ни и поклонился им. Мы расстались. Последующие встречи были обеспечены, так как меня интере-совали возможности мастеров Востока, а моих собеседников увлекли знакомые и присущие их культуре темы.
Меня радовало то, что я нашел все-таки людей, культура которых имела то же направление. Они понимали, следовательно я способен сделать второй шаг. Мало кто осознает, что можно иметь "семь пядей во лбу", обладать феноменами и не найти общего языка с другими. Поэтому от особенных людей требовали чуда. Чудо это должно быть зримым. Удивительно! Не нюхаемым, не слышемым, не обоняемым, не вкушаемым, не осязаемым, а зримым... Да, догмат зрения велик. Ну, а что, если чудо будет за пределами этих органов восприятия. Тогда нет контакта. Тогда и говорить не о чем. Отсюда понятны мои переживания по поводу энергоинформационного видения. Это "зрение" иной природы. Его нельзя видеть, слышать, щупать, ню-хать. Люди будут срываться в этом месте. "Покажи чудо!" - будут говорить они и удивятся, если их в ответ попросить сделать зримым то, то они слышат. Зрением нельзя слышать, а слухом - видеть. Но тупая дикта-тура зрения заключается в том, что новое непременно должно быть видимым.
Впрочем долгое время я радовался тому, что никто не видит и не слышит мои возможности. Однако теперь я радовался тому, что есть те, которые их воспринимают. Им знакома технология. Им знакома культура биоэнергетической сферы.
Сгрудившиеся на слиянии двух речек тополя уже отливали вечерним оттенком. Эти гиганты питали окру-жающий воздух тонким ароматом листвы. Они, как братья-богатыри слились в едином движении, опреде-ление которому - жизнь. Андо, наверное, часто медитировал на них, так как вот эти два крайних носили да-лекую-далекую тоску. А вот эти три тополя, стоящие ближе к околышку слияния речек, несли в себе привкус кукурузы, галечно-песчанистой земли.
- "Наверное, чеченцы живут в тех домах за огородом", - посмотрел я в сторону спрятавшихся домиков, - "Даже деревья Талгара принадлежат чужим и далеким уголкам Земли".
- Я тебя уже целый час разыскиваю, - спешно подошел Абдыбай и торопливо сел на камень возле говорли-вой воды. Пришедший с ним молодой чеченец остался стоять.
- Нужна помощь. Невесту надо украсть, - продолжал разгоряченный друг.
- Когда? - спросил я, разглядывая покрасневшего жениха.
- Сегодня ночью.
- Любовь - занятие возвышенное, - сказал я, - Но ночью будет дождь.
Абдыбай глянул удивленно на чистое небо и сказал:
- Не удивительно, если ты его сам вызовешь... Чеченцы тебя уважают за бесстрашие... И с каких это пор ты стал о каком-то дожде говорить, когда речь идет о любви!?
- Не суетись. Ты же знаешь, что я согласен.
Адыбай энергично поднялся.
- Брать невесту будешь ты. Она тебя знает. А то приведешь какую-нибудь старуху.
- Вы что опозорить меня решили? Что значит "приведешь"? А где кони?!
- На машине будем воровать, - гордо сказал юноша.
- На "Победе".
- Жаль, - буркнул я и поднялся от смеющейся воды, уже потемневшей в вечерних сумерках.
- Мы можем тебе достать коней, если ты так любишь показуху, - хихикнул Абдыбай.
- Не в "показухе" кража невесты, а в обычае. И потом, что это за аргумент: "чеченцы тебя уважают"?
- А в том, что если братья и отец догонят, то убивать в первую очередь будут тебя.
- Это меня успокаивает, - пошел я по откосу, образующему склон реки.
Тут же, на обочине дороги, стояла "Победа".
- Ваха, - протянул мне руку шофер, - Абдыбай наш друг.
Мы сели в машину и вскоре выехали на темные ухабистые улочки Авата. Машина ехала с выключенными фарами, что достаточно меня смешило. Еще светила яркая луна над утопающими в дрему горами, но тучи быстро надвигались с запада.
- Подождем, - сказал Ваха. - Время еще не подошло.
Мало кто из молодых чеченцев курил и пил. Они уважали старинные обычаи. Свиное сало тоже считалось греховным. Но Коран читал не всякий. Эта священная книга была редкостью для них. Да и найти ее можно было у муллы только на арабском языке. Чеченцев и ингушей я душевно уважал. В их обычаях говорил го-лос гор.
