принципе, если с ним побеседовать... Я беседовал тоже, когда думал: а как это? Они, в принципе, тоже потом рассказывали, что после этого происходит какой-то рост.
В.: Ты имеешь в виду именно все-таки авангардный театр?
С.И.: Да. Но это ж тоже шоу-бизнес, который только еще начинается. Они ж точно так же будут завоевывать популярность. Они точно также будут нуждаться в декорациях более дорогих. И т.д. и т.п. Это как бы и есть развитие. Многие и в другую сторону идут. Но есть еще такой прием в шоу-бизнесе: играть общественным мнением о себе. Это уже под стать, скажем, некоторым звездам нашего российского шоу-бизнеса. Играть общественным мнением о себе. Когда заведомо они, например, приезжают в гостиницы и начинают устраивать скандал: а почему номер не супер-люкс?
В.: То есть они не из-за мерзкого характера, а просто как игровой ход?
С.И.: Как некая подпитка интереса к себе таким образом.
В.: Это магический прием, скажем так. Собирание внимания, стягивание внимания любыми способами... Будь то внимание скандальное, будь то внимание-обожание. Оно все равно внимание. Оно все равно дает тебе это самое...
С.И.: Этот термин - он так звучит: игра общественным мнением о себе. Все равно, как бы в ней заведомо игрок уже видит смысл и знает, какая будет реакция, и как потом будут выстраиваться даже некие ряды его жизни...
Глава 5
Федор Конюхов
Федор Конюхов - путешественник, художник.
"Тому, кто ставит целью взойти на вершину
Эвереста, добраться пешком до Северного
Полюса или увидеть с палубы парусной яхты
мыс Горн, хочу сказать во что. В первую
очередь надо преодолеть себя и углубиться в
самоизучение. Только тогда лежащая впереди
дорога или подъем к вершине превратятся в
символ, в инструмент связи с внешним миром
и познание предела человеческих возможностей"
(Федор Конюхов "И увидел я новое небо и новую землю")
Владислав Лебедько: Федор, что самое главное вы открыли в своих многочисленных экспедициях?
Федор Конюхов: В своих путешествиях я не был первооткрывателем как Колумб, Васко де Гамо и другие мореплаватели, которые открыли материки, острова, моря, океаны. Мое основное открытие - личное и самое важное для меня - только одного человека. Я открыл в себе, что есть Вселенский Творец - Господь Бог. Чтобы узреть его мне понадобилось много ночей не спать на дрейфующем льду, висеть на веревках над пропастью в несколько тысяч метров в Гималаях, замерзать и терять сознание от холода в Антарктиде, переживать жестокие штормы в океане. Я с детства этого хотел и искал пути к Нему, только не знал еще тогда какие тропы будут вести меня к Создателю...
В.: Вы нашли Бога, обрели Веру. И что теперь?
Ф.К.: Для меня всегда было главным стать свободным человеком. Понять, что это такое и стать им. Я никогда не служил никому. У меня нет кабинета и подчиненных, я не участвую в интригах. Не доверяю ни одному правительству. Не был членом никакой партии. Не принимаю ни одной награды. Я понял, что свободным можно быть даже в тюрьме. Есть какая-то постоянная радость от мысли, что со мной ничего нельзя сделать. Но более всего я становлюсь самим собой, когда остаюсь наедине с просторами океана или Арктики или Антарктиды... Или в пустыне... Мне больше интересно разговаривать с погонщиками верблюдов, чем с учеными. Был пример - два месяца в экспедиции - все на нервах были из-за присутствия в экспедиции важных ученых. Ученые к нам призывались из МГУ, из Российской Академии Наук, на месяц, на два... Они только раздражали всю экспедицию. Почему нужно ездить всегда в заданных точках? Почему экспедиция должна быть только научная, или спортивная? А почему не должна экспедиция быть творческая? Чтобы просто шел человек, просто общался с верблюдами, слышал запах верблюда, запах степи. Почему нужно какую-то науку всегда втискивать?
