ося над "молодыми". Борода чуть не достиг просветления, когда, сразу после призыва, в наряде по столовой, ему за ночь пришлось начистить самодельным "ножом" ванну картошки. Нож представлял собой черенок алюминиевой ложки, тщательно заточенный Бородой об камень. Пикантность ситуации дополнялась тем, что каждое касание ванны или воды сопровождалось бодрящими ударами электрического тока - где-то пробивало проводку.
Крупная холодная капля дождя, стукнувшая Бороду по макушке, вернула его к действительности - ПВБ Андрюхе оказалось недостаточно, и Борода перебирал формулы парения: "Я тот, который затачивает ложку о гранит", "Я тот, который побуждает Карлито драить котел" и "Я тот, который драит котел". Неожиданно Борода услышал: "Давай, давай, надраивай!" - это подошел тренер мальчишек, и окончательный выбор был сделан в пользу последнего имени. Несколько дней симоронцы изредка "надраивали котлы", и обещанный Андрюхой атмосферный фронт проходил стороной.
Однажды Папа вышел ночью по малой нужде. Было тихо и слегка моросил мелкий дождик. Папа аккуратно накрыл полиэтиленом палатку и внушительную кучу дров, привалив пленку большими "банными" камнями.
Утром симоронцы проснулись от барабанной дроби - струи проливного дождя нещадно хлестали по палатке. Среди разбушевавшейся стихии "надраивание котла" казалось малоубедительным, тем более, что раздался возбужденный голос Андрюхи:
- Мужики, как у вас в палатке, сухо?
- Да, все в порядке, дно - водонепроницаемо, а сверху - пленка!
- А я проснулся оттого, что спальник намок - внутри палатки лужа.
Затем мы услышали заунывное бормотание: "ДЖЕНГАРДЕН, ДЖЕНГАРДЕН, ДЖЕНГАРДЕН...", - это Андрюха работал с ливнем на третьем ЯСном. Борода присоединился: "ЧИНАТОН...", а Папа решил, что с атмосферным вихрем нужно работать на четвертом ЯСном: "ВИВИЗУКЕР..." Довольно быстро дождь ослаб, и Андрюха с Никитой выползли из палаток. А Папа с Бородой дожидались полного и окончательного прекращения дождя. Андрюха разжег костер и стал мастерить приспособления для сушки вещей.
Наконец, чувство голода вынудило и Папу вылезти на белый свет - он пошел за водой. На берегу озера перед ним предстала завораживающая картина: Никита в желтой накидке от дождя, напоминавшей мантию звездочета, зажмурившись, самозабвенно отплясывал симоронский танец, громко произнося спонтанно рождающиеся мантры. Папа решил не мешать таинству и вернулся, вспомнив, что в складках полиэтилена, накрывающего палатку, можно собрать не одно ведро чистейшей дождевой воды.
После завтрака дождь прекратился совсем, и мы отправились в основной лагерь, располагавшийся в низинке и превратившийся в скопление миниозер, среди которых возвышались жалкие палатки. К нам подошла Лена:
- Ну, что же, Симороны, не можете погоду сделать?! У нас промокли абсолютно все вещи. Что нам делать - доставать ли вещи для просушки, или опять будет дождь?
- Пленку надо с собой возить! - буркнул Папа. - Через полчаса будет солнце, - уверенно добавил он, отправившись дальше.
Точно в указанный срок солнечные лучи зажгли миллиарды водяных капель, переливаясь в них маленькими радугами. Оглушительно защебетали птицы, и повеселевшие участники слета принялись развешивать на веревках мокрые вещи.
Вернувшись на симоронскую стоянку, мы увидели Никиту, раскачивавшегося в гамаке. На лице его играла загадочная многозначительная улыбка: "Мол, я-то знаю, отчего солнце вышло!" Папа полез в продуктовую палатку за орехами и внезапно наткнулся на забытую сумку, в которой обнаружил расплавленную плитку шоколада, купленную Бородой для Никиты на питерском вокзале, и упаковку из четырех сливочных йогуртов "Fruttis", которую дала в дорогу Никите заботливая мама. Папа торжественно вручил лакомства герою дня. Дело в том, что обычно Никита съедает все сладости в первые три дня, а потом театрально страдает от их отсутствия. Неподдельный восторг, появившийся на лице мальчугана, был зафиксирован в имени: "Я тот, который ест йогурт в гамаке".
