рыта плесенью. Ох! Я, кажется, разрезал ее.
Он осторожно открыл мешочек и высыпал его содержимое на подол своей мантии.
- Золотые монеты, - сказал он, - я никогда раньше не видел денег, только на картинке. Блестящие кусочки подкрашенного стекла. Не понимаю, для чего они нужны? Еще здесь пять золотых колец, утыканных кусочками стекла.
- Дай я их ощупаю, - попросил старый отшельник. Молодой монах поднял подол своей мантии и направил руку своего учителя на маленькую кучку высыпанных предметов.
- Бриллианты, - сказал отшельник. - Рубины - я могу это определить по их вибрациям - и... - старый человек замолчал, медленно ощупывая пальцами камни, кольца и монеты. Наконец он глубоко вздохнул и заметил:
- Очевидно, наш заключенный украл эти вещи. Это индийские монеты. Я чувствую в них ЗЛО. Их стоимость огромна. На мгновение он задумался, потом резко произнес:
- Забери их поскорее и забрось в озеро как можно дальше. Если мы будем держать их здесь, они принесут нам несчастье. В них похоть, убийство и зло. Забери их поскорее!
С этими словами он повернулся и медленно побрел назад во внутреннюю пещеру. Молодой монах сложил вещицы назад в кожаный мешочек, вышел из пещеры и направился к озеру.
На берегу он высыпал все предметы на плоский камень и начал с интересом их рассматривать, потом взял золотую монету, зажал ее между пальцами и с силой швырнул в воду, так что она долго перескакивала с одной волны на другую, пока с тихим всплеском не исчезла под поверхностью. Монета следовала за монетой. Потом кольца, потом камни, пока не осталось ничего.
Вымыв руки, он обернулся и весело улыбнулся: он увидел, как взлетела большая птица, питающаяся рыбой, унося в клюве пустой мешочек, а две других бросились за ней в погоню. Напевая стих из Песни Мертвых, молодой монах вернулся в пещеру к своим работам по дому.
Но работы по дому не продолжаются вечно. Наступило время, когда молодой монах смог отложить в сторону хорошо истершуюся ветку, которую он использовал в качестве веника. Наступило время, когда он посмотрел вокруг, оценивая свою работу, и увидел на полу чистый песок, кучу дров для костра, жестянку, полную воды, и тогда он смог сложить руки и отметить, что работы по дому на сегодня окончены.
Теперь наступило время, когда молодые проворные клетки памяти были готовы к восприятию и запоминанию новой информации.
Своей шаркающей походкой старый отшельник вышел из внутренней пещеры. Даже неопытному взгляду молодого человека было заметно, что старик заметно ослабел. Медленно старый отшельник устроился на земле и завернулся в свою мантию. Потом он протянул молодому монаху свою чашу. Юноша наполнил чашу холодной водой и поставил ее рядом со старым отшельником, направив его пальцы на край чаши, чтобы старик знал точное ее положение. Потом он тоже сел на землю и стал ждать, когда старший заговорит.
Какое-то время не доносилось ни звука, пока старый человек сидел, упорядочивая свои мысли. Потом, несколько раз зевнув и прочистив горло, он начал:
- Женщина уснула, вслед за ней уснул и я. Но спал я недолго. Она ужасно храпела, а моя голова все время пульсировала. Мне казалось, что мой мозг разбухает и старается вышибить верхнюю часть моего черепа. Потом я услышал тяжелые удары в кровеносных сосудах своей шеи и почувствовал себя на грани гибели.
Ритм храпа вдруг изменился, раздались шаркающие шаги, и женщина, издав странное восклицание, быстро вскочила на ноги и бросилась ко мне. Раздались щелчки и звяканье, и ритм движения жидкостей внутри моего тела изменился. Прошла минута, и пульсации в моем мозгу начали утихать. Давление на шею исчезло, и края распиленных костей перестали бренчать и дребезжать.
Женщина суетилась вокруг, передвигая разные предметы, я слышал удары стекла о стекло и металла о металл. Я слышал скрип, когда она нагнулась, чтобы поднять упавшую книгу. Взвизгнула какая-то передвигаемая мебель. Потом она по дошла к стене, и я услышал, как заскользила дверь, а потом с лязгом закрылась за ней. Донесся звук удаляющихся шагов.
