиции быстро достигает неизвестного. Телесные чувства как бы исчезают: я больше не слышу, не чувствую, не помню - и понимаю, что в любой миг стану вне сущего, на самой границе мировой тайны...
Наконец это происходит. Мысль гаснет подобно задутой свече. Интеллект возвращается на реальную почву, и работа сознания не расстроена мыслями. Я постигаю то, в чем когда-то сомневался, несмотря на смелые утверждения Махарши. Ум поднимается к трансцендентальному источнику. Ум полностью отрешен, как в глубоком сне, но нет и толики потери сознания. Я остаюсь всецело спокоен и полностью сознаю, кто я и что происходит. Однако мое сознание выходит из узких рамок отдельной личности, оно превращается в нечто наивысшее и всеобъемлющее. "Я" еще существует, но оно изменено и лучезарно. Ибо нечто, значительно превосходящее мелочность личности этого "Я", глубокая божественность, поднимается в сознании и становится "мы". И тогда возникает изумительное и новое чувство абсолютной свободы, ибо мысль, подобная вечно снующему челноку ткацкого станка, освобождена от тиранического движения и выходит из тюрьмы на открытый воздух.
Я нахожусь за краем мирового сознания. Планета, которая так долго давала мне приют, исчезает. Я посреди океана пылающего света. Это - скорее чувствую, чем осознаю, - первичная материя, из которой созданы миры, первичное состояние вещества. И этот океан тянется несказанно бесконечным и невероятно живым космосом.
Я вдруг познаю смысл мистической вселенской драмы, разыгранной в космосе, которая вернулась теперь к первоначальной точке моего существа. Я, новый "Я", отдыхаю в подоле священного благословения. Я выпил платонический кубок Леты, и вчерашние горькие воспоминания и тревоги завтрашнего дня исчезли совершенно. Я достиг божественной свободы и почти невероятного блаженства. Мои руки с любовью обнимают все мироздание, ибо я понял глубоко и искренне, что узнать все - это не просто простить все, а полюбить все. Мое сердце возрождено в восхищении.
Как описать все произошедшее со мной потом, слишком тонкое для прикосновения моего пера? Однако звездные истины, узнанные мною, можно перевести на земной язык, и мои усилия не будут тщетными. И я пытаюсь хотя бы приблизительно вернуть воспоминания удивительного архаичного мира, что тянется без путей и без дорог за гранью человеческого разума.
***
* Человек - существо возвышенной природы. Более великое Бытие, нем его мать, вскормило его. В мудрейшие свои мгновения он может осознать это.
* Некогда в далеком прошлом человек принес клятву возвышенной преданности и гулял вместе с богами в тюрбане божественного великолепия. Пусть ныне мир деянии взывает к нему с настоятельной просьбой, и он отвечает на нее, но есть и не забывшие эту клятву, и человек вспомнит о ней в надлежащий час.
* Нечто в человеке принадлежит к вечному первородному источнику. Он почти полностью отрицает себя истинного, но его отказ не повлияет и не изменит это сияющее величие. Человек может забыть о нем и всецело забыться в чувствах. Но однажды оно протянет руку и коснется его, и тогда человек вспомнит, кто он, и откроет свою душу.
* Человек не ценит себя истинного, ибо потерял божественное чувство. Поэтому он бежит за мнением другого человека, хотя мог бы получить полную духовную ясность внутри себя самого. Сфинкс обозревает неземной ландшафт. Его немигающий взор всегда направлен внутрь, и тайна его непостижимой улыбки - самопознание.
* Человек смотрит внутрь себя и постигает только неудовлетворительную бренность, тьму и страх, но не нужно кривить губы в усмешке сомнения. Пусть он смотрит глубже и дольше, и тогда он осознает слабые знаки и подобные вздоху намеки в тишине своего сердца. Пусть он внимательно отнесется к ним, тогда они оживут и станут высочайшими мыслями, пересекут порог его ума странствующими ангелами и станут предвестниками голоса, который придет позднее, - голоса скрытого, глубокого и мистического существа внутри него, которое и есть его древнее "Я".
* Божественная природа открывается заново в каждой человеческой жизни, но человек равнодушно проходит мимо, и это открытие - словно семя, упавшее на каменную почву. Никто не исключен из божественного сознания, человек сам исключает себя. Люди задают формальные и претенциозные вопросы о тайне и смысле жизни, в то время как все: каждая птица на зеленой ветке, каждое дитя, держащееся за руку любимой матери, - разгадывает эту тайну, неся ответ на своем лице. Жизнь, рождающая тебя, О Человек, благородней и величественней самых далеких твоих мыслей; веру в ее благотворное отношение к тебе и послушание ее нежным приказам нашептывает твоему сердцу интуиция.
* Если человек думает, что может жить свободно,...
Продолжение на следующей странцие...
