Тогда все дерево исчезает
само собой. Тогда страсть становится состраданием.
Я слышал об одном великом дзэнском мастере, который состарился и почти ослеп в
возрасте девяноста шести лет, и больше не мог учить или работать в монастыре. Старик
решил, что пришло время умереть, потому что он больше не мог никому быть полезным,
не мог никому помочь. И он перестал есть.
Когда его монахи спросили, почему он отказывается от пищи, он ответил, что пережил
свою полезность и теперь только всех беспокоит.
Они сказали ему:
- Если ты сейчас умрешь, - а это было в январе, - когда так холодно, всем будет неудобно
на твоих похоронах, и ты создашь еще больше проблем. Поэтому, пожалуйста, ешь.
Это может случиться только в дзэнском монастыре, потому что ученики любят Мастера
так глубоко, уважают его так глубоко, что не нужно никаких формальностей. Просто
посмотрите, что они говорят. Они говорят:
- Если ты умрешь сейчас, в январе... посмотри, как холодно; всем будет неудобно на твоих
похоронах, и ты создашь еще больше проблем. Поэтому, пожалуйста, ешь.
И поэтому он начал есть. Но когда стало тепло, он снова перестал, и вскоре после этого он
тихо упал и умер.
Такое сострадание! Тогда человек живет только ради сострадания; человек умирает
только ради сострадания. Человек готов выбрать правильное время, чтобы никого это не
побеспокоило и ему не нужно было создавать проблем.
Я слышал о другом дзэнском Мастере, который умирал.
Он сказал:
- Где мои туфли? Принесите их.
- Куда ты? - спросил его кто-то. - Врачи говорят, что ты скоро умрешь.
- Я пойду на кладбище, - сказал он.
- Но почему?
- Я не хочу никому создавать проблем. Иначе вам придется нести меня на плечах.
Он пришел на кладбище и умер там.
Поразительное сострадание! Что это за человек, который не хочет причинять
окружающим даже такого труда? А эти люди помогли тысячам. Тысячи были им
благодарны, тысячи стали полными света и любви благодаря им. И все же они не хотят
никого беспокоить. Если они полезны, они хотят жить и помогать, если они не полезны,
для них пришло время уйти.
А теперь, история.
В Китае была одна старуха, которая поддерживала монаха более двадцати лет. Она
построила для него хижину и кормила его, пока он медитировал.
Это чудо случилось на Востоке - и Запад все еще не может его понять. Многие века на
Востоке, если кто-то медитировал, общество кормило его. Было достаточно того, что он
медитировал. Никто не думал, что этот человек обременяет общество: "Почему мы
должны на него работать?" Просто того, что он медитировал, было достаточно, потому
что Восток пришел к пониманию того, что если один человек становится просветленным,
его энергию получают все; даже если один человек приходит к цветению в медитации, его
аромат становится частью всего общества. И приобретение это так велико, что Восток
никогда не говорил: "Не сиди просто так и не медитируй. Кто будет тебя кормить, кто
будет тебя одевать, кто даст тебе кров?" Тысячи и тысячи - у Будды было десять тысяч
санньясинов, которые двигались с ним, но люди были счастливы их кормить, одевать,
заботиться о них, потому что они медитировали.
На Западе совершенно невозможно думать таким образом. Даже на Востоке это
становится трудным. В Китае монастыри закрыты, медитационные залы превращены в
больницы или школы. Великие Мастера исчезли. Они принуждены были работать в полях
или на фабриках. Никому не разрешается медитировать, потому что великое понимание
потеряно - весь ум полон материализма, словно кроме материи ничего не существует.
Если один человек в городе становится просветленным, весь город от этого выигрывает.
Это не пустая растрата - его поддерживать. Ничего не теряя, ты получишь такое
безмерное сокровище! Люди счастливы ему помогать.
