лезненном поиске. Генри пришлось пережить много страданий и разочарований, связанных с суровой дисциплиной, которой он сам себя подвергал.
Во время наших бесед Генри выразил идею того, чтобы привезти Рамеша в Штаты. Я согласился помочь ему. Сам Рамеш был не в восторге от такой перспективы. И мы оба начали его обрабатывать. Наконец Генри пошел в авиа агентство и купил билет на самолет. А Рамеш? Он ответил согласием.
В сентябре 1987 года я отправился с Рамешем в Соединенные Штаты. Генри договорился о том, что он проведет беседу в большом зале в Лос-Анджелесе. Рамеш предстал перед толпой, которая заполнила три первых ряда. Это был его первое выступление на публике.
Позже Рамеш провел беседу с чудесном доме Генри, расположенном на Голливудских горах. Там-то небольшой круг учеников и нашел того гуру, какого искал. Оттуда Рамеш отправился на ритрит, который должен бал проходить в пустыне к востоку от Лос-Анджелеса. Там он проводил беседы дважды в день в течение нескольких недель.
За этот период близости к Рамешу я прошел через этапы разочарования и подъема, блаженства и отчаяния. Все шло своим ходом. С течением времени я становился более расслабленным, осознавал свое привилегированное положение и счастье от нахождения рядом с Рамешем. По мере того, как мы взаимодействовали в событиях повседневной жизни, эта близость и дружба углублялись.
Во время одной из групповых бесед, когда была затронута тема физической боли, Рамеш вытянул руку и, указывая на меня, сказал: "Здесь присутствует один человек, который может рассказать вам о боли на основании собственного опыта". Я был так поражен, что лишился дара речи! Я всю жизнь боялся публичных выступлений. Я не мог произнести нескольких слов даже перед маленькой группой людей. Мое сердце начало бешено колотиться, меня бросило в пот, что-то внутри меня сжалось ... после чего я заговорил. Страх мой улетучился, но я тогда даже не заметил этого. Впервые в жизни я выступал перед аудиторией, не заикаясь и не умирая сто раз подряд. Вот что я им рассказал.
За полгода до этого я был в Лос-Анджелесе по делам, а также, конечно, для того, чтобы провести время с Питером. Однажды ночью мы сложили свои велосипеды в багажник принадлежавшего Питеру пикапа и отправились к расположенным в нескольких милях каньонам. Оказавшись на природе, мы улеглись на земле под луной и начали обсуждать духовные вопросы. Питер был одним из немногих друзей, с которыми я мог говорить на эти темы. Через некоторое время мы взобрались на велосипеды и покатили по извилистой узкой тропке при свете луны. Поскольку кроме нас никакого транспорта больше не было, мы ни о чем не беспокоились и быстро набирали скорость. Слишком поздно я заметил идущий вдоль дороги ров для отвода дождевых вод; и я сделал глупейшую вещь - резко нажал на тормоза.
Я перелетел через руль и приземлился лицом вниз. Я катился, подскакивая на кочках, еще футов двадцать, прежде чем остановился. В полном сознании я лежал на дороге в луже крови. Ни один из нас не знал, насколько серьезны были мои повреждения. Питер отвез меня в больницу, где мне шесть часов накладывали швы.
Знаменательным это событие было в силу того, что ни на одну секунду во мне не было сопротивления по отношению к случившемуся. Лишь после я смого осознать, что просто произошло принятие этого несчастного случая. К моему собственному изумлению, это принятие было безусловным, во мне не было ни страха, ни желания избежать всего этого. Результатом этого необычного принятия было отсутствие боли. Ничего не казалось мне неприятным, ничего не болело.
Лишь какое-то время спустя мой ум смог понять, что он никакого участия во всем этом не принимал. Такое незапланированное и безусловное принятие нетипично для человека моего темперамента, и все же оно стало постоянным спутником моей жизни.
С исчезновением страха перед публичными выступлениями исчезли и все другие страхи. Что, как я подозреваю, было результатом углубления понимания и постоянной работы молотком со стороны Рамеша.
