сли от столь прозаического занятия, как прием пищи. Не было здесь и жестоких прокторов, готовых наброситься на тебя за малейшее нарушение правил. Вглядываясь в бесконечные зубцы Гималаев, я думал о том, что придет время, - и я их больше не увижу. Мне показали будущее лишь мельком. Мое будущее, и то, что было скрыто вуалью дыма, пугало меня.
- Лобсанг! - сказал Наставник. - Ты видел многое, но еще больше осталось тайным. Если ты чувствуешь, что не способен встретиться с увиденным лицом к лицу, мы примем это как досадный факт. Можешь оставаться.
- Сударь! - ответил я. - Однажды Вы сказали, что тот, кто отправился по избранному жизненному пути, но, споткнувшись, повернул назад, недостоин называться человеком, Я буду идти вперед, даже зная о предстоящих трудностях!
Он улыбнулся и одобрительно кивнул.
- Я так и знал, - сказал он. - И в конце пути ты добьешься успеха.
- Учитель! - решился спросить я. - Почему люди приходят в этот мир, не зная ничего о прошедших жизнях? И не зная о том, что предстоит сделать в этой? Почему Вы говорите, что эти знания - тайные? Почему нам не дано знать все?
Лама Мингьяр Дондуп удивленно поднял брови и рассмеялся.
- Ты действительно хочешь знать свой жребий? - воскликнул он. - Но у тебя короткая память. Совсем недавно я рассказывал тебе об этом. Знание прошлых жизней безмерно увеличило бы наш груз в этом мире. Колесо Жизни вращается, принося богатство одним и бедность другим. Недаром говорят: нищий сегодня - завтра принц. Не помня о прошлых жизнях, мы все начинаем с нуля. И не пытаемся отыграться, вспоминая неудачи прошлой жизни.
- Но, - настаивал я, - а как же Сокрытое Знание? Ведь, обладая им, каждый смог бы стать лучше! И развиваться быстрее! Мой Наставник улыбнулся.
- Все не так просто, - ответил он. Мгновение помедлив, он продолжил:
- Внутри нас есть силы, нам неподвластные, неизмеримо большие, чем те, которыми обладает человек в материальном мире. Люди на Западе злоупотребили бы этими силами, ибо деньги - все, о чем они заботятся. Их беспокоят лишь два вопроса: "можешь ли ты это доказать?" и "сколько мне за это заплатят?".
Он рассмеялся, как мальчишка, и Сказал:
- Меня всегда забавляло то огромное множество приборов и механизмов, которые использует западный человек, чтобы передать беспроволочное сообщение. Особенно меня веселит сам термин беспроволочный, ведь в их аппаратах мили и мили проводов! Здесь, в Тибете, опытным ламам по силам отправить телепатическое послание вообще без всякой аппаратуры. Мы выходим в астрал и путешествуем сквозь пространство и время, посещая другие части света и даже иные миры. Левитируя, мы можем поднимать гигантские грузы. И все это при помощи неизвестных сил. Но не все люди чисты, Лобсанг. В любом монастыре есть грешник, как во всякой тюрьме - святой.
Я смотрел на него с недоумением. - Но зная это, люди непременно стали бы хорошими! - не сдавался я.
С сожалением глядя на меня, Лама ответил: - Мы храним Тайное Знание в тайне для безопасности человечества. Слишком многие, особенно на Западе, мечтают лишь о деньгах и о власти. Оракул предсказал, что наша земля будет захвачена и физически покорена странным культом. Культом, которому нет дела до простого человека, который существует единственно для того, чтобы поддерживать власть диктаторов, поработивших полмира. В России пробовали под пытками вырвать у Высоких Лам Запретное Знание. Но получив к нему неожиданный доступ, обычный человек поведет себя так: вначале он устрашится силы, ставшей подвластной ему. Затем ему покажется, что у него есть средство обогатиться сверх всякой меры. Он испробует его, и деньги придут к нему. Имея деньги и власть, ему захочется большего. Ведь миллионер никогда не удовлетворится одним миллионом, - он захочет больше! Сказано, что власть в руках непосвященного развращает. А Тайное Знание дает абсолютную власть.
Меня вдруг осенило: я знаю, как спасти Тибет! Вскочив от возбуждения, я воскликнул:
- Тибет будет спасен! Тайное Знание сохранит нас от вторжения! Наставник сочувственно посмотрел на меня.