Я лежал и думал обо всем, что со мной произошло. Я ВЫНУЖДЕН был здесь лежать, потому что не мог двигаться! Определенно что-то сделали с моим мозгом: я стал более восприимчив. Мои мысли стали более ясными. Раньше было много путаных мыслей, потому что я не умел их сконцентрировать, я всегда натыкался на какой-то мешающий мне фон в своем сознании. Теперь ВСЕ мысли были чисты, как вода горных ручьев.
Я вспомнил свое появление на свет. Свой первый взгляд на мир, в который я был ввергнут. Лицо своей матери. Морщинистое лицо старой женщины, помогавшей при родах. Немного позже - своего отца, несущего новорожденного так, как будто он боялся меня, - первого новорожденного, которого довелось ему увидеть.
Я вспомнил выражение тревоги на его лице и то беспокойство, которое вызывало у него мое красное морщинистое личико. Потом передо мной начали возникать сцены из раннего детства. Мои родители всегда мечтали о сыне, который станет священнослужителем и принесет славу их семье.
Школа, толпа мальчишек, сидящих на полу и пытающихся писать на плитках горного сланца. Монах-учитель, переходящий от одного к другому, чтобы похвалить или сделать замечание, который говорит мне, что, если я буду хорошо заниматься, я останусь здесь дольше, потому что должен выучить больше своих товарищей.
Моя память была заполнена до отказа. Я легко мог вызывать картины, которые я видел в журналах, привозимых индийскими купцами, и картины, о которых я даже не подозревал, что видел их когда-нибудь.
Но память - это инструмент обоюдоострый: я мог со всеми подробностями вызвать в своем воображении все пытки, которым подвергали меня китайцы. Они видели, как я нес бумаги из Поталы, и решили, что в них содержатся государственные секреты, поэтому они схватили меня и подвергли страшным пыткам, чтобы я их им выдал. Я, скромный священнослужитель, самым большим секретом которого являлось то, сколько съедает лама!
Скользящая дверь открылась с металлическим присвистом. Погруженный в свои мысли, я не заметил приближения шагов по коридору.
- Как ты теперь себя чувствуешь? - раздался знакомый голос, и я почувствовал, что рядом со мной стоит мой Пленитель. Говоря со мной, он занимался странным аппаратом, к которому я был подсоединен.
- Как ты теперь себя чувствуешь? - спросил он опять.
- Неважно, - ответил я, - я чувствую себя совсем несчастным от всех этих странных вещей, которые происходят со мной. Я чувствую себя, как больной як на рыночной площади!
Он рассмеялся и отправился в дальний угол комнаты. Я слышал хруст бумаги, звук переворачиваемых страниц, который ни с чем нельзя перепутать.
- Сэр! - обратился я к нему. - Что значит "Адмирал"? И что такое Адъютант? Я никак не могу в этом разобраться.
Он отложил тяжелую книгу или по крайней мере то, звуки чего напоминали звуки листаемой книги, и опять подошел ко мне.
- Да, - произнес он, и в его голосе прозвучало сочувствие - Я думаю, с твоей точки зрения, мы довольно плохо обращались с тобой.
Он сделал несколько шагов, и я услышал, что он тащит одно их этих странных металлических сидений. Когда он на него садился, оно тревожно скрипнуло.
- Адмирал, - повторил он задумчиво. - Что это значит, ты поймешь немного позднее, но пока я постараюсь как-то удовлетворить твое любопытство. Ты находишься на корабле, который плывет через космическое пространство, космическое МОРЕ, как мы его называем, потому что при той скорости, с какой мы движемся, редкие частицы материи, рассеянные в пространстве, встречаются настолько часто, что они воспринимаются как вода. Тебе понятно? - спросил он.
Я немного подумал о том, что он сказал, и - да - я понял. Я подумал о нашей Счастливой Реке и кожаных лодках, которые перевозили на другой берег.
- Да, мне понятно, - ответил я.
- Ну что ж, хорошо, - продолжал он. - Наш корабль - один из целой группы. Это самое главное. На каждом корабле, включая наш, есть капитан, а Адмирал - как бы это лучше выразиться? - он капитан всех капитанов. Такого человека мы называем "Адмирал".