Понимание работает молча и вначале незаметно.
Вскоре я занялся составлением брошюры для посетителей семинаров, которая содержала в себе всю необходимую информацию, а также написанное Рамешем эссе, которое давало ясную картину учения и тех тем, которые он собирается затрагивать. Чтобы участникам было на что опираться, я рассказал историю собственного поиска и последующего знакомства с Рамешем.
Во время написания этой брошюры я отбросил все свои остальные дела. Всю энергию я направил на это новое для меня занятие, и, не имея опыта в подобных делах, я старался использовать все возможности для того, чтобы выполнить эту работу наилучшим образом. Меня донимали самые разные мысли, сомнения, некоторое беспокойство, но все это исчезло в тот миг, когда я взял в руки уже отпечатанную брошюру (выросшую к тому времени до пятидесяти страниц!). Я чувствовал, как понимание пронизывает собой все мои действия, и я ощущал уверенность, осознавая, что я сделал все, что мог. Я выполнил свою роль инструмента Сознания, через который были реализованы ритриты в Коваламе. Теперь, когда все было сделано, больше ничего от меня не зависело. Я не ощущал никакой ответственности за результат, и я бы точно не винил себя, если бы ничего из этого всего не получилось. В итоге я испытывал глубокое удовлетворение и был свободен от волнения по поводу результатов.
Мои отношения с Рамешем постепенно вошли в новую стадию. Вопросы иссякли, и во время бесед я больше не прислушивался к словам. По мере углубления любви к гуру, зависимость и желание получить от него что-то, исчезли. Со временем я позволил себе еще больше сблизиться с ним и таким образом стал членом одной большой семьи. Это дало мне то, что я не мог найти в собственной семье.
Я оставил свой бизнес и полностью сосредоточился на организации семинаров в Коваламе и Мюнхене. Я занялся переводами записей с беседами Рамеша, а позже сделал первые переводы его книг на немецкий. Иногда мне хотелось зашвырнуть все это "безумие" подальше! Но, черт побери, кто может зашвырнуть что?
По мере более глубокого проникновения понимания в мой ум, осознание стало принимать все более тонкий характер. Я заметил, что взлеты и падения в моей жизни начали выравниваться. Неприемлемое стало более приемлемым, а взлеты не были больше такими заоблачными. Однажды, находясь в состоянии полного отчаяния, я пожаловался Рамешу в письме: "Это чертово [fucking] понимание лишило меня всех моих иллюзий!"
Во всех этих аспектах развития всегда сохранялся сильный элемент "я", который действовал, достигал, отпускал и т.д. За шесть лет моего знакомства с Рамешем мне снова и снова говорилось об этом. Несмотря на мое глубокое погружение в него, я по-прежнему ощущал, что существует "я", которое делает все эти вещи!
Тихо и почти незаметно осознание этого простого факта, казалось, проникло в повседневный поток мыслей. Наблюдение, о котором Рамеш так часто говорит, стало частью моей жизни. И, конечно, при всем этом присутствовал ум, жаждущий "улучшения", давая возможность для дальнейшего процесса наблюдения.
Рамеш называет это явление, которое является неизбежным в жизни каждого индивидуума, маятником, качелями. Мой ум так рисует следующую ментальную картину этого маятника:
Я, Гейнер, сижу в лодке посреди быстро текущей реки, не имея никакой возможности управлять ею. Иногда, когда вдоль берега реки идет наблюдатель, он видит меня сидящим в лодке и плывущим вниз по реке жизни. А иногда есть только "я" в этой лодке, а на берегу никого нет. Похоже, жизнь и представляет собой такого рода колебание между мной сидящим в лодке, и НИМ, идущим по берегу - и каким-то образом это кажется довольно приемлемым. Похоже, всегда сохраняется шанс - в тот или иной момент - взглянуть с берега на то, что происходит в лодке; в лодке, которая именуется жизнью.
Гейнер.