Двадцать лет эта женщина помогала монаху, который медитировал, медитировал и
медитировал, и больше ничего не делал. Он сидел в дзадзэн. Она построила для него
хижину, она заботилась о нем, заботилась обо всем. Однажды, когда она состарилась и
поняла, что скоро умрет, она захотела узнать, расцвела ли медитация, или этот человек
просто сидит и сидит. Двадцать лет - достаточно долгий срок, и эта женщина состарилась
и вскоре должна была умереть, поэтому она захотела узнать, служила ли она настоящему
человеку медитации или только обманщику.
Однажды она решила проверить...
Наверное, эта женщина сама обладала великим пониманием, потому что ее испытание,
тест, который она применила, был полон понимания.
Однажды она решила проверить, какого прогресса он достиг за все это время.
Если медитация развивается, единственный критерий ее развития - это любовь,
единственный критерий ее развития - это сострадание.
Она заручилась помощью девушки, богатой желаниями, и она сказала ей: "Пойди и
обними его, и тогда внезапно спроси: "Что теперь?""
Есть три возможности. Первая: если двадцать лет он не касался красивой женщины,
первой возможностью будет то, что он будет искушен, станет жертвой, забудет о
медитации и начнет заниматься любовью с этой девушкой. Другая возможность - что он
останется холодным, сдержанным и не проявит никакого сострадания к этой девушке. Он
просто будет держать себя в руках, будет жестким, чтобы не подвергнуться искушению. И
третья возможность: если медитация расцвела и принесла плоды, он будет полным любви,
понимания, сострадания и попытается понять эту девушку и помочь ей. Это было просто
испытанием этих трех возможностей.
Если произойдет первое, тогда вся его медитация была пустой тратой времени. Если
произойдет второе, он соответствует обычному критерию монашества, но не достигает
настоящего критерия человека медитации. Если произойдет второе, это просто покажет,
что он был бихевиористом, что он развил привычку, взял под контроль свое поведение.
Наверное, вы слышали имя русского бихевиориста Павлова. Он говорил, что ни в
животных, ни в человеке, ни вообще нигде нет никакого сознания - все это только
умственный механизм. Можно тренировать умственный механизм, и тогда он начинает
работать таким образом - все дело в обусловленности. Ум действует как условный
рефлекс. Если ты положишь перед собакой пищу, она прибежит с высунутым языком, с
текущей слюной. У нее начинается слюновыделение. Павлов провел эксперимент.
Каждый раз, когда он давал собаке еду, он звонил в звонок. Мало-помалу звонок и еда
стали ассоциироваться. Тогда однажды он просто позвонил в звонок, и собака прибежала
с высунутым языком, и у нее потекла слюна.
Это абсурдно, никто никогда не знал, чтобы собака реагировала таким образом на звонок.
Звонок - это не еда. Но теперь в ее уме появилась обусловленная ассоциация. Павлов
говорит, что человека можно изменить таким же образом. Каждый раз, когда в тебе
возникает секс, наказывай себя. Начинай семидневный пост, бичуй себя, стой на холоде
всю ночь, или бей себя, и мало-помалу тело научится трюку. Каждый раз, когда возникает
секс, тело будет его автоматически подавлять из страха наказания. Награда и наказание -
это способ обусловить ум, следовать по Павлову.
Этот монах, наверное, это и делал - это делают многие. Это делают почти девяносто
девять процентов людей в монастырях: просто обусловливают заново свои умы и тела. Но
сознание не имеет с этим ничего общего. Сознание - это не новая привычка; сознание
означает: жить жизнь с полной осознанностью, не ограниченным никакой привычкой, не
одержимым никаким механизмом - быть выше механизма.
... И она ей сказала: "Пойди и обними его, и тогда внезапно спроси: "Что теперь?""
Весь ключ в слове "внезапно". Если ты дашь уму немного времени, он сможет начать
работать обусловленным образом, к которому он готов. Поэтому не давай ему никакого
времени: приди среди ночи, когда он один и медитирует. Просто войди в хижину -
наверное, он жил за городом, один - войди в хижину и просто начни его ласкать,
обнимать, целовать. И тогда внезапно спроси: "Что теперь?" Наблюдай его реакцию, что с
ним происходит, что он говорит, какие краски появляются у него на лице, что показывают
его глаза, как он реагирует и откликается.