Это имя Папа неоднократно использовал в дальнейшем, например, когда Никита двое суток не показывался в симоронском лагере, а потом объявлялся голодный и страдальческим голосом говорил: "Не поеду я больше на ваш слет! Скучно здесь". Впрочем, Папа употреблял еще два "могущественных" имени: "Я тот, который вызывает солнце" и "Я тот, который руководит строительством бани".
Объясним происхождение последнего имени. Никита тусовался в хорошо знакомой ему по предыдущим слетам компании, которая знала о симоронских банях не понаслышке. Их страстное желание попариться подогревалось изобилующими подробностями рассказами Никиты о том, как он блаженствовал на теплом песочке около раскаленных камней. И однажды, во время вечерних танцев, мы услышали сенсационное сообщение, что Никита основал альтернативную баню и стал ее директором.
Никита, в свои двенадцать лет, имел богатейший опыт парильщика. Папа по вторникам ходил в баню и, когда сыну исполнилось пять лет, стал брать его с собой. Вскоре малыша узнали банные завсегдатаи. Никиту постоянно подбадривали, восхищались его жароустойчивостью - он мог, забравшись на самую верхнюю полку, "пересидеть" в парилке многих здоровенных мужиков, а затем отважно бултыхнуться в ледяную купель. В июне Папа с Никитой заготавливали на даче веники - мальчонка залезал на верхушки берез, которые под его тяжестью нагибались вниз, а Папа секатором срезал длинные гибкие ветви.
Впервые Никита попал на слет в восьмилетнем возрасте. На его глазах происходило становление и бурное развитие симоронской бани, более того, он с энтузиазмом участвовал в поиске и транспортировке камней, заготовке дров, выкладывании турика и т.д. Поэтому мы не удивились, что шестиклассник руководил дюжими мужиками при постройке бани и воплотил давнюю мечту Андрюхи о распространении бань. Когда через пару дней Никита забрел на симоронскую стоянку, то Андрюха съязвил:
- А ты лицензию получил? Тебя, наверное, усадили на пенек, покрасили бронзовой краской и кормили одной сгущенкой - поэтому ты и не появлялся!
А Никита мечтательно улыбался, полагая, что подобные почести он заслужил.
ЧИНЧИНАТА
Индейцы всегда придавали особый колорит слету*. Каждый из них принадлежит к определенному племени и клану (оджибве, дакота, сиу и т.д.).
Живут индейцы в настоящих типи, сделанных из сшитых кусков оленьих шкур, которые натягиваются на каркас из длинных (около пяти метров) шестов. Полок типи расписан символическими рисунками, на клапанах звенят колокольчики на ветру, а между шестами вьется дым костра. Типи - одно из немногих в кэмпе мест, где нет комаров. Это настоящее жилище, где индеец чувствует себя человеком, в отличие от тесной палатки. В двухместный типи может набиться в дождь или на миниконцерт до двадцати человек.
Индейцы устраивают зажигательные концерты латиноамериканской музыки. Среди инструментов - гаранги (маленькая гитара), сампонья (флейта из нескольких стеблей тростника), кена (дудка глубокой вибрации), бубен с рисунком кондора, обтянутый кожей оленя, трещотки типа маракасов и т.д.
На этом слете индейцы были представлены одиноким вождем Вапити (напомним, что остальные поехали на "Радугу"). Это был среднего роста, коренастый, горбоносый, с длинными бакенбардами, суровый на вид мужичок лет тридцати пяти. Обычно он носил черную фетровую шляпу с привязанными к ней на веревке различными перьями, потрепанные мокасины и кожаную двойку: жилетку и набедренную повязку.
Про Вапити ходили слухи, что он некоторое время жил в племени оджибве в Канаде, знал их обычаи лучше коренных индейцев и, говорят, ходил в одиночку на медведя с какой-то рогатиной. Кроме того, он был Fireman, то есть человек, наделенный правом общения с огнем. В его функции входил подбор, разогревание и внесение камней в специальное типи для индейской бани "Светлоч"*, а также процедура возжигания огня от Солнца с помощью линзы на церемониях открытия и закрытия слетов.