- Нет, Лобсанг, - грустно отозвался он. - Мы не используем Силы для подобных вещей. Тибет подвергнется гонениям, он будет почти стерт с лица Земли. Но в грядущие годы он возродится еще более великим. Страна очистится в горниле войны, как позже это сделает весь мир.
Он искоса взглянул на меня.
- Пойми, Лобсанг, здесь должна быть война, - сказал он тихо. - Без войн население Земли стало бы слишком многочисленным. Не война - так чума. Войны и болезни регулируют численность населения, давая людям на Земле - и в других мирах - возможность делать друг другу добро. Пока люди не изменятся, войны будут всегда.
Гонг призывал нас к вечерней службе. Мой Наставник, лама Мингьяр Дондуп встал.
- Идем, Лобсанг, - позвал он. - Мы здесь в гостях и должны проявлять уважение к хозяевам.
Мы вышли во двор. Гонг продолжал звонить настойчиво, гораздо дольше, чем было принято в Чакпори. Я поначалу был удивлен тем, насколько медленно мы продвигались к храму. Но, посмотрев по сторонам, увидел старых и немощных монахов, едва ковылявших через двор.
- С твоей стороны будет учтиво, если ты сядешь с чела, - шепнул Наставник. Я согласно кивнул и пошел вокруг стены храма вдоль внутренней стены. Когда я сел на место, чела монастыря Верховного Оракула посмотрели на меня с любопытством. Почти незаметно, пользуясь невнимательностью прокторов, они стали протискиваться вперед, пока не окружили меня со всех сторон.
- Ты откуда? - спросил мальчик, бывший, видимо, у них заводилой.
- Чакпори, - прошептал я в ответ.
- Ты и есть тот парень, которого прислал Высочайший? - тихо спросил другой.
- Да, - ответил я. - Я должен был встретиться с Верховным Оракулом, он сказал мне...
- ТИШИНА! - прорычал за спиной гневный голос. - Еще один
звук!..
Обернувшись, я увидел, как от нашего кружка уходил высокий мужчина.
- Ха! - прыснул мальчик. - Не обращай на него внимания. Он больше лает, чем кусает.
Тут из маленькой дверцы появились Настоятель и Верховный Оракул, и служба началась.
Вскоре мы снова высыпали наружу. Я вместе со всеми остальными отправился на кухню, чтобы пополнить запасы ячменя и взять немного чаю. Продолжить разговор не было никакой возможности: вокруг толпились монахи всех рангов. Прежде чем отойти ко сну, они обменивались последними новостями. Найдя предназначенную для меня келью, я завернулся в одежду и лег. Сон долго не приходил. Я вглядывался в пурпурную темноту, усеянную золотыми огоньками масляных ламп. Вечные Гималаи вдалеке простирали свои каменные пальцы к небесам, будто в мольбе, обращенной к богам мира. Ярко-белые стрелы лунного света мелькали в горных расщелинах, чтобы исчезнуть и появиться снова, когда луна взберется повыше. Ветра не было, и молитвенные флаги беспомощно свисали с мачт. Над Лхасой лениво проплыло облако. Я перевернулся и провалился в сон без сновидений.
В ранний утренний час я проснулся от внезапного испуга. Я проспал и мог опоздать на службу. Вскочив, я поспешно сунул руки в рукава и молнией вылетел за дверь. Скатившись вниз по пустынному коридору, я вывалился во двор - прямо в объятия одного из кхамцев.
- Ты куда собрался? - грозно прошипел он.
- На утреннюю службу, - ответил я. - Я, должно быть, проспал. Он засмеялся и отпустил меня.
- А, так ты - приезжий. У нас нет утренних служб, можешь идти и досыпать дальше.
- Нет утренних служб? - вскрикнул я. - Но ведь везде есть утренние службы!
Монах-полицейский был, должно быть, в хорошем расположении духа. Он вежливо ответил мне:
- У нас здесь старики да немощные. Вот мы и обходимся без ранних служб. Ступай, почивай себе с миром. - Он потрепал меня по голове - ласково для него, но подобно удару грома для меня, - и втолкнул меня в коридор. Повернувшись, он тяжелой поступью продолжал обход. Я промчался по коридору обратно и через минуту уже спал.
Позже, днем, меня представили Настоятелю и двум старшим ламам. Они забросали меня вопросами, интересуясь моей жизнью дома, тем, что я помню о прошлой жизни, спрашивали о моих отношениях с Наставником. Наконец все трое с трудом встали и гуськом направились к двери.
