дце первого микроорганизма и первого атома.
Но что же это за "вещь", которую ни один ученый никогда не видел
под своим микроскопом, не видел священник со своей высокой кафедры, и
не видел ни один человек под самым своим носом ?
Все же ученые видели ее, некоторые мудрецы мимолетно касались ее,
и изрядное число простых и несчастных людей дышали ею. Но никто и
никогда не сложил эти три вещи вместе в одной человеческой физиологии.
Когда мы сможем сложить вместе 1+1+1, тогда мы произведем новый
вид на Земле.
--------------------------------------------------------------
Сокровище небес
спрятано в тайной пещере
подобно птенцу,
внутри бесконечной скалы
Риг Веда, I.130.3
Глава 3
Два конца человеческого опыта
БЫВАЮТ времена, когда человеческая панорама раскрывается перед
нашими глазами или вызывает крик в нашем сердце. Это страдание, это
красота в глубинах бедствий, эта бесконечная расщелина под
распростретыми крыльями, затем снова длинная ужасная ночь,
человеческая жестокость, жизни, разбросанные подобно птицам на ветру,
потерянная любовь -- и нечто, что бьется и бьется на дне всего этого,
подобно морскому прибою, что упорно колотится о берег, любит снова и
любит всегда. Дикость и возвышенный парадокс, неослабевающий поиск,
кровавые следы и озаренные тропы, пучины или небеса распростерты перед
нами, и затем -- могилы, и всегда все больше могил. Потребуется немало
богов и грез, чтобы смягчить это отчаяние и утешить эту Скорбь.
Понадобится не один маяк, чтобы переплыть через этот шторм, где
восторг носит личину чудовища и дьяволы облачены в золото. Наши храмы
разбросаны по пустыне как птицы наших жизней и вторящие крики
исчезнувших цивилизаций -- но эти крики звучат и звучат снова. И что
это за крики ? Как птица на могиле, возвращающаяся снова, чтобы спеть
свою песню и излить свою скорбь.
Возможно, этот крик уже присутствовал в первой могиле
микроорганизма, четыре миллиарда лет назад. Крик столь тщетный и столь
мощный, что заставил Века и виды вращаться вокруг него, несмотря ни на
что, или потому что он включает все.
Так ... что же наша новорожденная Наука может сделать на переломе
веков, в конце тысячелетия ? Она может сосчитать атомы нашей могилы и
попытаться сосчитать другие атомы и галактики, разбросанные подобно
нашим мечтам. Наука может разрушить все, и очень умело, это ее самое
великое произведение. Каждое из ее чудес -- это новехонькая маленькая
смерть, которую она лечит еще одной новенькой маленькой смертью --
столь же "новой", сколь новы песчинки в Нубийской пустыне. Все же она
была очень полезна для того, чтобы создать хорошо-документированные
человеческие полчища, вскричавшие от отчаяния в своей переполненной
тюрьме. Похоже, что Тайна находится не на этом конце: увиденные через
микроскоп, наши атомы бесполезны, а разогнанные а циклотроне, вызывают
катастрофы. Но крик звучит и здесь, и здесь есть тайна, но наши
"сокрушительные" достижения не способны снять кандалы, подобно тому,
как обезьяна не может найти закон плодоношения, тряся дерево, хотя это
может быть и хорошо для сбора фруктов. Но это горький сбор плодов. И в
конечном итоге эта сторона человеческого опыта поставляет только
"трюки" и маски -- лепит Франкенштейна -- но не подводит к мощной
реальности, которая могла бы высвободиться от оков и придти в движение
и принести нам золотые плоды тысячелетия.
Именно в теле должны мы идти наощупь в поисках атомов. Именно в
кромешной тьме боли должны мы идти в поисках клеток. И мы должны идти
с голыми руками и чистой мольбой, нет другого прямого пути.
Но с помощью какой "проникающей" мощи будем мы спускаться на дно
этой физиологической темницы, сгущенной как базальт и такой же
"скрипучей", как невралгия ? Причина смерти кроется здесь, и нужно
подойти вплотную, чтобы увидеть, что это такое.