Опишем подробнее последний ритуал. Все участники слета образовывали внушительный круг, в центре которого находился Fireman. Его украшала парадная одежда, состоявшая из штанов, жилетки, одетой на голое тело, а также неширокой круговой ленты, опоясывавшей голову от лба до затылка, и мокасины. Торжественный вид дополняли таинственный амулет на груди, огромный нож в рыжем кожаном чехле на поясе. Все это было покрыто искусными пестрыми узорами, вышитыми из крупного бисера.
Вапити зажигал главный костер на центральной поляне, от которого воспламенялись четыре костра по сторонам света. Затем вождь брал в руки двухфутовую резную деревянную трубку и, подняв ее на вытянутых руках, поочередно поворачивался на все стороны света, оглашая лес громким гортанным пением, от которого у зрителей пробегали мурашки по спине. В конце церемонии Вапити обходил круг, предлагая каждому дотронуться до священной трубки мира и произнести пожелания участникам слета, всему космосу или поделиться впечатлениями от слета, а, может быть, просто помолчать.
В один прекрасный день, когда участники танцев мира кружились в большом хороводе, в центр круга, к Мамедананде, ведущему танцы, вышел вождь, облаченный в одеяние, подчеркивающее значимость момента - "пончо" из синего с черными полосами армейского одеяла, по краям обшитого ярко-малиновой полосой материи. Мамедананда объявил, что сейчас Вапити проведет танец, который исполняют члены его племени. Вождь изрек, что этот танец действительно танцуют настоящие индейцы, намекая на то, что индейские танцы, проводимые Мамеданандой, придуманы и к краснокожим не имеют никакого отношения.
Круг разбился на пары. Танец сопровождался пением двух слов: "Оводей" и "Чинчината". Сначала пара шла, взявшись за руки, и пела "Оводей", до тех пор, пока вождь не стукнет в бубен с изображением орла. Тогда пара со словами "Чинчината" должна кружиться до очередного удара бубна, причем на каждую "Чинчинату" нужно было успеть сделать полный оборот. Вапити сам громко распевал слова танца: "Оводей" исполнялся медленно, соответственно, и идти надо было медленно; а "Чинчината" пелась быстро, и в результате над поляной поднялась плотная завеса пыли. В общем, танец напоминал упражнение на внимание для детей ясельного возраста. На лице Вапити разлилась блаженная улыбка.
Когда танец кончился, многие участники чуть не попадали от хохота, а Мамедананда смеялся до слез. Ведь в духовных танцах присутствует гармоничная мелодия, точно выдерживается внутренний ритм; если танец парный, то происходит смена партнера.
После этого танца среди симоронцев за Вапити закрепилось имя ЧИНЧИНАТА.
В один из вечеров по лагерю разнеслась новость: Вапити поймал браконьера! Им оказался наш Никита, который срубал ветки молодых елок, с целью постройки шалаша. Fireman сказал: "Это прецендент! Придется устроить суд!" Папа тут же вспомнил, что два года назад дал Чинчинате несколько камней с симоронской бани для "Светлоча". Особенно вождю понравился круглый камень, венчавший симоронский турик. Папа стал "тем, который дает голыш Firemanу", и в результате Никита отделался публичным порицанием.
Спустя несколько дней Борода и Папа занимались привычным делом - неторопливо пилили дрова для очередной бани, которые случались через день. Невзначай Папа произнес:
- Неплохо бы расколоть толстые чурки, а то они не успеют прогореть.
- Это чем вы собираетесь колоть? - внезапно раздалось из кустов, и оттуда вынырнул Чинчината.
- Я просто фантазировал, - обронил Папа.
- А вы не брали мой колун? - спросил вождь, с достоинством поглаживая кругленький животик, выглядывавший из-под жилетки. - Уже второй день, как он пропал.
- Да нам колоть лень - мы предпочитаем средние сосенки, так что колун нам ни к чему.
- Говорят, вы можете найти его?
- А ты повторяй: "Я тот, который поглаживает живот" - он и найдется.
Чинчината недоверчиво покосился на нас, а мы, не в силах сдержать ехидные улыбки, посоветовали не только повторять имя, но и почаще поглаживать живот на самом деле, причем обязательно по часовой стрелке. Поняв, что большего добиться не удастся, вождь покинул нашу стоянку.
Через пару часов мы отправились в общий лагерь и на подходе к нему услыша...
Продолжение на следующей странцие...