Эта девушка пришла к монаху и тут же начала его ласкать, и спросила его, что он
собирается с этим делать.
"Старое дерево растет на холодной скале зимой, - ответил монах несколько поэтически. -
Нигде нет никакого тепла".
Он обусловил свою собаку; он обусловил свой телесноумственный механизм. Двадцать
лет были достаточно долгим сроком для создания обусловленности. Он остался под
контролем. Наверное, он был человеком огромного контроля. Он остался холодным, не
появилось ни искры энергии, и он сказал: "Старое дерево растет на холодной скале
зимой". Мало того, что был контроль и холод, - его контроль был так велик, что он
остался таким холодным в такой опасной, провокационной, соблазняющей ситуации, что
смог ответить поэтическими словами. Наверное, обусловленность была очень, очень
глубокой, до самых корней.
"Старое дерево растет на холодной скале зимой, - ответил монах несколько поэтически. -
Нигде нет никакого тепла".
Вот все, что он сказал.
Девушка вернулась и пересказала старухе его слова.
"Подумать только, что я кормила этого парня двадцать лет!" - воскликнула старуха в
гневе.
Его медитация не расцвела. Он стал холодным и мертвым, подобным трупу; он не стал
просветленным или буддой.
"Он не проявил никакого внимания к твоей потребности..."
Человек сострадания всегда думает о тебе, о твоей потребности. Монах же остался
холодным и центрированным в себе. Он просто сказал что-то о себе: "Старое дерево
растет на холодной скале зимой, нигде нет никакого тепла". Он не произнес ни слова об
этой женщине. Он даже не спросил: "Зачем ты пришла? Почему? Почему ты выбрала меня
среди стольких людей? Садись". Он должен был выслушать ее. Наверное, ею двигала
глубокая потребность. Никто не приходит среди ночи к иссохшему монаху, который
двадцать лет просидел в медитации. Почему она пришла? Он не обратил на нее никакого
внимания.
Любовь всегда думает о другом; эго думает только о себе. Любовь всегда внимательна;
эго абсолютно невнимательно. У эго есть только один язык, и это язык "я". Эго всегда
использует другого; любовь готова быть использованной, любовь готова служить.
"Он не проявил никакого внимания к твоей потребности, никакого расположения, чтобы
объяснить твое состояние".
Когда ты приходишь к человеку сострадания, он смотрит на тебя, смотрит глубоко в твое
сердце. Он пытается найти, в чем твоя проблема, почему ты в такой ситуации, почему ты
делаешь то, что делаешь. Он забывает себя. Он фокусируется на человеке, который к нему
пришел, - его внимание сосредоточено на потребности этого человека, его проблеме,
тревоге. Он пытается помочь. Он сделает все, что только в его силах.
"Ему не нужно было отвечать на страсть..."
Это правда. Человек сострадания не может откликаться страстно. Он не холоден, но
прохладен. Он может дать тебе свое тепло, питающее тепло, но не может дать ничего
лихорадочного. В нем этого нет. Помни разницу между лихорадочным телом и теплым
телом. Лихорадочное тело не здорово, теплое тело просто здорово. В страсти люди
становятся лихорадочными. Наблюдал ли ты себя в глубокой страсти? Ты почти как
бесноватый маньяк, сумасшедший, дикий, делающий что-то, сам не зная, почему - и в
полной лихорадке, когда все тело дрожит; циклон, в котором нет центра.
Человек тепла просто здоров. Точно как когда мать прижимает ребенка к груди, и ребенок
чувствует тепло - окруженный теплом, питаемый им, приветствуемый им. Так же, когда
ты входишь в ауру сострадательного человека, ты входишь в подобное матери тепло,
входишь в очень питающее поле энергии. Фактически, если ты приходишь к человеку
сострадания, твоя страсть просто исчезнет. Его сострадание так сильно, его тепло так
велико, его любовь изливается на тебя настолько, что ты станешь прохладным, станешь
центрированным.
"Ему не нужно было откликат...
Продолжение на следующей странцие...
