Анна :Новожилова.
ПОЛОНЕЗ НАЯНСКОГО.
«…Маленькие шпионы тонут,
а большие всплывают
Все события и люди в этой книге для дачи больших и ложных
абсолютно вымышлены. Любое сходство с показаний.»
действительностью является случайным. Венедикт Ерофеев.
«В эпоху гласности наиболее
смертоносны пули из дерьма».
Леонид Шебаршин.
Глава первая.
Чарли Чаплин наших дней.
_»А не организовать ли романчик»? _ Подумал Наянский, разминая затекшую поясницу. Прошло уже семь месяцев с тех пор, как он расстался с любовницей. Последнее время она стала действовать на нервы, хотя миньет делала великолепно. В общем, действовала сразу на весь организм. Наянский устал от постоянного давления – она требовала, чтобы он на ней женился.
«Нет, Евгений» - сказал себе Наянский – «не позволяй собой манипулировать, оргазм нынче дорог, но не до такой же степени. Всем подавай офицера разведки с машиной и дачей, все они одинаковые».
А «Ванька-встанька» назойливо напоминал: «пристрой меня, Наянский, мошонка ноет!»
«Б-р-р!» _ тряхнул головой Евгений, отчего щеки его мотнулись, как у бульдога. Надо было идти на совещание, следовало собраться и выкинуть на время из головы все, что не связано с работой.
Евгению Петровичу Наянскому было уже за шестьдесят, и все труднее становилось найти женщину, чтобы сбросить напряжение. Он всю жизнь без памяти любил свою жену, но член требовал свежего мяса. Детей у Наянского не было – сын, Коля, умер в двадцать три года от диабета.
Кира, жена Евгения, безумно хотела родить ребенка, Коленька был у них поздний, осенний подарок и нельзя сказать, что Евгений Петрович Наянский не горевал по нему. Конечно, страдал папаша, но в меру – отвлекала работа, ибо амбициозен был ветеран разведки Наянский. И еще отвлекали, напрочь затемняли мозг женщины, как же их много-то, японский бог! Совершенно невозможно работать в учреждении, где столько баб. Стыдно сказать, временами Евгений Петрович онанировал в туалете как мальчишка. В метро или в автобусе, бывало, прижмет людским потоком к чьим-нибудь теплым и упругим формам. Выходишь потом на улицу, как бы невзначай держа кейс перед собой, чтобы прикрыть вздыбленную ширинку. Ну, как идти в таком виде на совещание?
Заводя очередной роман, Наянский грамотно проводил психологическую обработку. Правда, в этом не было необходимости – под него ложились зрелые дамы, они точно знали, что им нужно и смахивали со своих ушей всю лапшу «от Наянского».
Относительно Аполлона Евгений Петрович был не особенно красив. Небольшого роста, в очках, самой выдающейся деталью на его лице был нос – здоровенный шнобель. Только если приглядеться, нос уже казался нормальным и даже обаятельным, оказывается, у Евгения была ямочка на подбородке, а овал лица – в форме сердца. Когда он снимал очки, на вас смотрели чуть удлиненные голубые глаза…Несмотря на возраст, он сохранил шевелюру. У Наянского были серебряные кудри. Все это было здорово, коли приглядеться, но что-то желающие в очередь не выстраивались. Все видели пожилого человека в очках, маленького роста и в больших ботинках, словно у Чарли Чаплина.
Глава вторая.
«Как много дедушек хороших».
Была у Евгения Петровича соседка, ее звали Таня, они жили в соседних домах и частенько случайно встречались то в магазине, то в автобусе. Ветеран Наянский облизывался, когда она проходила мимо. «Слишком молода, лучше о ней и не думать» - одергивал себя Евгений Петрович.
Что касается Танечки, то она-то как раз предпочитала мужчин зрелых и даже перезрелых. «Мужчина словно хороший коньяк – должен иметь многолетнюю выдержку» - говорила она подругам и развивала мысль: «мужчина словно яблоко – должен быть спелым и красным, то есть пожилым и партийным». Подруги жутко веселились.
Наянский, будучи «коньячно-выдержанным», а также «спелым и красным», весьма будоражил Танькино воображение, о чем он сам даже и не подозревал.
Ну что тут поделаешь, нравились ей пожилые, сочетание «дедушка+внучка» ее возбуждало. Но откуда Евгений Петрович мог знать, что у Таньки не было родителей, ее вырастили бабушка с дедушкой. Дед был единственным мужчиной в семье. С детства Танька не любила мальчишек-сверстников, шумных, быстробегающих и постоянно имеющих на уме разнообразные пакости. Танька была девочкой нездоровой и оттого медлительной, застенчивой и нелюдимой. Была у Таньки сестра, абсолютно здоровая физически, но с некоторыми умственными отклонениями. За это над ней издевались мальчишки со всех окрестных дворов. Попадало и Таньке. А в школе Таньку невзлюбили сразу и навсегда. Да и сейчас «счастливая выпускница» даже не знает, что потом стало с ее одноклассниками, ведь она не общается ни с кем из них.
