ВАШИХ целей. Где же здесь добро? Меня привязали к этой платформе и я должен служить развлечением для ваших женщин. Добро? Все это вы называете добром?
Он внимательно смотрел на меня, положив руки на бедра.
- Хорошо, - сказал он наконец, - с твоей точки зрения, мы не добры, не так ли? Возможно, мне удастся тебя переубедить, в конце концов, сделать это действительно нужно.
Он повернулся и направился к стене. На этот раз я видел все, что он делает. Он остановился перед квадратом с множеством маленьких отверстий, потом нажал черную точку. Над дырчатым квадратом вспыхнул яркий свет, который превратился в светящийся туман. Потом, к моему величайшему изумлению, там появилось лицо и голова, окрашенные в настоящие цвета.
Человек, пленивший меня, какое-то время говорил на своем странном незнакомом языке, потом остановился. Я просто окаменел от изумления, когда увидел, как голова повернулась в мою сторону и густые брови поднялись кверху. В уголках его рта появилась слабая зловещая улыбка. Потом он вынес мне приговор на своем лающем языке, и свет поблек.
Туман закружился, как вода в водовороте, и как будто всосался назад в стенку. Мой Пленитель повернулся ко мне. Лицо его выражало удовлетворение.
- Хорошо, друг мой, - сказал он. - Ты доказал, что у тебя твердый характер, с таким упорным человеком нам еще не приходилось иметь дела. Я получил разрешение показать тебе то, что еще никто в вашем мире не видел.
Он опять вернулся к стене и с силой надавил на черное пятно. Опять образовался туман, но на этот раз на его фоне появилось женское лицо. Мой Пленитель что-то говорил ей, явно отдавая приказания. Она кивнула головой, с любопытством посмотрела в мою сторону и растаяла.
- Теперь нам придется несколько минут подождать, - сказал мой Пленитель. - Мне принесут специальное устройство, и я покажу тебе различные места из твоего мира. Города твоего мира. Что тебе больше всего хотелось бы увидеть?
- Я ничего не знаю о мире, - ответил я. - Мне никогда не приходилось путешествовать.
- Хорошо, но, может быть, ты слышал о каком-нибудь городе, - продолжал он увещевать меня.
- О да, - ответил я. - Я слышал о Калимпонге.
- О Калимпонге? Маленький индийский пограничный поселок. А тебе не приходит в голову лучшее место? Берлин, Лондон, Париж или Каир? Неужели ты не хочешь увидеть что-нибудь лучше Калимпонга?
- Но сэр, - ответил я, - меня совсем не интересуют те места, которые вы назвали. Их названия ничего мне не говорят кроме того, что я слышал, как купцы обсуждали эти места, но они ничего для меня не значат, и нет у меня к ним никакого интереса. Даже если я увижу их изображения, я не буду знать, правда это или нет.
Если это ваше удивительное приспособление умеет делать то, что вы говорите, покажите мне Лхасу, покажите мне Пхари. Я знаю эти города, и я смогу судить, показывает ли ваш прибор то, что есть на самом деле, или это просто хитроумный трюк.
Он посмотрел на меня с каким-то необычным выражением; казалось, он крайне изумлен. Потом он решительно взял себя в руки и воскликнул:
- О, неграмотный дикарь учит меня, как работать! И парень совершенно прав. В этой природной сообразительности что-то есть. Конечно, он должен получить отправные точки, иначе ничто не произведет на него впечатления. Хорошо!
Внезапно скользящая панель резко отодвинулась, и появились четыре человека, которые несли большой ящик. Ящик, казалось, плыл по воздуху. Он должен был быть довольно тяжелым, потому что, несмотря на то, что он плыл и казался невесомым, требовалось много усилий, чтобы заставить его двигаться или изменить направление, или остановиться.
Наконец ящик оказался в комнате, где я лежал. Сначала, пока они толкали и переворачивали его, я боялся, что они опрокинут мой стол. Один человек толкнул мою зрительную коробочку, и от ее вращательного движения у меня закружилась голова. Но наконец после долгих обсуждений ящик был водружен у стены, как раз на линии моего зрения. Трое вышли, и панель за ними закрылась.