- Идем, - проворчал последний, поманив меня скрюченным пальцем.
Ошарашенный, я будто в тумане последовал за ними. Они медленно вышли за дверь и, как сомнамбулы, зашаркали по коридору. Я шел за ними, спотыкаясь, стараясь поддерживать заданный темп. Продолжая плестись, мы миновали открытые комнаты. Чела и траппы, должно быть, смеялись от души, наблюдая за нашей неторопливой процессией. Я же сгорал от стыда. Во главе колонны шел Настоятель, опираясь на две палочки. Двое лам были так дряхлы, что едва поспевали за ним. Я замыкал шествие.
Через столетие - по крайней мере мне так показалось - мы достигли противоположной стены и остановились у дверного проема. Настоятель долго возился с ключом, бормоча что-то себе под нос. Один из лам пришел ему на помощь, и дверь наконец отворилась с протестующим скрипом. Первым вошел Настоятель, за ним, один за другим, оба ламы. Никто не сказал мне ни слова, так что я последовал за ними. Старый лама прикрыл дверь у меня за спиной. Передо мною оказался очень длинный стол, заваленный старыми, покрытыми пылью вещами. Здесь были и ветхие одеяния, и древние молитвенные колеса, и разрозненные нитки четок. Еще две-три шкатулки и несколько предметов, которые мне не удалось распознать с первого взгляда.
- Хмм! Ммм! Подойди сюда, мой мальчик, - велел Настоятель.
Я с неохотой направился к нему. Он взял меня за кисть левой руки своими костлявыми пальцами. Мне показалось, что я поздоровался со скелетом.
- Хмм! Ммм! Мальчик! Выбери один или - Ммм! - несколько предметов, которые принадлежали тебе - Хмм! - в прошлой жизни. Он обвел меня вокруг стола и продолжил:
- Ммм! Если ты уверен, что какой-то предмет или - Ммм! - несколько, были твоими, то возьми его или - Хмм! - их и принеси сюда.
Он тяжело сел и, видимо, потерял ко мне всякий интерес. Двое лам сели рядом, не проронив ни звука.
Отлично, подумал я. Если трое стариков собрались играть в эту игру, то я поддержу их. Психометрия, без всякого сомнения, простейшая вещь на Земле. Я прошел вдоль стола, протянув левую руку ладонью вниз. Над некоторыми вещами я ощущал зуд в центре ладони, и слабая дрожь пронизывала кисть. Я выбрал молитвенное колесо, разбитую чашку и четки. Затем я повторил свое путешествие. На этот раз я почувствовал зуд лишь однажды, проходя рядом со старыми лохмотьями в последней стадии разложения. Это были остатки шафранной мантии, принадлежавшей Высокому Ламе. От долгих лет цвет потускнел, а ткань истлела настолько, что рассыпалась от прикосновения. Я поднял ее, не без основания опасаясь, что она распадется у меня в руках, и бережно отнес Настоятелю. Затем вернулся за остальными предметами.
Без единого слова все трое бросились осматривать вещи, сверяя тайные признаки и скрытые метки по старой черной книжице. Некоторое время они сидели лицом к лицу. Их головы свисали с высохших шей, а мозги поскрипывали от умственных усилий.
- Ххх-ура! - пробубнил Настоятель, сопя, как уставший як. - Мммм. Это и правда он. Хмм. Как хорошо это ему удалось. Ммм. А теперь иди, мой мальчик, к своему Наставнику, ламе Мингьяру Дондупу, и скажи ему, хмм, что мы будем весьма признательны ему, если он сейчас придет сюда. А ты, мой мальчик, можешь не возвращаться.
Я выбежал из комнаты, радуясь тому, что избавился от общества этих живых мумий, которые не проявляли ко мне таких теплых человеческих чувств, как лама Мингьяр Дондуп. Поворачивая за угол, я неожиданно оказался в нескольких шагах от своего Наставника. Он улыбнулся мне и сказал:
- Лобсанг, пожалуйста, не удивляйся, я уже успел получить телепатическое приглашение.
Дружески похлопав меня по плечу, он направился к комнате, в которой находился Настоятель и двое старых лам. Я же вышел во двор и стал от нечего делать пинать камешки.
- Это ты, чья Инкарнация была Признана? - спросил голос позади меня.
Я обернулся и увидел чела, который внимательно изучал меня.
- Сам не знаю, зачем они это все затеяли, - ответил я. - М...
Продолжение на следующей странцие...