Нет ничего более неизвестного, чем тело -- зачем лететь на Марс
или Луну, когда вся вселенная здесь ? И все же тайна всех вселенных
кроется в единственной маленькой клетке. Но мы должны спуститься т у д а.
*
* *
Есть и другая сторона человеческого опыта.
Это небесная сторона.
Это колоссальное непонимание.
Здесь также открывается панорама: все те пылкие жизни, пораженные
вспышкой света, те мягкие и уязвимые жизни, подавленные жалким
состоянием мира, те непонятые жизни, потерянные в уединенном озарении,
в бездонном понимании, сжимающем сердце, те жизни, разрываемые
настоящей уверенностью в том, что могло бы спасти мир, как и
беспомощным и жалким страданием посреди толчеи, те жизни жгущего
алмаза, несомненного огня, поиска и вопросов, с мечом в сердце и
сдержанными слезами как от безответной любви -- и также прохладные
рассветы, когда жизнь ощущается одним взмахом ликующей Радости, и
грандиозный взор, который охватывает все жизни подобно нескончаемому
прибою великого Океана -- крик существа, навсегда по ту сторону всех
печалей и всех могил.
И бедный человек бредет во тьме и толчее, не ведая о своей
собственной тайне, не осознавая то, что жжет сердце, но те подавленные
слезы, те безответные искания уже являются самим Ответом, все
растущими и растущим, без слов или евангелий, жгущим подобно первому
маленькому огню, что заставил все Века крутиться по направлению к этой
неизбежной точке напряжения, где существо, одно существо прожжет
наконец свою старую оболочку, овладеет собственной мощью, не круша
остальных, без выдумок узнает собственный мир, полюбит все жизни, не
накладывая никаких законов, будь то смертных или бессмертных, ведь оно
будет знать, что жжет и зреет под всеми нашими плодотворными ошибками
и другими ложными шагами в ночи.
Узнай то, что жжет тебя, попросту скажет это существо.
Используй все, чтобы поддерживать этот огонь внутри.
И цель неизбежно будет достигнута, ведь она была зажжена с первой
звездой.
Но в то же время ...
Но в то же время, мы -- это тот нескончаемый прибой, бросающий
свои волны на разбивающий их берег. И, естественно, мы чувствуем некий
гнев на всех этих сановитых, разряженных, в чалме или с тонзурой
шарлатанов, которые превозносят "закон Божий" со своих высоких
минаретов или шпилей и захватывают весь этот маленький огонь для того,
чтобы утвердить собственное могущество или создать собственный театр,
приносящий им выгоду. Все же каждый из тех маленьких или больших
храмов, разбросанных по нашей пустыне, поддерживает слабый проблеск
света, маленькую кричащую жажду, которая хочет утолить великую жажду,
утешить старую печаль и пролить надежду. Затем стены растут, стены,
заточающие проблески света, мелькающее мерцание. "Каждый берет
маленький кусочек и делает его своим целым", -- говорила Мать. И в
конечном итоге надежда всегда оказывалась на небесах, спасение -- по
ту сторону могил, далеко от этой несчастной плоти, из которой мы все
возникли, которая держит в себе нашу поразительную тайну.
Грандиозное непонимание.
Это две крайности человеческого опыта. Один конец -- в
воспарении, другой -- в смерти внизу.
Правильным ответом было 1+1+1=3. Ведь мы являемся третьей
несчастной фигурой, плавильным тиглем, в котором вырабатывается
встреча небес с Землей.
Третий вид после растительной и животной физиологии.
--------------------------------------------------------------
Следуй светящейся нити
протянутой через
серединный мир
Риг Веда, X.53.5
Глава 4
Нить
ЕСЛИ мы хотим спуститься в это тело, этот комок плоти и
высвободить его эволюционную тайну, то нам нужно больше "проникающей"
мощи, как я говорил, но не "расщепляющей" или кровавой, поставляемых
нашей Машиной. Мы почти не знаем каких-либо прямых, естественных
мощностей, отличных от Разума, нашего орудия высшей обезьяны. Мы
достаточно хорошо знаем, как можно использовать разум, нам известны
его красоты и ужасы, его бесчисленные обороты, плодотворные, как и
разрушительные, и его попытки провести субземное или субментальное
исследование, что дало нам великие мифы и конвульсивные грезы, в
которых дьявольское перемешено с гениальным, и коварное с красивым;
смешанное знание, которое в конечном итоге остается поверхностным,
ведь в этой истории мы все еще очень молоды. Странно отметить, что в
каждом поле мы все еще Чародеи, достаточно искусные, чтобы вызвать
силы, но не управлять ими.