Четвертый и мой Пленитель были увлечены оживленной дискуссией, они размахивали руками и энергично жестикулировали. Наконец мой Пленитель повернулся ко мне и произнес:
- Он говорит, что мы не сможем перенестись в Лхасу, потому что это слишком близко, мы должны находиться значительно дальше, чтобы иметь возможность навести фокус.
Я ничего не отвечал, вообще никак не реагировал на его заявление, и, немного подождав, он сказал:
- Хочешь увидеть Берлин? Бомбей? Калькутту?
- Нет, - ответил я, - не хочу, все они слишком далеки для меня!
Он опять повернулся к другому человеку, и между ними последовал разговор, теперь уже совсем желчный. Другой человек выглядел так, как будто он готов заплакать: он, отчаянно размахивая руками, в бешенстве бросался перед ящиком на колени. Передняя стенка ящика открылась, и я увидел, что там находится большое окно - и больше ничего.
Потом человек достал из своей одежды кусочек металла и пополз к задней стенке странного ящика. В окне ящика вспыхнул свет и завертелись бессмысленные цветные формы. Картина колыхалась, расцвечивалась, кружилась. Было мгновение, когда образовавшиеся тени напомнили Поталу, но потом опять все стало похоже на дым.
Человек выполз из-за ящика, что-то бормоча себе под нос, и быстро вышел из комнаты. Мой Пленитель, который выглядел очень недовольным, сказал:
- Мы находимся так близко от Лхасы, что не можем навести на нее фокус. Это все равно, что смотреть через телескоп, когда ты находишься ближе того расстояния, на который фокусируется этот инструмент. Здесь мы сталкиваемся с теми же трудностями. Тебе это понятно?
- Сэр, - ответил я, - мне ничего не понятно. Что такое этот телескоп, о котором вы упомянули? Я никогда его не видел. Вы говорите, что Лхаса слишком близко, я же знаю, что до нее нужно идти очень долго. Как же она может быть слишком близко?
На лице моего Пленителя появилось выражение страшной муки. Он вцепился в свои волосы, и на какое-то мгновение мне показалось, что он сейчас начнет качаться по полу. Затем он с усилием взял себя в руки и произнес:
_ Когда у тебя были глаза, приходилось ли тебе подносить что-нибудь так близко к ним, что ты не мог этот предмет четко рассмотреть? Так близко, что твои глаза не могли сфокусироваться? ВОТ что я имею в виду, когда говорю, что МЫ НЕ МОЖЕМ СФОКУСИРОВАТЬСЯ НА ТАКОМ МАЛОМ РАССТОЯНИИ!!!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Я смотрел на него, или, по крайней мере, чувствовал себя так, как будто я смотрю на него, потому что это самое трудное положение, в которое может попасть человек, когда его голова находится в одном месте, а его "глаза" - совсем в другом, на расстоянии нескольких футов от нее.
Как бы там ни было, я смотрел на него и думал: "Как же это может быть? Человек говорит, что он может показать мне города на другой стороне земного шара, и в то же время он не может показать мне мою собственную страну".
- Сэр, - сказал я ему, - не могли бы вы положить что-нибудь перед моей зрительной коробочкой, так чтобы я мог сам судить о такой фокусировке?
Он кивнул головой в знак согласия и огляделся вокруг, как будто обдумывая, что предпринять. Потом он достал из-под моего стола прозрачный лист, на который были нанесены какие-то странные знаки, знаки, каких я никогда раньше не видел. Очевидно, они предназначались для письма. Он взял несколько таких листов, а потом, по-видимому, к нему в голову пришла мысль, которая ему очень понравилась, потому что на лице его появилась довольная улыбка. Он спрятал предмет за спиной и приблизился к моей зрительной коробочке.
- Ну вот, мой друг! - воскликнул он. - Смотри, что мы сейчас сделаем, чтобы заслужить твое доверие.
Он что-то поместил перед моей зрительной коробочкой, очень близко от нее, и, к моему величайшему удивлению, все, что я увидел, было подернуто туманом, все очертания были смазаны. При этом одни расплывшиеся пятна были белыми, другие черными, но они ничего для меня не значили, абсолютно ничего.