*****************************
Бомбей, 12.10.1995 г.
К Рамешу меня привели разочарование и отчаяние. Четырнадцать лет духовного поиска, вначале с Раджнишем, позже - с Пунджаджи. Как только я прочел первые страницы книги Рамеша, я почувствовал, что должен немедленно с ним встретиться. А когда я с ним встретился, произошло очень простое, но изменившее всю мою жизнь понимание. Впервые у меня возникла мысль, что в этом организме тела-ума просветление может не произойти в течение этой жизни. Я был глубоко поражен истинностью такой возможности. До встречи с Рамешем такая мысль никогда не приходила мне в голову. За все эти годы я был так занят усилиями по достижению просветления и находился в таком напряжении, что я был буквально одержим этой идеей. Когда же до меня дошла вероятность такой возможности, все поиски и действия были тут же прекращены. Это случилось в одно мгновение.
Во время пребывания с Раджнишем то переживаемое мною отчаяние смягчалось предлагаемым развлечением духовного характера, что в свою очередь порождало множество духовных переживаний. Однако в конечном итоге я стал более несдержанным в своем поиске, и мое отчаяние усилилось.
Настоящее разочарование и отчаяние наступило, когда я познакомился с Пунджаджи. Он говорил только о просветлении. Он даже несколько раз объявил меня просветленным. Но я всегда чувствовал, что пока остается хотя бы единое сомнение, просветление не может произойти. Что вызывало особую трудность в общении с ним, так это то, что он всегда говорил с точки зрения одного индивидуума, обращающегося к другому. У меня всегда было чувство, что я должен действовать как просветленный. Это означало, что я всегда должен был быть хорошим, исключив плохое. Это ожидание было невыносимым. Через два года напряжение и отчаяние достигли такой силы, что мне пришлось уйти.
Сегодня, два года спустя, я не могу сказать, что моя жизнь на самом деле улучшилась. Однако господствует абсолютная уверенность в том, что ничто не находится в моих руках. Я ничего не могу сделать для того, чтобы вызвать просветление. Для такого безумного ищущего как я, это понимание означает не что иное, как смерть. Страдание и счастье понимаются как Бог есть страдание и Бог есть счастье.
Мадхукар.
*******************************
Россдорф, Германия, 19.12.1995 г.
Когда-то, в начале 1939 года, я пришла в этот мир маленькой девочкой. Помню, что какое-то время я была очень счастлива. Начало второй мировой войны было для меня ужасным периодом жизни, наполненным драками, насилием, болью и горем. Это было подобно пребыванию в аду. За годы своей жизни я прошла через огромные страдания, через рак и смерть своего любимого старшего сына и, наконец, через страшные мучения, связанные с духовным поиском.
В течение сорока лет я искала Бога в церкви, но так и не нашла. Затем я искала счастья в личных отношениях - и не нашла его. Затем, когда эти отношения распались, я начала самостоятельную жизнь. Именно тогда я совершила свою первую поездку в Индию, где спустя три года я нашла своего любимого гуру, Рамеша Балсекара. Наверное, лучше сказать, что это он нашел меня. Он ввел меня в эти отношения, отношения между гуру и учеником, с невероятной силой, над которой у меня не было никакого контроля. С того времени я напряженно работала, чтобы заработать деньги, необходимые для того, чтобы отправиться к нему при первой возможности. Находясь в Индии, я внимала его словам. Я посетила, наверное, пять двухнедельных семинаров и несколько раз посещала его в его бомбейском доме, где он живет со своей женой Шардой.
Вначале самой важной вещью для меня были его слова. Они были подобны мощным ударам молота, разбивавшим все надежды, мечты и концепции маленькой девочки, теперь уже женщины. Эта работа молотом продолжалось год за годом. При параллельном чтении его книг разрушение шло полным ходом. Любопытно, что года через три во мне возникло особое желание. Я слушала слова Рамеша, и вдруг во мне родилась неуемная жажда просветления. ...
Продолжение на следующей странцие...
