Copyright: Aldous Huxley. Doors of perception
В 1886 году немецкий фармаколог Людвиг Левин опубликовал первое
систематическое исследование кактуса, которому впоследствии было дано его
имя, Anhalonium Lewinii для науки оказался новинкой. Для первобытных .же
верований и индейцев Мексики и юго-востока Америки он с незапамятных
времен являлся другом. По словам одного из испанцев, первыми посетивших
Новый Свет, "там едят корень, который называется пейотлем, и который там
почитают как божество".
Почему его почитали как божество стало ясно, когда такие известные
психологи, как Иенш, Хэвлок Эллис и Виер Митчелл, начали эксперименты с
мескалином - активной составляющей пейотля. По правде говоря, они
остановились, не далеко уйдя от идолопоклонства, Но все они сошлись во
мнении, что мескалин занимает место среди самых уникальных наркотиков.
Назначаемый в соответствующих дозах, он наиболее глубоко изменяет свойства
сознания, но однако менее токсичен, чем любое вещество из справочника
фармаколога.
Изучение мескалина спорадически продолжалось и после работ Левина и
Хэвлока Эллиса. Химики не просто выделили этот алкалоид: они научились его
синтезировать, так что его запасы более не зависели от незначительного и
непостоянного урожая этого растущего в пустыне кактуса. Психиатры сами
принимали определенные дозы мескалина в надежде приблизиться к
непосредственному пониманию ментальных. процессов у своих пациентов.
Несмотря на то, что работа производилась с небольшим числом объектов
наблюдения и в узких событийных рамках, психологии все же пронаблюдали и
классифицировали наиболее потрясающие эффекты, производимые этим
наркотиком. Неврологи и физиологи раскрыли некоторые механизмы его
воздействия на центральную нервную систему, И, по крайней мере, один
философ-профессионал принял мескалин и для того, чтобы пролить свет на
такие древние и еще неразгаданные загадки, как место разума в природе и
взаимоотношения между мозгом и сознанием,
Эти вопросы оставались тайной до тех пор, пока - два или три года
назад - не был зафиксирован один весьма существенный факт.
В действительности, этот факт являлся очевидным для всех в течение
нескольких десятилетий. Но так получилось, что его никто не замечал до тех
пор, пока один молодой английский психиатр, ныне работающий в Канаде, не
был поражен близким сходством в химических формулах мескалина и
адреналина, Дальнейшие исследования открыли, что лизергиновая кислота -
крайне сильный галлюциноген, получаемый из спорыньи,- биохимически им
родственна. Затем было обнаружено, что адренохром, являющийся продуктом
разложения адреналина, может вызывать симптомы, наблюдаемые при
интоксикации мескалином. Но, вероятно, адренохром спонтанно появляется в
человеческом теле. Другими словами, каждый из нас способен производить
химическое соединение, незначительные дозы которого вызывают, как
известно, глубокие изменения в сознании. Некоторые из этих изменений
сходны с теми, которые происходят при наиболее распространенной чуме
двадцатого века - шизофрении. Неужели душевный хаос обусловлен хаосом
химическим, И обусловлен ли химический хаос, в свою очередь,
психологическим недомоганием, поражающим надпочечник. Утверждать это было
бы опрометчиво и преждевременно. Самое большее, что мы можем сказать,- это
то, что первичное рассмотрение данного случая было проведено. Между тем,
идет систематический поиск, ищейки - биохимики, психиатры и психологи -
взяли след.
Благодаря ряду крайне благоприятных - для меня обстоятельств я весной
1953 года обнаружил, что пересек этот след. Одна из ищеек прибыла по делам
в Калифорнию. Несмотря на семидесятилетнюю историю изучения мескалина,
находящийся в распоряжении исследователей психологический материал
оставался по-прежнему до абсурдного скудным, и этот ученый очень хотел его
дополнить. Я по собственному желанию - на самом деле, весьма сильному -
стал его подопытным кроликом. В итоге случилось так, что одним ясным
майским утром я проглотил четыре десятых грамма мескалина, растворенного в
полстакане воды, и сел в ожидании результатов.
Мы .жили вместе, действовали друг на друга и взаимодействовали, но
всегда и при любых обстоятельствах существовали каждый сам по себе,
Христианские мученики выходят на арену рука об руку - распинают же их
поодиночке. Обнявшись, влюбленные отчаянно пытаются слить свои
изолированные восторги в нечто единое, превосходящее "я",-тщетно. По своей
собственной природе каждый воплощенный дух обречен страдать и радоваться в
одиночестве. Ощущения, чувства, прозрения и мечты, - все они крайне личны
и, кроме как посредством символов и через вторые руки, непередаваемы, Мы
можем собирать информацию о переживаниях, но только не сами переживания.
Начиная семьей и кончая нацией, любая группа людей есть сообщество
островных вселенных.
Большинство островных вселенных достаточно похожи Друг на друга, что
допускает выводимое путем умозаключений понимание, даже взаимное душевное
проникновение или "вчувствование". Таким образом, вспоминая о собственных
утратах и унижениях, мы можем соболезновать другим при аналогичных
обстоятельствах, можем ставить себя (конечно же, всегда немного в
"пиквикском смысле") на место других. Но в некоторых случаях общение между
вселенными остается весьма несовершенным или его даже вообще не
существует. Разум есть некое место в пространстве, и места, населяемые
душевнобольными и исключительно одаренными людьми, настолько отличаются от
мест, где живут обыкновенные люди, что почти не существует общей почвы
воспоминаний, служащей основанием для понимания или товарищеского чувства.