- Пора, - сказал Абдыбай. - Дойдешь до конца улицы. Затем свернешь направо. там она тебя найдет.
- Точнее ориентира не придумаешь, - пробормотал я, но успокоился, когда юноша вышел из машины вме-сте со мной.
Мы дошли до конца улицы, когда к нам кинулась темная фигурка с узлом в руке. Все так просто. Любовь нетерпелива в оправе инь.
- Могли и без меня обойтись, - пошутил я возле машины, как тут же над головой грохнул встрел.
- Бежим, - крикнул горец и дернул подругу в машину за руку.
- Дайола, - крикнул я и, с шумом за десятерых, кинулся в кукурузу.
Машина завизжала стартером, чихнула пару раз и заглохла. Я присел и на фоне еще чистого неба увидел фигуру с ружьем.
- "Готовились, - подумал я и сорвал огромный кукурузный початок. Сколько их? Как расставили свои силы?
Трое. Одновременно я "пощупал" их состояние. Не обозленные. Сильно кинув початок в кусты для отвлече-ния, я тенью возник рядом с рослым парнем.
- Своих не перестреляйте, - сказал я ему на русском языке. Несмотря на неожиданность моего появления, он даже не вздрогнул.
- Это брат Эдика. Я узнал его, - раздался детский голос.
- "Четвертый. Как это я его не обнаружил", - посмотрел я на еле заметную фигурку.
- Эдика мы уважаем, - с акцентом сказал парень. - Поэтому даем пять минут. Через пять минут придет отец и мы будет вас резать.
Машина визжала. Я подошел к ней и рванул с такой силой, что она игриво подпрыгнула и закудахтала.
- Вперед, - сказал я втискиваясь на заднее сидение. Абдыбай сидел на переднем сидении сильно пригнув-шись.
- А ты чего прячешься? - пошутил я, как вновь грохнул выстрел прямо по машине, переваливающейся на кочках с боку на бок.
Шофер прижался к рулю и мы, немыслимо для такой дороги, помчались с выключенными фарами. Из-за холма выскочила фигура всадника. Он красиво осадил лошадь. Опустил ружье и одной рукой выстрелил по машине. Смех разбирал меня, но этот серьезный спектакль мне нравился. "Артисты" в машине сжались в комочки. Трещины от дроби расползлись по стеклу.
- На конях было бы лучше, - сказал я, - Будем надеяться, что у него нет гранаты.
Лошадь мчалась рядом. Всадник стал перезаряжать ружье.
- Тормози! - крикнул я Вахе. - Мы так не договаривались. Всадник тоже остановил коня, но я был уже рядом с ним. Ударом по прикладу я выбил ружье и спокойно вернулся к машине. Впереди шоссе ведущее в Тал-гар. Все молчали и я углубился в размышления.
- "Отсутствие зрения можно компенсировать развитым до меридианного восприятия телом. Однако, либо я не понимаю У-СИН и ЙОГУ, либо мудрейшие не сочли нужным объяснить, что мышцы и сухожилия - это не меридианы, что живот и солнечное сплетение есть у всех, но чакры Сватхистхану и Манипуру предстоит развивать. Это придется растолковывать тем, кто решил стать на путь второго рождения. Всему есть мера. Мера, граница, предел... Но почему так силен догмат органа зрения?" - перед глазами возникали асаны йо-ги и движения в боевых искусствах. Мне было понятно, что здесь тело является условием, но это не указы-валось в описаниях.
- "До меры все развиваются естественным ходом. Без Сознания... Дальше только Сознанию дано прорас-тать в теле, как корни цветка прорастают в глиняном горшке. Содержание Сознания может укоротить жизнь или удлинить ее. Сознание западного характера сокращает жизненное пространство, но делает его струк-турным".
Машина затормозила, и мы попрощались. Капал крупный, редкий дождь. Я посмотрел в сторону пустой ко-нуры - Джульбарса застрелил чеченец. Джульбарс нарушил закон сосуществования и укусил на нейтраль-ной территории горящего гневом горца. Джульбарс не привык к вспышкам ярости. Я не наказал горца, хотя и тосковал по другу. По-своему горец был прав.
Воскресное утро было чистым и светлым. Так бывает в Талгаре, когда ночью пройдет волевой дождь. Я счел приличным прийти к японцам утром. Побродив по чистым, умытым горам, я спустился к бараку, в ко-тором жили японцы. Андо сидел на крыльце, подставив теплому солнышку лицо. Увидев меня, он сказал несколько слов и на крыльцо вышел Оцуки. Я поклонился им и сел на бревно.