Кроме наших космических матросов, у нас на борту есть солдаты, над ними обычно стоит старший офицер, который является "помощником" Адмирала. Такого помощника мы называем "Адъютант". Если пользоваться известными тебе понятиями, у аббата есть капеллан - тот, кто выполняет всю основную работу, оставляя основное решение за вышестоящим.
Это было мне понятно. Я стал обдумывать все услышанное, когда мой Пленитель наклонился ко мне и ПРОШЕПТАЛ:
- И, пожалуйста, не называй меня так часто своим ПЛЕНИТЕЛЕМ. Я главный хирург этого корабля. Опять-таки, если обратиться к известным тебе понятиям, это похоже на главного ламу-врача в Чакпори. Ты должен называть меня Доктор, а не Пленитель!
Меня развеселило, что даже у таких великих людей есть свои слабые струнки. Такого человека, как он, беспокоит то, что какой-то невежественный дикарь (как он окрестил меня) называет его "Пленитель".
- Да, Доктор, - ответил я, желая доставить ему удовольствие. Вознаграждением был благодарный взгляд и мягкий кивок головы.
На некоторое время он погрузился в какие-то приборы, которые, как выяснилось, были подсоединены к моей голове. Он что-то регулировал, менял расход жидкостей, его непонятные манипуляции вызывали чувство покалывания на моем черепе. Спустя некоторое время он сказал:
- Тебе придется отдыхать еще три дня. За это время кости срастутся, и ты быстро начнешь поправляться. Потом, при условии, что все пройдет, как мы надеемся, мы опять отвезем тебя в Зал Заседаний и покажем тебе множество различных вещей. Я не знаю, захочет ли Адмирал говорить с тобой, но если захочет, не пугайся. Говори с ним так же, как говоришь со мной.
А потом грустно добавил:
- Или гораздо вежливее!
И он, слегка похлопав меня по плечу, вышел из комнаты.
Я лежал, лишенный возможности двигаться, и думал о своем будущем. Будущее? Какое будущее может быть у слепого человека? Что буду я делать, даже если мне удастся уйти отсюда живым? Должен ли я буду просить себе на пропитание, подобно нищим, которые толпятся у Западных Ворот? Большинство из них, конечно, мошенники.
Я размышлял о том, где я буду жить, как буду добывать себе пищу. Наш климат очень суровый, и в нем не выжить человеку, у которого нет дома, нет места, где приклонить голову. Я очень беспокоился по этому поводу, и все волнения и события, которые происходили со мной, ввергли меня в тяжелый прерывистый сон.
Время от времени я чувствовал, как скользящая дверь открывается и в комнату заходят люди, может быть, для того, чтобы посмотреть, жив ли я еще. Щелканью и звяканью редко удавалось вывести меня из забытья. У меня не было никаких ориентиров, чтобы понять, сколько прошло времени. В нормальных условиях мы можем определить, сколько прошло минут, по ударам своего сердца, но здесь проходили часы, причем часы, когда я был без сознания.
Итак, как мне показалось, я довольно долго путешествовал между миром материальным и миром духовным, когда меня вдруг грубо вернули в состояние полного бодрствования. Эти жуткие особы женского пола опять набросились на меня, как грифы набрасываются на труп. Их болтовня и хихиканье вызывали у меня раздражение. Еще большее раздражение вызывала их непристойная свобода в обращении с моим телом. К тому же, я не знал их языка, я не мог даже двигаться.
Меня всегда удивляли женщины, подобные этим. У этих представительниц так называемого слабого пола руки были очень тяжелыми, и еще тяжелее были эмоции. Я был истощенным, хилым, я чувствовал себя совсем плохо, а тут еще эти женщины переворачивали меня с такой черствостью, как будто я был куском камня.
Они смазали меня лосьонами, нанесли на мою высохшую кожу отвратительно пахнущие мази, выдернули трубки из ноздрей и из всех остальных мест и грубо заменили их новыми. Я содрогался от одной только мысли о том, что новый дьявольский удар судьбы может опять заставить меня испытать подобное унижение.
С уходом этих отвратительных особ меня опять оставили в покое, но ненадолго. Дверь опять заскользила, и мой Пленитель - нет, я должен помнить, что его нужно называть "доктор", - вошел в комнату и за...
Продолжение на следующей странцие...