Увидев мое выражение, он улыбнулся - я не мог видеть его улыбки, но я ее "слышал": когда человек лишен зрения, у него развиваются другие чувства. Я мог слышать его лицо и поскрипывание мышц, а так как он часто перед этим улыбался, я уже знал, что доносящееся поскрипывание означает улыбку.
- Ага, наконец попали в точку, не так ли? Теперь смотри внимательно. Когда начнешь что-то различать, говори мне, что ты видишь.
Он очень медленно стал отводить неясные листы дальше, постепенно изображение становилось более четким, и наконец я с удивлением обнаружил, что это мое изображение, Я не специалист, чтобы объяснить, как получаются такие изображения, но там я действительно видел себя лежащим на столе и смотрящим на человека, который держал черную коробку.
Моя челюсть отвисла от изумления. Я, наверное, и правда был похож на неотесанного деревенского парня, во всяком случае, таким я себя ощущал. Я почувствовал, как жар приливает к моему лицу и мои щеки вспыхнули от смущения. Это был я, со всеми непонятными предметами, которые торчали из меня, это я наблюдал, как четыре человека управляются с ящиком, и выражение удивления намоем лице действительно поставило все на свои места.
- Хорошо, - сказал мой Пленитель, - по-видимому, суть ты уловил. Чтобы понять лучше, давай попробуем еще раз.
Он установил изображение так, чтобы я мог хорошо его видеть, и начал медленно передвигать его ближе к зрительной коробочке. Постепенно четкость изображения уменьшалась, пока опять не остались одни черные и белые пятна и ничего больше. Он отвел его в сторону, и я опять увидел комнату, в которой я находился. Он достал еще несколько листов и сказал:
- Ты, конечно, не сможешь этого прочесть, но смотри внимательно. Здесь напечатаны слова. Ты ясно их видишь?
- Я ясно их вижу, сэр, - ответил я. - Я действительно их вижу совсем ясно.
Тогда он поднес листок ближе к моей зрительной коробочке - и опять все расплылось.
- А теперь, - сказал он, - ты сможешь понять, в чем состоит наша проблема. У нас есть машина, или прибор, называй его как тебе больше нравится, - двойник твоей зрительной коробочки. Он значительно больших размеров, но принцип его действия абсолютно тот же. С его помощью мы можем видеть все вокруг всего земного шара, но не можем видеть ничего, что находится на расстоянии пятидесяти миль от нас. Пятьдесят миль - это слишком маленькое расстояние для него, точно так же, как расстояние в несколько дюймов мало для твоей зрительной коробочки - когда мы помещаем изображение на таком расстоянии, ты ничего не можешь разобрать. Сейчас я покажу тебе твой Калимпонг.
С этими словами он отвернулся и начал что-то проделывать с кнопками, расположенными на стене. Свет в комнате стал тусклым, он не исчез совсем, но потускнел так же, как тускнеет свет дня, когда солнце садится за Гималаи. Холодная тусклость, когда Луна еще не взошла, а солнечные лучи еще не окончательно погасли.
Он повернулся к задней стенке большого ящика, его руки что-то сдвинули, чего я не мог видеть. Тут же в ящике вспыхнул свет. Очень медленно начал вырисовываться пейзаж: высокие пики Гималаев, а на тропе - купеческий караван. Они как раз пересекали маленький деревянный мостик, под которым ревел стремительный поток, готовый сразу же поглотить любого, кто в него соскользнет. Купцы достигли другой стороны потока, и тропинка, петляя по горным пастбищам, повела их дальше.
Еще несколько минут мы наблюдали за ними, и вид был такой, какой может увидеть только птица, парящая высоко в небе, как будто кто-то из Богов Неба держит мою зрительную коробочку и осторожно плывет над неведомой местностью.
Мой Пленитель опять что-то покрутил - и все приобрело неясные очертания, какие-то предметы попадали в поле моего зрения и уходили дальше. Мой Пленитель повернул что-то в противоположном направлении - изображение стало устойчивым, но нет, это было уже не изображение, это была живая картина. Это было не изображение - это была реальность, это была истина. Это был взгляд вниз через небесное отверстие.
Внизу я видел дома Калимпонга, я видел улицы, на которых толпились купцы, я видел монастыри, где были ламы, одетые в желтые мантии, и где бродили мона...
Продолжение на следующей странцие...