Был случай - шел фронт облаков, но по пути был Лужков и праздник какой-то в Москве, - дали команду, - разогнали облака. Господь Бог ведь знает, куда посылает, а они разогнали. Вот я был в Калмыкии, - калмыки подходят к поселку, говорят: Федя, если после вас дождь пойдет, мы будем знать, что вы шли с чистой душой. Они радуются дождю. Дождь есть исповедь. Мало ли что у людей праздник... Господь Бог, или природа, ну что хотите, дает дождь, значит это нужно... А теперь, в результате, дым идет, нехорошо же, что он идет, мы заслужили этот дым, мы же нарушили природные законы. Но зачем же - сейчас тысячи, миллионы букашков гибнут, миллионы деревьев, кустов гибнут. - За то, что люди попрыгали без дождя перед Москвой. А не думают, что дождь нужен, даже в Москве он нужен. Потому что деревья застоялись, им же нужна влага. А тысячи деревьев сегодня горит. Господь Бог тучи согнал - человек взял и разогнал.
Но есть на Земле еще люди, которые живут с ней в глубокой гармонии. Как, например, Атата. Атата, - вот философ...
В.: Атата - это кто?
Ф.К.: Атата1 - это эскимос, он меня учил ездить на собачьих упряжках... Он, конечно, ни читать, ни писать не научен. Но он - философ. Мы вот все говорим что мы читаем Гегеля, Канта, каких-то других философов, или гордимся, что мы Толстого читаем, и думаем, что мы от этого становимся мудрее. А Атата - я у него утром иду запрячь собак своих, а он говорит всего одну фразу, но говорит так, что в ней столько всего... Так как он никто не скажет, ни один философ не скажет: "Однако пора капканы проверять". Всё, и больше ничего, и дело даже не в самих словах, а в том как он говорит и что за этим стоит... Для этого надо собак запрячь, кнутище взять и еще очень много всего, что и не перечислишь... И всё в этом слове. К этим людям надо прислушиваться, вот они ближе к земле, ближе к философии. Только один человек приходит и, как Атата, он приходит к философии с детства, - он уже философ, а другой приходит на старости лет, а третий за пять лет до смерти, а иной вообще не приходит. Я часто, когда стариков вижу таких желчных, уже умирать пора, - а он за материализм цепляется... Ты сядь, подумай, просто, подумай, ты ж уходишь, даже если как ты сказал, в "никуда". Но даже пусть, подумай: что такое "никуда". Разве никуда? Это ж надо - войти в "никуда". В человеке все есть. Это так же, как и любовь. Вот любовь - существует. Но она может к человеку прийти в 16 лет, может в 5 лет, правильно? Может в 20, в 40, в 70. А может к человеку вообще не прийти. А он кричит, что нету любви. Ну нету - это сейчас. А может, перед смертью у тебя будет. А может вообще.. Но это не значит, что ее нет. То же самое когда Господь Бог, вчера когда мы сидели, парень пришел ко мне, говорит: я неверующий... Ну, читал всё. А я говорю: а я верующий. А он говорит: ты с детства веруешь? Я говорю: нельзя сказать, что я с детства. Я просто чуточку был умнее, я не стесняюсь сказать, когда в школе учителя говорили, что нету Бога, а я сидел и думал: "А Пушкин верил в Бога, а Достоевский верил в Бога, а Толстой сомневался, верил, а потом начал сомневаться. А неужели я выше Пушкина? Неужели я выше... И другие великие люди, - Нансен, Седов, - все упоминают Бога, все исследуют, а почему я?.. Я еще не знаю". Ну, как я прожил 15 лет, я не ел мороженого. Но я слышал, что есть такое мороженое. Но я не ел. Я в деревне вырос, никогда в городе не был, пока не закончил 8 классов, и не ел мороженого. Но я знал, по рассказам. Я не ел мороженого, но я знал, что оно есть. То же самое... Ну, мало ли, что ты не знаешь этого вкуса. Так что здесь та же философия. Каждому своя философия. А сказать можно все, что хочу - сказать. Я имею право.
Мы так жили, ну, когда советская власть была, - как говорится, можно в тюрьме быть свободным. Можно мысленно. А если ты несвободен мысленно, всегда найдется кто-то или что-то, что тебя будет держать: "а меня жена не пускает, а у меня денег нету, а у меня работы, а у меня здоровья нету там- путешествовать". Такой человек всегда найдет оправдание.