Слова произносятся, но не просвещают. Предметы и события, к которым
сносятся символы, принадлежат к взаимно недоступным областям восприятия.
Видеть самих себя такими, какими видят нас другие,-самый благотворный
дар. Едва ли менее важна способность видеть других так, как они видят сами
себя. Но что, если эти "другие" принадлежат к разным видам и населяют в
корне чуждую вселенную? Например, как психически здоровый человек может
узнать, что в действительности значит быть сумасшедшим? Или, будучи не
рожденными визионерами, медиумами или музыкальными гениями, как нам
посетить миры, являющиеся родиной для Блейка, Сведенборга и Иоганна
Себастьяна Баха? И как может человек, находящийся на границах эктоморфии и
церебротонии, поставить себя на место человека, находящегося на границах
эндоморфии и висцеротонии, или, за исключением весьма узких областей,
разделять чувства того, кто стоит на границах мезоморфии и соматотонии?
Для типичного бихевиориста подобные вопросы, как я полагаю, бессмысленны.
Но для тех, кто теоретически верит в то, что на практике, по их мнению,
истинно,- а именно, что у переживания есть не только внешняя, но и
внутренняя сторона,- поставленные проблемы являются реальными проблемами:
все они очень важны для бытия человека, некоторые совершенно неразрешимы,
а некоторые разрешимы только при исключительных обстоятельствах и с
помощью методов, доступных далеко не каждому. Таким образом, кажется
вполне определенным, что я никогда не узнаю, что значит быть сэром Джоном
Фальстафом или Джо Луисом, С другой стороны, мне всегда казалось возможным
то, что с помощью гипноза или самогипноза, посредством систематического
медитирования, или принимая соответствующий наркотик, я смогу настолько
изменить обыденную форму сознания, что стану способен узнать изнутри, о
чем говорят визионеры, медиумы и даже мистики.
Прочитанное мной о мескалинных переживаниях наперед убедило меня в
том, что этот наркотик впустит меня, по крайней мере, на несколько часов,
в своего рода внутренний мир, описанный Блейком и А. Е, Но ожидаемого не
произошло. Я представлял, что буду лежать с закрытыми глазами,
рассматривая видения с многоцветной объемной геометрией, с вдохновенной
архитектурой, и сказочно прекрасной, изобилующей драгоценными каменьями, с
пейзажами, заполненными героическими личностями, с символическими драмами,
все время балансирующими на грани предельного откровения. Однако произошло
то, что я не принял во внимание идиосинкразии склада своего ума, своего
темперамента, образования и привычек.
Я обладаю и, насколько помню, всегда обладал скудным мысленным
видением. Слова, даже многозначительные слова поэтов, не вызывали у меня в
голове никаких картин. Никакие гипнагогические видения не посещали меня на
пороге сна. Когда я что-то воскрешаю в памяти, воспоминания не
представляются мне в форме отчетливо зримых событий или предметов. Но
усилием воли я могу вызвать не очень отчетливый образ случившегося вчера
днем; того, как выглядело Лунгарно до разрушения мостов; Бейсвотерской
дороги, когда единственные омнибусы были зелеными и крошечными, а тащили
их старые клячи со скоростью три с половиной мили в час. Но в подобных
образах мало реального, и у них абсолютно нет собственной автономной
жизни. Они имеют к реальным, воспринимаемым предметам такое же отношение,
какое имели к людям из плоти и крови призраки Гомера, посещавшие их в
стране теней, Только если у меня высокая температура, мои мысленные образы
живут независимой жизнью, Тем, у кого сильна способность к мысленному
видению, мой внутренний мир должен показаться на удивление серым,
ограниченным и малоинтересным. Это был мир - скудный, но мой,- который я
ожидал увидеть преображенным в нечто, совершенно на себя непохожее.
Перемена, на самом деле имевшая место в этом мире, ни в коем смысле
не являлась революционной. Через полчаса после приема наркотика мне стало
известно о медленной пляске золотистых огоньков. Чуть позднее появились
великолепные красные поверхности, расширяющиеся и разрастающиеся из точек
сосредоточения энергии, вибрировавшей непрерывно меняющейся сложной
жизнью. В другой раз, после того, как я закрыл глаза, мне открылся
комплекс серых структур, внутри которых непрерывно возникали
бледно-голубые сферы, ощущаемые как очень твердые, а возникнув, они
бесшумно скользили вверх и терялись из виду. Но ни разу не было лиц и тел
людей или животных. Я не видел ни пейзажей, ни громадных пространств, ни
волшебного роста и метаморфоз зданий,- ничего, хоть отдаленно
напоминающего драму или притчу. Иной мир, в который меня впустил мескалин,
не являлся миром видений: он существовал вне меня, в том, что я мог видеть
с открытыми глазами. Великая перемена произошла в области объективных
фактов. Произошедшее с моей субъективной вселенной было относительно
неважным.
Я принял микстуру в одиннадцать. Через полтора часа я сидел у себя в
кабинете, пристально глядя на небольшую стеклянную вазу. В вазе стояло
всего три цветка-лолностью распустившаяся роза "Португальская красавица",
розовая, как раковина, с едва заметным более горячим, пламенным оттенком у
основания каждого лепестка; красно-кремовая гвоздика и, бледно-фиолетовый
...
Продолжение на следующей странцие...