В двадцать лет Танька загремела в больницу. Уже долгое время, года три она постоянно ощупывала шею. Под кожей была сначала горошинка, потом вишенка, когда этот »плод» стал размером с хорошую сливу, Танька наконец, отправилась к врачу…
…Наркоз начал действовать, и операционный стол закачался и поплыл, будто снялся с якоря. Хирург Ланьков и в самом деле напоминал »морского волка» - было в нем что-то пиратское. Рукава своего белого халата он всегда подворачивал до локтей, являя миру здоровенные ручищи, поросшие рыжими волосами.
Раздался какой-то звон. »Пробило две склянки!» - рявкнул боцман Ланьков.
Свистать всех наверх! – Хотела ответить Танька, но команда во главе с Розенталем и Ланьковым уже вывела корабль в открытое море. Розенталь был заведующим отделением, а Ланьков – ведущим хирургом.
Опухоль оказалась вполне злокачественной, Танька выкарабкалась, но с этих пор уже ощущала себя старушкой. В ярко освещенной реанимации к ней подошло нечто в белом и тихо шепнуло: ты обманула судьбу! Тебе придется об этом крупно пожалеть! Танька старалась не вспоминать об этом случае, что только не померещится при выходе из наркоза, мало ли кто живет между тем светом и этим.
Танька решила жить на полную катушку.
Все Танькины мужчины были намного старше ее. Для «полного счастья» ей не хватало только Евгения Петровича. И вот, наконец, момент настал, легли карты, сошлись звезды или как это еще называется…
Договорившись о встрече, они разошлись по домам. Танька – счастливая аж до потери пульса, Наянский – предвкушая, как трахнет молоденькую дурочку, и прикидывая, во сколько ему это обойдется.
В небольшом ресторанчике вблизи метро «Маяковская» было немноголюдно, играла тихая музыка - «Тема любви» из фильма «Профессионал». Эта деталь навеки врежется в Танькину память.
Евгений привычно выбрал столик, откуда просматривался весь зал, заказал в числе прочего бутылку хорошего вина, посмеиваясь про себя, что жена не в курсе всех его доходов, а, значит, и расходов. «Интересно, как эта девочка выглядит без одежды? Надо ей что-нибудь про любовь сказануть, молоденькие это любят, им романтику подавай.»
На станции «Дорохово» было по-зимнему тихо, безлюдный дачный поселок встретил их ослепительным блеском нетронутого снега.
«Ты как, нормально переносишь тяготы, которым я тебя подвергаю?» - спросил Наянский Таньку, когда они, с трудом удерживаясь на ногах, форсировали снежные заносы на подступах к даче.
«Нормально!» - весело воскликнула девушка.
- «Ну, ты – настоящая жена офицера!» Танька на некоторое время утратила дар речи - у нее «в зобу дыханье сперло».
Минут через двадцать в печке уже гудел огонь, а Евгений Петрович, сверкая линзами очков, расстегивал на Таньке джинсы. Танька млела от счастья. Семь лет, с тех пор, как переехала в этот район, знала она этого человека. При случайных встречах на остановке автобуса или в супермаркете они здоровались, иногда перекидывались парой незначительных слов. И потом весь оставшийся день Танька ходила под впечатлением.
Наянский стащил с девушки джинсы и свитерок, затем начал медленно, со вкусом освобождать ее от пут нательного белья. Танькина грудь была небольшой и упругой. Евгений Петрович сравнивал девушку со своими предыдущими любовницами, и его член наливался силой.
Ветеран разведки самозабвенно трахал свою юную подругу, а за окнами начиналась метель, в синем воздухе почти горизонтально летали хлопья снега. Лениво перекликались деревенские псы.
После секса любовники сидели рядышком у печки и подбрасывали дрова.
- «Танечка, а как ты относишься к детям, ты хотела бы иметь ребеночка?»
- «Вот ты и будешь моим единственным ребеночком!»
«А я согласен!» - ответил Наянский и еще подумал, что раз девушка не лишена материнского инстинкта, надо на этом сыграть, но не приведи господи, если она действительно от него залетит. От этой мысли Евгений Петрович похолодел, сидя у печки в валенках. Сексуально-озабоченный ветеран разведки любил свою жену и, в случае каких-то наглых выпадов он бы просто убил бы любовницу, отравил бы к едрене фене.
Танька обо всех этих мыслях и не подозревала. Она внесла телефон Наянского в записную книжку и подписала : «ребенок.» Вообще девушка была счастлива, в той стадии эйфории, когда мозги отказывают напрочь. И, как это часто бывает, ей казалось, что она знает Евгения Петровича уже очень давно, всю жизнь, если не больше. Трудно сказать, верила ли она в переселение душ, скорее всего, просто никогда не задумывалась над этим. Но теперь ей начало казаться, что они уже где-то когда-то встречались. Наянский над ней подшучивал: «…где же я мог вас видеть? А-а-а..В Бутырской тюрьме, где и сам был по незначительному делу…» Девушка хохотала, но ничего не могла поделать с этим странным дежа-вю.
Глава третья,
...
Продолжение на следующей странцие...