- Мы долго не спали, - сказал Оцуки. - Ты интересно говоришь, но между словами и владением огромная разница. Зачем слова?
- Человек считает, что словами можно передать действие, последовательность, ситуацию. Остальное все за слушающим. Слушающему предстоит личный опыт, личное переживание. Но слова имеют меру... У меня вполне осмысленная задача: как расставить существующие слова и символы так, чтобы одно и то же, кото-рое ведет сейчас к болезням, повело бы к развитию людей.
- Ошеломляюще, - сказал Оцуки. - Ты хочешь словами изменить жизнь?!
- Культура японцев складывалась долго и превратилась в Язык. Вы разговариваете теперь одеждой, мими-кой, ритуалами. Эта культура содержит в себе Дзен и для вас Дзен не в словах. У меня же задача как у скульптора: я должен трансформировать Дзен с Востока на материал Запада. Моим инструментом являют-ся звуковые символы, то есть слова. Если вы посмотрите... послушаете и скажите: "похоже", то я транс-формацию некоторым образом совершил.
- Забавный ты малый, - покачал головой Оцуки. - Нельзя многоковековую традицию вылепить из слов.
- Я это делаю не на пустом месте, а на многовековой традиции Запада и осуществляю это на нейтральной почве Казахстана.
- Ну, что же, вчера ты начал неплохо. Лепи дальше.
Оцуки и Андо живо рассмеялись.
- Если вам было понятно, что внутренний Космос ждет, когда мозаика и сумма "ударов" внешнего Космоса достигнет меры, то будет понятно предопределенное изменение, а точнее предстоящее изменение внут-реннего. Внутренее - в усталости, в покаянии, в чихании, в кашлянии, в стоне - запустит свой механизм. Для четкого исполнения рисунка нужно сильное размягчение предшествующего содержимого этого мира...
- А то, что не размягчится? - спросил Андо.
Так подробно я говорил для Андо. Болезнь является результатом несоответствия двух Космосов. Если бы внешний мир мог подстраиваться под свершившееся внутреннее изменение, то не было бы болей, страда-ний, усилий. Впрочем многие стремятся инстиктивно к этому. Многим нравятся сказки о волшебной щуке, о лампе Аладдина, о золотой рыбке, когда можно оставаться дураком, а точнее "таким, как ты есть". Все же окружающее будет плясать под тебя...
Одновременно я говорил для Оцуки. Методики тренировок, системы развитий, культуры народа имеют свои отпечатки внутри. Я говорил не от теорий. Внутренний Космос я "видел" так же хорошо, как и внешний. Мно-го путаницы вносят люди в свои дела и помыслы только из-за того, что не обладают такой способностью.
- Не размягчение выливается в форму, в сохранение. Может показаться, что сохранять - это здорово. На деле, наступает галлюцинация. Человек воспринимает то, чего нет. Так наступает внутри человека война...
- Разве является плохим сохранение формы? - удивился Оцуки.
- Одной из своих дхарм Человек стремится к этому и живет этой частью. Но я не случайно сказал о галлю-цинации. Приведу пример. Наступает гроза, но мне нужно сохранить ян. Начнутся ломоты, неприятные ощущения. Так страдают старые, то есть окостеневающие организмы. Война идет не во вне, а внутри. Часть организма служит одному, а другая требует изменения. Все должно изменятся согласованно, но... сохраняя форму. Понятие формы, как видите, выглядит иначе. Это - Единство изменяющихся.
Я посмотрел на них внимательно и еще раз повторил:
- Это - Единство изменяющихся частей. Поэтому, сохранением себя не спасешь. Лишь только изменится одно, как тут же должно измениться другое, третье, четвертое. Здоровый организм - это непрерывно "пла-ваяющая" система. Представьте себе надутую воздухом игрушку, форма которой меняется при нажиме на нее.
- Но мы же сохраняем форму? - ждал ответа Андо.
- Нет. Ребенок Андо и взрослый Андо - это разные формы. Но не будем отвлекаться. Итак. Не выключенная часть ян сохраняет часть системы. Ян торжествует Утром. Эта фаза переводит Человека в его внешнее те-ло. Теперь, в течение Дня, он будет заниматься размягчением внешнего.
Здесь был ответственный момент диалога. Понятие ...
Продолжение на следующей странцие...