Все же были и поэтические прорывы: "M i l l i o n s
d' o i s e a u x d' o r, o future Vigueur ... (*)
(* "Миллионы золотых птиц, о грядущая Сила ... Артюр Рембо
(1854--1891) был, возможно, наиболее вдохновленным среди
французских символистов. "Я работаю, чтобы сделать из себя
п р о в и д ц а", -- писал он в шестнадцать лет, -- "должен
быть найден некий язык ... Изобретения неизвестного требуют
новых форм". Также: "Человечество -- на ответственности
поэта".
То, что Рембо написал к двадцати годам (из того, что
известно), навсегда изменило поэзию. "Поэт воистину крадет
огонь." Следующие семнадцать лет своей краткой жизни Рембо
провел в путешествиях по Зондским островам, Кипру, и наконец,
по Африке, молчаливый, голодный, возможно чувствующий
беспомощность, чтобы выразить нечто, что могло бы изменить
курс человечества: "Приходит время У б и й ц", -- написал он.)
Может быть, эти надментальные высоты подведут нас ближе к тайне и
требующейся "силе" ?
Ребенком я был отдан в местную школу для "трудных" детей в
предместье Парижа: темно-синяя с глухим воротником и золотыми
пуговицами униформа плотно зажимала меня до самого подбородка.
Достаточно, чтобы удушить вас. И по воскресеньям, хвала господу, нас
выводили в ряд по четыре на прогулку в леса Верьера. Это было
очаровательно. Раз-два-три-четыре, и фуражка с маленькой золотой
кокардой на синем фоне. Чтобы облегчить положение, в одно "прекрасное"
воскресенье под воздействием некоего импульса я начал забавлять
историями своих раз-два-три-четыре товарищей -- неизвестными
историями, которые я никогда не слышал и не мог нигде прочитать. Это
было очень необычно, как если бы они сваливались мне на голову и
сами-собой разворачивались. Я не имел ни малейшего понятия о том, что
за истории я рассказывал (даже р а с с к а з ы в а я их!), но этот
факт очень живо сохранился в моем сознании. Это было подобно знанию,
спускающемуся свыше или создающемуся над моей головой, и если в этот
самый момент я "смотрел" на то, что рассказывал -- пуф ! все путалось,
и нить терялась. Это была "нить".
Это была моя первая тропа, и в течение более чем пятидесяти лет я
беспрестанно ходил по ней.
Но все же эта "вещь" над моей головой оставалась потрясающей. И
если временами я ощущал себя поэтом, если я тянул эту нить с
повторяющимся изумлением, чтобы увидеть, что "приходит с ней", я не
был удовлетворен спускающимся вдохновением или написанием новелл --
то, что интересовало меня, было человеческое приключение, которое
разворачивается под вашими ногами, со всеми вашими печалями. То, что
интересовало меня, было неизвестное, строительство будущего, потому
что так или иначе настоящее казалось мне столь же удушающим, как моя
школа в Верьере.
Может ли эта нить быть протянутой еще выше ?
После многих поисков на западе и на юге, что не принесло мне
ничего, кроме человеческих страданий и страдания моего собственного, и
огня, растущего внутри, но как плохо поддерживаемая вспышка, я пошел
на восток -- в Индию. Это та страна, где, помимо прочего, "нить" не
кончается в религии -- хотя там было миллион "религий". Также я не
жаждал "небес", я тосковал по человечеству. "Спасение" очень
интересовало Восток, не одного уединившегося маленького искателя.
Тогда Шри Ауробиндо сказа...
Продолжение на следующей странцие...