Когда мы с Женей Виноградским шли к Эвересту, нам по пути часто попадались отшельники. Женя уже до того был в Гималаях и знал где и что. И вот он однажды говорит: "Тут неподалеку один отшельник сидит. Пойдем поднимемся к нему". Ну мы на полдня зашли к нему. Оставили несколько рупий ему. Он по-английски, отшельник, разговаривает, лет ему под 50. Спрашивает нас: куда вы идете? Я-то еще не сильно по-английски, а вот Женя хорошо. Мы говорим: ну вот, собираемся на Эверест подняться. - Зачем? - Ну, чтоб подняться. Впервые, это первая российская экспедиция. А он говорит: "А я там уже был". Я смотрю: как он мог быть? Он - тоненький, щуплый такой сидит... Он же в принципе не дойдет до Эвереста... А он: "я мысленно там". Понимаешь? А нам еще это бренное тело тащить. И я с ним согласен не до конца. А я еще одно знаю, что я пошел, иду думаю, мне через Эверест надо, подниматься, тащить баллоны, кислород, я думаю, что он прав, но не до конца.
В.: А в чем это не до конца?
Ф.К.: В этом есть какая-то односторонность. А раз господь Бог создал человека и духовно, и физически, ты все-таки должен быть в целостности и не выделять себя духовно, и не выделять себя физически. Кто только на физическом - тот, конечно, ущербный, потому что в нем духовности нет. Кто только духовный - он ущербен, потому что он физически теряет. Господь Бог все-таки дал все это, и как утром умываешь лицо, также надо молиться, чтобы душу умывать. В тех монастырях, в которых я был на Тайване, в Таиланде, во Вьетнаме мне больше понравилось, когда они и молятся, и физически занимаются. В этом есть какая-то, знаете, гармония. А я в свое время учился в Духовной Академии, когда еще патриарх Алексий преподавал. Мы там только молилися. Физически ничего не делали. И я всегда тоже думал, если я когда гонял мяч - я был вратарем хорошим - вот футболисты все тупые, они только мяч бьют... Знаете, как к спорту относились в 50-е, 60-е годы. Что это только тупой человек играет в футбол и бьет мяч, а сам не развивается. А в духовной семинарии наоборот. С нас все смеялись, что мы лбом бьем молитвы, а физически не развиваемся. Какое-то нарушение в этом... А вот в восточных монастырях мне понравилось, я хотел бы, чтобы и у нас утром дети шли молились в церкви, потом занимались, потом спорт, потом свои дела. И этот отшельник - мне понравился, но не до конца...
И когда я поднялся на Эверест, ничего особенного как бы не было. Я встал на вершине, и я чувствую, что я здесь дома... Когда много дней, ночей, - 9 лет я готовился к Эвересту, - думаешь, думаешь, спрашиваешь, читаешь, и вот случилось - ты уже весь этот путь прошел. Тем более, что знаешь, что на какой-то высоте мороз, надо спуститься. По часам же идешь. Тебе задержаться нельзя, ночь, и ты должен выдержать. У тебя кислороду на шесть часов, ты должен за эти шесть часов пройти эти 800 метров, за каждые 7 вдыханий ты должен сделать три шага: раз, два, три - стал, 7 раз вдохнул, снова раз, два три... У тебя все рассчитано. И я когда поднялся, то почувствовал, что всё - я тут был, мне уже неинтересно. Ну только вспоминать, что все позади, все эти хлопоты, все эти сложности...
В.: А что же это восхождение дало тогда именно в духовном плане?
Ф.К.: В духовном - это как бы вехи, понимаете, вот когда человек идет, он вехи набирает. Спускаешься, и ты становишься другим уже, чуть-чуть другим. Может, люди не замечают, а ты всегда. Ты - после Эвереста. Вот я сижу, я говорю об Эвересте, - я там был. С детства я мечтал о мысе Горн, об Эвересте мало, - я всю жизнь не думал, что поднимусь на Эверест. Как вот сейчас - космос. Меня не интересует космос. Так и Эверестом я не сильно интересовался. Но вдруг - захватило, где-то и тщеславие, где-то и самолюбие, где-то любопытство, где-то хотел я картины рисовать. Я начал рисовать. Думаю, а как я буду чувствовать, когда я буду стоять на самой вершине? Какие тогда картины будут у меня? Даже когда я в пещерах, - я все хочу, времени нету, хочу просидеть месяц, два в пещерах, как спелеолог. Я спускался со спелеологами. Там когда спускаешься, другой нерв, отрешиться, ты чувствуешь, на тебя давят горы. И я остался минут на 40, я один был в пещере. Мы спустились в глубь Чертовой горы в Китае. И мы спускались по...
Продолжение на следующей странцие...
